Соня и ведьма (СИ) - Тараторина Даха. Страница 26

— Господи, какой бред! — разрушил фантазию Кир. А в ней он крайне эффектно смотрелся с косой и в плаще на чуть более накачанном, чем собственное, теле. — Но я действительно убийца. И ведьму, которая заняла твоё тело, убил я.

— Но она же… — я едва не проговорилась. После случившегося Киру не стоит знать, что ведьма проявляет себя не только магией, но ещё и вполне способна вести светские беседы.

Но как же костёр?

«Думаешь, убить ведьму так просто, малышка? Они действительно сожгли меня. Потому что у колдуна не хватило духу прикончить меня первым. Но зато он не отказался вырвать душу из умирающего тела и заточить в артефакте».

— Вы заточили её в камне…

Судя по виду шефа, он с трудом сдержался, чтобы не дать мне подзатыльник.

— Который ты благополучно уничтожила.

Огромный мягкий плед показался коконом, так что спрятаться в него целиком не составила труда.

— Ну я же не нарочно! Вы там жертвоприношение какое-то устраивали! Хотя теперь, познакомившись с Линой поближе, я не могу вас осуждать.

Смех Кирилла звучал дико, как будто он забыл, как вообще это делается. Но это был именно смех. Тем не менее, оборвался он почти мгновенно.

— Видишь ли, эта таможня чуть более сложная система, чем тебе показали. Мы не организуем экскурсии в другие миры, это лишь способ заработка, чтобы выжить в новом мире. Мы — тюрьма. Так уж вышло, что магический фон Земли самый слабый. Наша магия тоже ослабела, но и тот, кто считался могущественным колдуном… или ведьмой у меня дома, здесь едва потянет на удачливого фокусника. Поэтому души тех, кто нарушил закон, хранятся здесь, заточенные в артефакты. В камни, один из которых занимала Нели, — я слышала, как он ходит по комнате позади дивана, как шуршит чем-то и выдвигает ящики. Очень не хотелось обернуться и обнаружить, что мне в спину уже смотрит какой-нибудь магический аналог дробовика. — Но ловушка оказалась слабовата. Артефакт с каждым днём всё сильнее разрушался, и у нас осталась лишь одна возможность — сменить тюрьму на новую, куда более крепкую. На человеческое тело.

Мой открывшийся в изумлении рот заткнул бутер с сыром, а в руки ткнулась заново наполненная чашка.

— Шпасибо, — покорно откусила я. Слишком близко сходиться с начальством опасно, но разве бутерброд испортит отношения людей, один из которых только что пытался задушить другого? И протянутая следом булочка с корицей тоже не испортит.

— Ты из-за меня осталась без ужина и наверняка жутко голодна, — я не стала отнекиваться, а Кир воспринял одобрительное чавкание как готовность слушать дальше. — Этой новой тюрьмой вызвалась стать Лина.

— А стала я?

Он прыснул, расплескав часть чая из второй кружки.

— Соня, ты, конечно, умна и очаровательна. Но чтобы сдержать ведьму, этого недостаточно. Нужна стальная воля. Лина готовилась месяцами и вот в последний момент… случилась ты, — он пригубил чай, рассматривая меня поверх кружки всё тем же ледяным испытующим взглядом: — Ты уверена, что появилась случайно?

«Ни капельки!» — промелькнула мысль.

«Вообще нет», — подтвердила ведьма.

— Совершенно уверена! — соврали мы хором вслух.

Как заботливая бабушка, он подал второй бутерброд, стоило первому исчезнуть в животе.

— Случайно или нет, но ты оказалась не готова. Ведьма мгновенно устроилась в новом теле, пустила корни. То, что она… прости, что ты можешь использовать её силу, — наглядная демонстрация. И именно поэтому я не могу вырвать её из твоего тела, как когда-то вырвал из её собственного. Одно дело — вытащить занозу, совсем другое — ампутировать почку. Я вполне могу сделать и то и другое, но во втором случае никто не гарантирует, что ты выживешь. Нели должна была решить, что всё получилось, что она в безопасности. Должна была выглянуть из укрытия. Сегодня утром, когда ты так ловко расправилась с заключённым четыре-ноль-шесть… Да, Семён всё рассказал. Не злись на него, прошу. Он считал, что хвалит тебя. В общем, я решил, что произошло именно это. Что ведьма освоилась и расслабилась.

«Расслабишься с вами», — пробурчала Нели.

— Но ты ошибся.

— Да? — не то спросил, не то ответил Кир. В неловкой тишине он дождался, пока моя чашка опустеет, а наспех нарепанные бутерброды закончатся. И булочку с корицей тоже безропотно отдал, хотя я и попыталась отказаться (сам шеф обошёлся пустым чаем, вот и разгадка болезненного вида). — Так что считай это очень длинным и пространным извинением. Не думаю, что кто-то баловал тебя честностью в сложившихся обстоятельствах. Я не хотел обидеть или напугать тебя. Я надеялся, что говорю с ведьмой.

Разговор явно подходил к концу. Я аккуратно сложила и вернула одеяло, направилась к выходу, втайне опасаясь, что шеф посадит меня под рабоче-домашний арест, но он молчал до тех пор, пока я, уже схватившись за ручку двери, не решилась сама задать вопрос:

— Ты сказал мне правду, да?

— Целиком и полностью, — он, не моргая, смотрел в затухающий огонь.

— Тогда почему ты так ненавидишь её? Нели. Ты не просто ловил преступницу. Тут что-то другое.

Он не ответил сразу. Осмотрел полупустой чайник, выплеснул остатки воды на алеющие угли и ждал, пока они перестанут шипеть, опершись предплечьем на каминную полку и прижавшись к нему лбом. Я никуда не уходила, хоть он и очевидно надеялся.

Кирилл долго-долго пристально смотрел на меня. Решительную, упрямую, в дурацких круглых, съехавших набок очках. Выдохнул, как перед прыжком в воду, накинул вечно валяющееся на диване пальто вкусного коричного цвета и присоединился ко мне, первым повернув ручку.

— Потому что она убила мою жену.

Мы шли вдоль дороги очень долго, игнорируя автобусные остановки, стоянки и приветливо мигающих фарами таксистов. Шли плечом к плечу, не ускоряясь и не останавливаясь, разглядывая он — старенькие кеды, я — остроносые ботиночки, подаренные Дэном и оказавшиеся слишком удобными для того, чтобы пренебрегать их наличием.

Туман затекал в ноздри, путался в ногах, как голодный пёс, клоками свисал с крыш ларьков шаурмячных. Запах корицы, едва уловимый в доме, усилился, стоило Киру выглянуть на волю. Он не поднимал головы и не видел, как рассеивается в тяжёлом сыром воздухе свет фонарей, но мелкие капли, стекающие с неровных, лохматых прядей всё равно отражали их лучи.

— У тебя что-то с запястьем? — наконец, спросил колдун, словно мы по-дружески прогуливались поздним вечером. — Ты который день его бережёшь.

— Да, — я спрятала руку в карман. — Растяжение. Кажется.

В ушах отчётливо прозвучал треск сустава: не то моего, не то того излишне общительного амбала в баре.

— Дай.

Не дожидаясь согласия, он сам задрал рукав огромной дутой куртки. Почему-то вдруг стало стыдно. За дырку на манжете пуховика, за его несуразность и смешной детский фасон, за отсутствие изящных кружевных перчаток, как у Евдокии Абрамовны, за обгрызенные ногти. Но Кирилл, кажется, этого не замечал. То ли я успела донельзя замёрзнуть без перчаток, то ли его ледяная кожа вовсе не так уж холодна. Но это прикосновение почему-то стало тёплым. Кир деловито погладил кисть, нашёл надорванную мышцу, осторожно прощупал.

— Ты что делаешь? — горло перехватило не меньше, чем когда этот же мужчина пытался меня придушить. Буквально.

— Стой здесь.

В маленьком городе есть лишь два необходимых круглосуточных заведения: аптека и пивнушка. Благо, спутник скрылся в первом. Совсем ненадолго, на пару минут, в течение которых мне почему-то и в голову не пришло ускориться, чтобы успеть на троллейбус, величаво покачивающийся чуть впереди. На запястье лёг эластичный бинт.

— Растяжение, — пояснил шеф. — И не мешало бы начать его лечить пару дней назад.

— Ты что делаешь? — повторила я. Да мне никто не поверит! Холодный, хмурый, молчаливый босс о ком-то… заботится?

Холодный и хмурый справедливо рассудил, что вопрос не о перематывании травмированной конечности.

— Провожаю тебя домой. Из-за моей вспышки ты просидела на работе допоздна, а я не могу отправить девушку ночью в одиночестве, — в этот раз он совершенно точно улыбнулся. Шаловливо, неуклюже и искренне: — Даже если она способна раскидать обидчиков одной левой. Раз уж правая не функционирует.