Лесная невеста (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 31

— Для новорожденных — девяносто, — ответил Виланд. Машинально взял салфетку, принялся разрывать ее на тонкие полоски. Готтлиб недовольно поморщился, но ничего не сказал.

— Совершенно верно, — кивнул он. — Вы были уникальным новорожденным, Арн. О вас сразу же доложили в инквизицию, и им это, сами понимаете, не понравилось. Эрна буквально сбежала с вами из больницы и пришла ко мне.

Я почти увидела мать Арна. Осунувшаяся молодая женщина, которая едва держалась на ногах, прижимала к себе сверток с младенцем. До клиники Готтлиба она добиралась на попутках, вздрагивая от любого необычного звука и постоянно оглядываясь в страхе погони. Ребенок молча смотрел на нее — он словно понимал, что плакать нельзя, и не издавал ни звука, хотя ему было очень страшно.

— Да, меня бы ликвидировали, — проронил Виланд. — И мою мать заодно. Таков протокол. Младенцы-ведьмаки крайне непредсказуемы, и…

Он не договорил. Уткнулся лицом в ладони и какое-то время сидел, не произнося ни слова. В столовой сделалось тихо-тихо.

— Как вспомню, каких усилий мне это стоило… — усмехнулся Готтлиб. Он смотрел на Виланда так, как великий мастер мог бы смотреть на свой шедевр. Виланд и был шедевром. Уникумом. — Но через неделю Эрна вышла из клиники со своим ребенком, и в нем не было ни следа кефамина.

Он помолчал и добавил:

— А вот метарол — был. Восемьдесят семь при норме девяносто.

Несколько долгих минут мы сидели молча. Виланд смотрел на скатерть, и его левая рука то сжималась в кулак, то разжималась — так он пытался справиться с волнением. Лицо инквизитора потемнело, на виске запульсировала вена. Он сейчас выглядел так, словно заглянул в ад. В ту тьму, с которой боролся всю жизнь, и которая, как оказалось, была частью его самого.

Я вспоминала приемы первой помощи на тот случай, если Виланда хватит удар.

— Ну будет, будет, — миролюбиво произнес Готтлиб. — Я понимаю, что это потрясает даже такую отважную душу, как ваша. Всю жизнь преследовать ведьм, охотиться на ведьм — и вдруг понять, что изначально вы были ведьмаком.

К моему удивлению, Виланд овладел собой довольно быстро. Когда он заговорил, его голос звучал вполне спокойно.

— Это давние дела, доктор Готтлиб. И они уже не имеют никакого значения. Кем бы я ни был, я всегда буду уничтожать зло.

Готтлиб рассмеялся. Сделал глоток из бокала.

— Отлично сказано, мой дорогой, просто отлично! — одобрил он. — От сына Эрны я не ожидал ничего другого.

Взгляд Виланда был темным и мертвым — лишь он говорил о том, что сейчас творилось у него в душе. Что кипело и горело там — тем пламенем, которое невозможно утолить.

Но он интуитивно выбрал правильное поведение на данный момент. Мы с ним все проработаем потом — а пока надо показать, что выпад Готтлиба не достиг цели.

В конце концов, он мог и врать. Просто ради того, чтобы выбить Виланда из жизни, лишить душевного равновесия и заставить совершать ошибки.

— Потом моя мать работала на вас, — произнес Виланд. — Вы продолжили программу гормональной терапии ведьм. Проект «Имаго» — это ведь он и есть, верно?

Готтлиб откинулся на спинку стула. Я заметила, что охранники напряглись, словно почуяли неладное, или им подали какой-то знак.

— Да, все начиналось как гормональная терапия, — кивнул он. — Когда я понял, какие перспективы это открывает, то засекретил свои исследования. Для этого пришлось официально признать поражение, заявить, что мои эксперименты оказались неудачными… ну и предъявить пару дюжин ведьм с кашей вместо мозга.

Во мне что-то дрогнуло и оборвалось. Я давно успела привыкнуть к тому, что мир к нам жесток, но очередное доказательство этой жестокости заставило меня стиснуть зубы до боли в челюстях.

— Что же было потом? — поинтересовался Виланд. Я видела, что он успокоился — что ж, хорошо. Судьба каких-то там ведьм, которых убили просто ради того, чтобы Готтлиб прикрыл свои делишки, его не волновала и не пугала.

— Потом я продолжил работу, — ответил Готтлиб. — Привлек ряд заинтересованных людей, которые обеспечили развитие проекта, так что могу без ложной скромности сказать, что «Имаго» сейчас работает на полную мощность.

— Ульрих Ванд — система безопасности, — негромко добавила я. — Скажем так, крышует вас со стороны инквизиции.

Готтлиб посмотрел на меня вроде бы добродушно — но от этого взгляда мне захотелось сесть на корточки и закрыть голову руками. Во мне все затряслось, как будто душа превратилась в кисель.

— Верно в какой-то степени. Но его участие в «Имаго» намного глубже и важнее, — ответил Готтлиб так, что было ясно: он меня окончательно оценил и решил держаться не снисходительно, а на равных.

— Поставляет вам талантливых ведьм, — продолжала я. Это было вполне в духе Ульриха. Возможно, поэтому он и велел нам с Виландом сидеть в Абенхайме. Не хотел, чтобы я в итоге добралась до Готтлиба — потому что если бы хотел, я давно была бы в «Имаго».

Готтлиб прикрыл глаза.

— Как приятно работать с такой разумной женщиной, — заметил он. — Да, в том числе и это. У господина Ванда есть доступ ко всем базам данных по ведьмам. И он их использует в нужных целях.

Нужные цели, надо же.

— Нужные цели для кого? — не отставала я. — Что в итоге? Чего вы добиваетесь?

На тонких губах Готтлиба появилась мечтательная улыбка. Почему-то она сделала его лицо пугающим. Так мог улыбаться тот, кто давно мертв, но до сих пор не понял этого.

— Это, конечно, прозвучит излишне пафосно, но я иду к прекрасному миру для всех, — ответил он. — К миру без ведьм и инквизиции. Или к миру, в котором все будут ведьмами, и тогда ваши способности, дорогая Инга, уже никого не напугают. Постепенно «Имаго» придет именно к этому. Уже сейчас мы можем очень многое.

Лицо Виланда дрогнуло, и впервые я испугалась за него по-настоящему. Казалось, еще мгновение — и случится взрыв, такой, который оставит на месте дома Готтлиба лишь выжженную воронку.

— Да, — кивнул Виланд. — Вы уже можете превращать людей в ведьм. Как Киру.

Готтлиб рассмеялся. Махнул рукой.

— Ваша сестра — это еще одно направление нашей работы. Кира во многом уникальна, и жаль, что она смогла сбежать.

Губы Виланда шевельнулись, словно он проклинал или молился. Я подумала, что дела сейчас обстоят намного хуже, чем несколько часов назад в гостинице, после нападения Сумеречника.

Нас проверяли и испытывали. Мне казалось, что мы с Виландом стоим на обледеневшем карнизе и вот-вот сорвемся в пропасть.

— Сбежала? — каким-то мертвым, не своим голосом произнес Виланд. — Когда?

— Когда вы нашли ее в Кавендонских лесах, — ответил Готтлиб. — Мы не отпускали Киру, это был побег. Куколки очень неустойчивы, она смогла отвести глаза всей охране…

— Куколки? — переспросил Виланд. — Так вы называете ваши… человеческие заготовки?

Готтлиб от души расхохотался, и это было так мерзко, что меня передернуло.

Я привыкла работать с мерзостью. В людских душах чего только не свалено. Но сейчас Готтлиб казался мне настоящим чудовищем. Беспросветным монстром.

— Не совсем, — ответил он. — Ваша сестра, как и ваша мать — уникумы. Их организмы содержали нечто, что вы назвали заготовками, а мы называем куколками. Коротко говоря, есть три типа людей: ведьмы, инквизиторы и зауряды, обычные люди. Куколки — это те, кто способен к трансформации. Из зауряда — в ведьму. Из ведьмы — в зауряда. Именно такие уникумы и двигают «Имаго» вперед. Они помогли добавить несколько очень важных элементов в принцип терапии ведьм.

Виланд провел ладонями по лицу. Мне казалось, что над его головой парят оранжевые искры. Я чувствовала его напряжение и понимала: хватит. С него на сегодня хватит, или это может кончиться плохо. Очень плохо.

— Доктор Готтлиб, — сказала я. — Давайте отложим остальные подробности на завтра. Я прошу вас как коллега. На сегодня с нас хватит.

Я сдавалась. Я признавала наше с Виландом поражение — но меньше всего мне нужен был свихнувшийся инквизитор во всей этой заварухе. Готтлиб смерил Виланда оценивающим взглядом и понимающе кивнул.