Роза севера (СИ) - Кривенко Евгений Владимирович. Страница 80

Он так и сидел, стискивая ее холодеющую руку, а полусвет в окне сменился на холодный свет утра.

В дверь постучали, и просунулась голова Кэти.

— Папа, доктор Мартинс приехал, — шепотом сказала она. А потом закричала: — Что с мамой?!

— Мама умерла, — чужим голосом сказал Варламов. — Позови Ивэна…

Доктор Мартинс быстро выпроводил плачущих Кэти и Ивэна. Надел маску и перчатки, потрогал тело Джанет. Потом отошел и приподнял маску.

— Милосердная смерть, — сказал он Варламову. — Бывает куда страшнее.

— Да что с ней?! — крикнул тот.

— Разве вы не знаете? — удивился доктор. — По американским законам вы могли ознакомиться с ее медицинской картой еще до брака. Черная немочь, но поразительно длинный инкубационный период, более двадцати лет! Уникальный случай. Она наблюдалась у меня, но вылечить эту болезнь невозможно. Одно утешение, при длительном инкубационном периоде терминальная стадия протекает быстро.

— Черная немочь… — прошептал Варламов. — А я и не знал.

— В данном случае это было во благо, сэр — твердо сказал врач. — Она прожила невероятно долгую при такой болезни жизнь, а вы не мучились от страха. Но вам и детям надо наблюдаться, хотя случаи контактного заражения довольно редки. И еще… В этих случаях сохраняется особый порядок похорон, хотя теперь уже ясно, что в таких мерах нет особой надобности…

Особый порядок состоял в том, что подъехала команда людей в защитных комбинезонах и масках. Варламову и детям дали взглянуть на Джанет, лицо которой стало пепельно-серым, потом детей вывели, а Варламова оттеснили в угол. Две женщины раздели Джанет, кинув ее рубашку и постельное белье в пластиковый пакет, обработали тело каким-то раствором и одели в платье, которое трясущимися руками выбрал Варламов. В спальню внесли гроб — похоже, стальной, и, уложив туда Джанет, сразу заварили крышку. Гроб вынесли из спальни, за ним должны были приехать из специального похоронного дома. Матрас, подушки и повседневная одежда Джанет подлежали сожжению, спальню промыли дезраствором. Варламов растерянно стоял у гроба, к счастью вскоре подъехала Инес. Стало ясно, почему Джанет хотела жить ближе к ней — боялась, что конец наступит в любой момент. Бедная его жена!

Вскоре гроб увезли, оставив карточку похоронного дома, чтобы договориться о прощальной процедуре и похоронах. Те должны были состояться не позднее завтрашнего дня. Подъехал юрист Джанет, которого оповестил доктор Мартинс. Возникло тошнотворное ощущение, что попал на хорошо смазанный конвейер, который уносит его прочь от привычной реальности. Оказалось, что Джанет давно приобрела двойной участок на кладбище, а страховка должна была покрыть все расходы. Она позаботилась обо всем еще до того, как благосостояние Варламовых стало стремительно улучшаться. Варламов не удержался от слез — этим она надеялась избавить семью от непредвиденных расходов.

Следом подъехал пастор, сказав, что Джанет давно попросила, чтобы он выступил на прощальной церемонии. Хотя в Торонто они стали реже ходить в церковь, Джанет старалась участвовать в делах общины, и Варламов с благодарностью согласился. Позвонили из «Trans-Zone», предложив помочь с рассылкой приглашений. От него требовались фотографии ярких событий из жизни Джанет… Вся эта суета несколько отвлекала от горя.

Вечером снова приехала Инес с мужем, и все пятеро молча сидели в гостиной, где стул Джанет оставался пустым. Вспомнились вечера у Грегори, когда они вот так же сидели в полутемной гостиной, слушая музыку.

Он ожидал бессонной ночи, но заснул почти сразу и не видел снов, только смутно ощущал чье-то сторожкое присутствие рядом. А потом настал день прощания.

Зал в похоронном доме был красиво убран, стальной гроб Джанет утопал в желтых розах (секретарши из «Trans-Zone» дознались у Варламова, какие ее любимые цветы) и играла спокойная музыка — не было того надрывного громыхания оркестра, который Варламов запомнил с похорон матери. На большом дисплее сменялись фотографии Джанет — во время семейных событий, на отдыхе, на приемах. Несмотря на экстренность приглашений, все стулья были заняты: представители «Trans-Zone» и «Northern Mining», журналисты из газеты Джанет, просто хорошие знакомые. Выступления сотрудников газеты слегка удивила Варламова: те рассказывали забавные истории о работе Джанет в их коллективе, иногда шутили. Жаль, что он недостаточно знал о профессиональной жизни Джанет. А еще в голову пришло, что для канадцев прощание — скорее торжество в память ушедшего и восхищение тем, что он или она сделали в жизни.

Полагалось выступить и Варламову, но он смог пробормотать только несколько слов благодарности собравшимся.

Пассажирские фургончики повезли желающих на кладбище. Варламов настоял, что поедет с гробом в катафалке, и держал ладонь на холодном металле. Не ощутить ему больше живой теплоты Джанет!

Кладбище оказалось на зеленом пологом склоне. Пастор прочел молитву и выступил с прощальным словом. Он приводил цитаты из Нового завета, и вспомнилось, как Джанет иногда читала детям отрывки из Библии. «Чтобы не забыли, что есть и другая реальность, — с улыбкой говорила она, — кроме виртуальной». Пастор говорил, что Джанет теперь в месте, где больше нет боли и страданий. Что она участвовала в состязании и победила. Что отныне будет ходить по улицам из чистейшего золота…

Затем гроб плавно опустили с помощью какого-то механизма, и тут впервые покоробило: для прощальной горсти земли был заготовлен чистый сухой песок. Вместо него Варламов набрал земли и кинул на крышку гроба. Пенси-Мэр, где покоилась мать Джанет, осталась далеко, и вместо земли Североамериканских Территорий его жене досталась ставшая родной земля Канады.

Маленький экскаватор аккуратно засыпал яму, оставив ровный прямоугольник, о надгробии предстояло договориться в похоронном доме. На этом все кончилось. Варламов был не в силах поехать на поминальную трапезу в церкви, и лишь передал пастору деньги.

К вечеру он чувствовал полную опустошенность и видел, что Кэти с Ивэном тоже пугает опустевший дом. Варламов попросил Инесс забрать их, и один сидел в гостиной. Завтра придется ехать на работу, через несколько дней пуск первого поезда от Эдмонтона до Фэрбанкса. Ах да…

Он пошел на кухню и достал бутылку «Белой лошади», которую хотел открыть на станции Уайтхорс [26], на полпути к Фэрбанксу. Налил рюмку и выпил, хоть напьется с горя… Стал наливать вторую, и тут со стороны входной двери раздался звонок. Странно, уже поздно, однако пошел открывать. Но на крыльце никого не было, только дождь шелестел по траве. Варламов постоял (такой же дождь шел на похоронах Сирина) и вернулся на кухню.

За столом сидела Эмили — ничуть не изменилась, те же желтые косички — и уминала мороженое из запасов Кэти.

— А, мистер Варламов, — сказала она. — Себе вы выбрали вкусное мороженое.

Она покосилась на него и, взяв бутылку виски за горлышко, отнесла к мусорному бачку. Потом, стуча ботинками, вернулась к мороженому.

— Все-то вас надо учить, мистер Варламов. Бывает время пить виски, и бывает время уже ничего не пить.

Потрясенный, Варламов сел к столу: — А ты не изменилась, Эмили.

— Некогда мне меняться. То туда посылают, то сюда. Вы деньги за снегоход вернули? Целая морока была его туда затащить.

— Спасибо, Эмили, — сказал Варламов. — Я только потом понял, что это была ты. А деньги вернул. Отыскал прежнего хозяина по номеру на снегоходе и перевел деньги, на новый хватит.

— Вот лицо у него было! — прыснула Эмили. — Снегохода нет, но и никаких следов на снегу тоже нет.

Стало чуть легче на душе. Вспомнилось, как он и Джанет встретили Эмили на заснеженном шоссе. А та прикончила мороженое и внимательно поглядела через стол.

— Вообще-то я пришла не за мороженым, мистер Варламов. Требуется освежить вашу память, пока не утопили ее в виски. Помните слова этой дикой рогны, Ренаты?.. Жаль ее, она исключительно одарена.