Во власти бури - Хармон Данелла. Страница 27

Так и не замедлив шага, Колин пересек двор, хлюпая сапогами по размякшей земле. Ариадна не отставала.

— Ладно, доктор, пусть будет золотая середина. Оба переночуем в конюшне.

Он молча вошел в конюшню, прошагал по проходу между стойлами к последнему, где находился Шареб. Там лежало сено, приготовленное на корм лошади, там и расположился Колин Лорд. Он уселся на охапку душистой травы, вытянул ноги, привалился к стене и закрыл глаза, всем видом показывая, что готов отойти ко сну.

— Вы не сможете проспать так всю ночь, — заметила Ариадна, стоя перед ним, уперев руки в бока, — а если проспите, то завтра не сможете распрямиться.

— Но я не умру, миледи, так что спокойной ночи, — буркнул Колин и отвернулся.

Девушка присела на корточки и коснулась его носа.

— Прошу вас, леди Ариадна! Вы начинаете всерьез раздражать меня!

До сих пор ей не приходилось слышать подобного тона от человека, мягкого в обращении. Это был резкий, суровый окрик, совершенно ошеломивший ее. Дразнящая улыбка застыла на губах девушки, и какое-то время она пребывала в нерешительности — то ли обидеться и немедленно покинуть конюшню, то ли нагрубить в ответ. Но нежелание возвращаться на постоялый двор пересилило.

Здесь пахло сеном и лошадьми, здесь было уютно, тепло и почти совсем темно. Все эти приятные мелочи отсутствовали в комнате с кроватью.

Если Ариадна надеялась услышать извинение за резкость, то она обманулась в ожиданиях. Ее отвергали впервые в жизни, и это тоже было больно. Девушка опустилась на сено и тихонько вздохнула. Так они и сидели рядом, плечо к плечу, нога к ноге, в дюйме друг от друга, и было слишком нелепо теперь уходить.

Ариадна подтянула колени к подбородку, обвила ноги руками и в молчании пыталась справиться с наплывом неприятных эмоций. Наконец это отчасти удалось ей.

— Доктор, поймите… я не могу… не хочу находиться там одна, когда два близких мне существа, единственные во всем мире, спят бог знает где! То есть я хочу сказать, близких потому, что я отвечаю за них… за Шареба и за вас!

— Вы отвечаете за меня? — хмыкнул Колин.

— Да, отвечаю! — с вызовом подтвердила Ариадна.

— Это же надо такое придумать!

Теперь, ко всему прочему, она еще и почувствовала себя маленькой и никому не нужной. Слезы навернулись стремительно и, прежде чем девушка сумела что-нибудь сделать, покатились по щекам, капая на колени. Ариадна сжалась в комок, приказывая себе перестать.

А потом к ней протянулась рука, разжала судорожно сжатые пальцы, и ее маленькая ручка исчезла в широкой ладони.

Девушка замерла, перестав дышать. Рука ее лежала неподвижно, но она ощущала прикосновение большого пальца, который ласково поглаживал ее по открытой ладони.

Движение завораживало и успокаивало, но при этом рождало странную доверчивую беспомощность. Наконец Ариадна оказалась на волосок от того, чтобы привалиться к плечу Колина и всласть выплакаться, и это отрезвило ее, потому что было бы совсем уж недопустимо. Вместо слез она просто вцепилась в руку ветеринара и сидела, казалось, целую вечность, ни о чем не думая, просто слушая шум дождя. Где-то раздалось уютное пение сверчка, далеко в ночи ухала сова, а совсем рядом пофыркивали лошади. У самых дверей едва теплилась масляная плошка. Она была бессильна разогнать мрак в углу, где приютились Колин и Ариадна, но все же давала возможность видеть очертания друг друга. Глаза ветеринара были открыты, но смотрел он не на нее, а перед собой.

— Простите меня, доктор. Я не хотела… не хотела вас раздражать.

— Этого и не случилось, дорогая моя, — негромко откликнулся Колин и пальцы его слегка сжали ее руку. — Я просто хотел заставить вас уйти.

«Дорогая моя». Чувство одиночества развеялось, словно его и не было.

— Спасибо, что назвали меня так, — прошептала девушка с неожиданной застенчивостью.

— Как?

— «Дорогая моя».

— Прошу прощения, — произнес Колин со смешком и закрыл глаза. — Должно быть, я устал сильнее, чем думал.

Мы оба прекрасно знаем, что «дорогая моя» вам ничуть не идет.

— Напрасно стараетесь, доктор. Я знаю, что вы просто меня поддразниваете.

— Хм. — Он улыбнулся, не открывая глаз. — Тем не менее я и в самом деле ужасно устал. Будьте так добры, уходите и дайте мне возможность отдохнуть.

— А если я просто помолчу?

— Тогда мир перевернется.

— Правда? Может, заключим пари?

— Не интересно, потому что результат известен заранее.

Впрочем, можем попробовать.

Колин завозился, поудобнее устраивая больную ногу.

Ариадна вдруг вспомнила снисходительное замечание служанки. Калека. Острое чувство неприязни вновь охватило ее, и она прокляла свое хорошее воспитание, которым раньше так гордилась. Будь она и впрямь младшим братом, под которого рядилась, непременно дала бы нахалке оплеуху.

— Больно, доктор? — встревоженно спросила она.

— Я говорил, что молчание — не ваше сильное место.

— Ответьте на этот вопрос, и я обещаю впредь молчать.

Послышался новый смешок. Колин помолчал, сидя с закрытыми глазами.

— С ногой все в порядке настолько, насколько это возможно в дождливую погоду. Если уж вам так интересно, у меня дьявольски ломит плечи и спину.

— Это из-за Шареба?

— Из-за чего же еще?

Ариадна тоже помолчала, глядя в темноту. Рука ее все еще оставалась в ладони ветеринара. Постепенно мысли ее перекочевали к этой ладони и заметным бугоркам мозолей на ней. О чем думал в этот момент Колин Лорд? Может быть, тоже осмысливал свои ощущения от того, что они вот так держатся за руки…

— Сочувствую вам, доктор.

— Это ни к чему.

— Но ведь вас измучила моя лошадь, так что я отвечаю за последствия. Конечно, хорошо уже и то, что Шареб вообще нас вез все это время. Не надо забывать, как это было неприятно для него. Странно, что он вообще снизошел до того, чтобы тянуть экипаж… Впрочем, я уже говорила, что вы творите с животными настоящие чудеса Ведь это так?

Ответа не последовало. Ариадна осторожно высвободила руку и повернулась. Колин сидел с закрытыми глазами, и невозможно было сказать, спит он или нет. Она слегка коснулась плеча. Он не шевельнулся.

— Вы спите, доктор? — едва слышно спросила девушка.

— Скорее дремлю.

Она позволила ладони коснуться каменно-твердого плеча, спрашивая себя, где гнездится самая сильная боль.

— Послушайте… — начала она нерешительно, — вот, к примеру, вы имеете дело с лошадью, измученной тяжелым трудом. Что может облегчить ее состояние?

— Надо как следует растереть ее мазью и укрыть попоной, — Ах вот как!

Ариадна уже в который раз порадовалась почти полному мраку, который превосходно скрывал от Колина все, что было написано на ее лице. В данный момент она смутилась так, что покраснела.

Как следует растереть.

Нет, на такое она просто не способна! Это неприлично!

Колин со вздохом сменил позу.

Нет, это исключается!

Он снова пошевелился, явно пытаясь устроиться поудобнее, но тщетно.

Да пропадите вы пропадом, все условности!, — Мази у меня нет, конечно, но… растереть и укрыть вас я могу!

Колин молчал так долго, что девушка усомнилась, что он вообще слышал ее слова. Наконец он медленно повернулся, сверкнув глазами в темноте.

— И что же, вы бы это сделали? В самом деле?

— Ну конечно… если только вы пообещаете не говорить Максвеллу!

Он снова замолчал, и молчание длилось так долго, что Ариадна уже собиралась извиниться за свое предложение, как вдруг Колин повернулся на живот, вытянулся и положил голову на скрещенные руки.

— Я бы весьма оценил вашу заботу, — произнес он вполголоса.

Ариадна уставилась на его широкие плечи, потом на свои маленькие неопытные руки и с сомнением прижала их к груди.

— Вот только я не знаю, как это делается Послышался знакомый смешок.

— Полагаю, бесполезно спрашивать вас, месили ли вы тесто хоть раз в жизни Забудем об этом.

— Нет-нет, почему же! — воскликнула она, снова чувствуя себя глупой маленькой девочкой. — Вы места себе не находите, а я что же? Буду всю ночь не спать из сочувствия к вам?