Коварные ступеньки - Людвиг Светлана Дмитриевна. Страница 14

Спрятав листочек с биографией бывшего директора в карман куртки в шкафу, я побежала искать Ваню. В комнате никто не открывал, в учебном корпусе ни из одного окна не пахло зельями…

Зельевик нашёлся на тропинке от учительской до жилого корпуса в окружении тех самых противных девчонок, которых я с утра побрызгала. Комаров вокруг них не летало, из чего я сделала вывод, что нейтрализовать зелье им помогли. И сделал это никто иной, как Ваня.

— Куда это ты? — стопорнула меня незнакомая девица, когда я попыталась просочиться в толпу. — Не видишь, Иван Аркадьевич разговаривает. Справился он с твоей пакостью.

— Руки убери, — тихо-тихо попросила я, но толпа почему-то замолчала и обернулась. Ох уж этот рабочий тон! Зато девчонка послушалась беспрекословно. — Если ты думаешь, что у меня не найдётся в запасе ничего покруче, чем шутовское зелье с почти мгновенно подбираемым нейтрализатором, то ты глубоко ошибаешься. А куда я хожу и зачем, это вообще дело не твоё. Всем всё понятно?

Атмосфера повисла гнетущая. Казалось, один Ваня не напуган, а будто бы утомлён всеми этими разборками. Он выглядел устало, но, когда обратился ко мне, ни злости, ни разочарования я не заметила.

— Лида, ты что-то хотела?

Взгляды встретились. Серьёзные, без тени иронии. Да, я хотела, чтобы вокруг него не бегала эта шпана. Он ещё не мой, а я уже ревную, потому что с его послужным списком он запросто может выбрать другую. Ткнуть в любую из этих. И он что-то хотел от меня, но я не могла понять что.

В итоге я подумала и быстро подошла к нему вплотную. Вот шаг между нами, а вот его уже нет — расстояние крошечное. Я чуть привстала на цыпочки, положила руки мужчине на грудь и прижалась губами к губам.

Со стороны могло показаться, будто у него есть выбор, будто он может меня оттолкнуть — я не держалась за него, просто коснулась. Кажется, секунду так думал и он сам. Но мы оба понимали, что притяжение между нами этого не позволит.

Ваня приоткрыл губы, обнял меня, прошёлся кончиками пальцев вдоль позвоночника. Я прижалась ещё сильнее, отдаваясь ему в поцелуе. Сейчас, на виду у всех, мы не могли позволить себе большего, и так уже переступив все границы. Было жарко, нестерпимо душно, кружилась голова, мутнели мысли.

Я и он. Он и я. Губы к губам, ласкаем ими друг друга, будто говорим на понятном лишь нам языке. Жарко, как от пламени. Руки по ткани точно раздувают этот огонь. Мои ногти уже скользят по его груди, затем прохожусь по коже подушечками пальцев. Как глоток свежего воздуха, когда моя блузка вдруг не заправлена. Ванины ладони касаются моей кожи — точно клеймо ставят. Совершенно неболючее и безумно приятное. Так бы и оставить их там навсегда…

— Иван Аркадьевич! — скрипящий голос как ледяным душем нас обдал — мы отскочили друг от друга, но ровно на шаг. Помешала нам какая-то учительница в возрасте — перед глазами мутилось, и я не видела эту мерзкую бабу. — Вы, конечно, крутите романы, сколько угодно, но не устраивайте стриптиз прилюдно, пожалуйста!

Свежий воздух успокоил. Я бы могла и прилюдно порносцену тут устроить — от стыда не умру. Но если у кого-то недотрах, то не буду травмировать нежную старческую психику. Обалделых лиц гусынь мне вполне хватит.

Чуть поправив кофточку, я гордо заявила:

— Из срочного у меня всё, — и отправилась обратно к себе.

Ночь стояла душная — кто-то явно намудрил с обогревом корпуса, и я битый час не могла уснуть. Окна у нас выходили на мангальную зону, где обычно никого не было — учителя гимназии оказались народом занудным. Поэтому, когда я увидела человека в беседке, удивилась безмерно. А уж когда опознала в нём Ваню…

Мешать я изначально не хотела — всё же надо уважать чужое право на одиночество. Но из окна его выражение лица было не разглядеть, а любопытство просто сгрызло меня за минуту. Наспех одевшись, я выскочила на улицу и обошла здание. Пригляделась.

Темнота сильно мешала. Он снова показался мне безумно уставшим. Я бы подошла ближе, но боялась, что он услышит шаги, поэтому щурилась издалека. Зря старалась — Ваня открыл глаза почти сразу же и посмотрел точно на меня. Как знал, где я стою.

— А тебе почему не спится? — спросил он, безошибочно опознав меня в темноте.

— Душно в комнате, — призналась я и поинтересовалась: — Я такая громкая?

— Нет. От тебя сильно пахнет травами, я всегда знаю, когда ты близко.

Ого! Вот это нюх. Я вот, наоборот, из-за огромного количества дурманных составов, с которыми работала, тонкие ароматы уже не улавливаю.

— Хорошо, что ты пришла, — решил он, сел ровнее, подобрался и кивнул приглашающе на место рядом с собой, — нам стоит поговорить.

Ваня сидел за столом на длинной лавочке. Точно такая же стояла с другой стороны. Но я подумала, скептически оглядела места и устроилась на столешнице. Ноги как раз оказались у парня перед глазами. Он криво, но беззлобно усмехнулся, поднял на меня взгляд.

— Лида, ты понимаешь, что вот так просто целовать учителя не очень хорошо?

Я хитро хмыкнула. Он тоже невольно рассмеялся.

— Ладно, неудачное начало. Давай попробуем по-другому. Если я как-то дал тебе повод…

— Вань, я тебе не нравлюсь, и ты пожалел, что флиртовал со мной напропалую пару дней? Или поцелуй тебе сегодня не понравился?

— Чёрт… — Ваня вскинулся, провёл руками по волосам, зачёсывая их назад. — Ты меня поймала. Тогда попробуем честнее.

— О, неплохой вариант, — съехидничала я.

— Не язви, — попросил он с лёгкой улыбкой. — Тебе всего шестнадцать, у тебя ещё впереди вся жизнь…

Я закатила глаза. И в шестнадцать-то такие разговоры не любила, а уж в двадцать семь…

— Я понимаю твоё возмущение…

Вряд ли. В полной мере его понимаю только я. Ну и, может быть, Нестеренко оценит.

— …но это действительно так. Перед выпуском из школы мир видится несколько иначе, чем он есть на самом деле.

Вот тут спорить не стану. В школе кажется, что взрослая жизнь честная, справедливая, чётко устроенная, а в итоге бардак какой-то.

— Я не знаю, до чего ты тут успел додуматься за половину ночи, но раньше крутить романы с ученицами тебе ничего не мешало, — напомнила я.

— Вот об этом я полночи и думал.

— Решил сменить политику и уйти в монастырь?

Он рассмеялся. Постепенно, пока мы говорили, ему становилось легче. Всё же нельзя оставлять людей в одиночестве. Такую чушь себе успеют напридумывать.

— Нет. Просто через год, даже раньше, ты совершенно точно уедешь в Иркутск.

— Так ты же, вроде, сам у Зеленского хотел работать. По-моему, отличный повод для переезда.

Ваня ещё раз рассмеялся.

— Вот все вы такие. Мы ещё встречаться не начали, а ты меня уже в Иркутск перевезла. А ведь никто ещё не знает, что случится через год.

Он опять про возраст. Я его в следующий раз стукну. Вот как объяснить, что если ты привык думать не задним умом, то это после школы не проходит? Да, ты понимаешь, что планы строить бесполезно — жизнь всё перекроит. Но надо же хоть немного подготовиться и набросать варианты.

— Я к тому, что это плохая отговорка.

— Да, наверное. Но я не о том. Я действительно могу и переехать, здесь меня уже ничего не держит. Но нужен ли я буду тебе через год? Красивой, умной, успешной?

Я выдала нечто непередаваемое, больше похожее на лошадиное фырканье.

— Вот скажи мне, — продолжил он. — Каким ты меня видишь?

Ответ на этот вопрос я точно знала, но такое трудно обличить в слова. К тому же я не оратор и не психолог, а тут очень трудно сказать что-то точно. Все описания кажутся гротескными и топорными, а характер человека всегда располагается будто бы между словами, а не в них.

— Ты очень спокойный и рассудительный. Тебе нравится заниматься зельями и, полагаю, не только ими, но ты совершенно не готов преодолевать препятствия. Если вспомнить пословицу про умного и гору, то ты ни вверх не пойдёшь, ни вокруг не станешь обходить — ты просто перед ней остановишься. Не знаю, будет ли тебя как-то терзать её присутствие, или ты отнесёшься к этому философски. Скорее второе. Больше сейчас не скажу, это самое очевидное.