Не верь мне (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 19

О чём я вообще думаю?!

Мы так же молча паркуемся у дома. И засидевшийся Крош быстренько выпрыгивает из машины, и несётся к подъезду, даже не дожидаясь меня. Самостоятельный.

Я тоже уже почти выбралась из машины, когда Серёгины пальцы с силой сжимаются на моём запястье, заставляя обернуться на него.

Глаза в глаза.

Мне даже сложно сказать, что он зол. Скорее уж взбешён, возмущён и…. растерян. Много всего там. У меня опять сбивается дыхание. Он пристально разглядывает меня, не выпуская моей руки. Впрочем, я и не пытаюсь сбежать. Позорно сглатываю, что отчётливо слышно в гробовой тишине салона.

-Один вопрос, - чеканит он. – Только один вопрос. И на твоём месте я бы хорошенько подумал над ответом.

Я послушно киваю головой. Хотя на самом деле не хочу я никаких вопросов. Где-то на подсознание, больше всего боюсь, что он повторит свой вопрос шестилетней давности. Я ж ему тогда в лицо плюну. Но, наверное, жизнь его всё-таки чему-то научила. Потому спрашивает он совершенно другое:

-Какого хера, Оля?!

Вариантов было так много, что создалось ощущение, что я сейчас просто захлебнусь тем обилием мыслей, крутившихся у меня в голове.

-Видимо такого! – практически выплёвываю  из себя, со психом пытаясь вырвать свою руку. Но Сергей держит крепко, и на мой рывок по инерции отвечает тем же, только сильнее, в итоге я практически утыкаюсь ему в лицо.

Оба дышим тяжело и как-то рвано.

-Пусти, меня Крош ждёт! – нахожу первую же очевидную причину! Зря.

-Оля! – буквально выдыхает моё имя, и это очень странно чувствовать его дыхание на своей коже. Почти дико. Потому что интимности между нами ноль целых ноль десятых. Но при этом сама ситуация… пробирает до мозга костей.

-Больно, - жалуюсь я, не понимая, что именно имею в виду, его хват или свои чувства.

Слышит, силу нажима уменьшил, но не отпускает.

-Кр… Сергей. Он мой…? – не своим голосом и обрывисто.

Смешок. Нервный. Честно не удержалась, само вырвалось.  

 -Нет. У меня просто хобби такое, своих детей именами бывших называть!

Вроде как, и сарказм, а у самой слёзы по щекам. Как же я его сейчас ненавидела. За вопросы эти, за недоверие… за себя, за сына…. За всех нас.

И опять его пальцы на моём запястье, в этот раз действительно больно, даже через куртку. Но я не чувствую. Вернее это не играет абсолютно никакого значения. Главное выражение его лицо. Почти бескровное, с плотно сжатыми зубами, желваки так и играют. И взгляд. Безумный. Почти страшный. Но я не боюсь. Я сама на грани.

-Ты должна была сказать, - как скрежет по металлу.

И тут у меня просто сносит все ограничители.

-Когда?! – кричу я, сама того не осознавая. – Когда?! Когда ты меня обвинял неведомо в чём?! Или когда уходил?! А может быть, в тот момент, когда ты упорно делал вид, что нас с Крошем не существует?! Шесть лет. Тебя не было шесть лет!

Он пытается что-то вставать, но меня несёт.

-Ты сам! Ты сам всё разрушил тем вопросом! Я же тебя ждала… Как дура последняя. Когда вспомнишь, когда наиграешься со своей свободой и со своими амбициями. Приехал. Обрадовалась. А ты… Да ну нахер… Лучше бы ты тогда вообще не приезжал! Лучше бы я просто думала, что надоела тебе или что-то подобное! Но это кем меня надо было считать! Нет у тебя сына! Ты на него все права потерял, шесть лет назад! Ты спросил, чей он. Вот и получай! Мой!

На последние слова Измайлов  реагирует неадекватно. Он орёт. Просто орёт, совсем не членораздельно. Просто громкий вопль, от которого внутри меня всё обрывается.

Жмурюсь. Была бы свободна рука, ещё бы и уши заткнула.

Он замолкает. А  так и сижу. С закрытыми глазами и текущими слезами.

-Ты должна была сказать, - он. Тихо и надломленно.

Но мы оба знаем, что это ещё не предел. Это так…. Мы лишь прошлись по верхушкам чувств и претензий.

-Но не обязана.

Не узнаю себя. И голос не мой, и слова чужие. Откуда во мне эта стерва? Не знаю. Почему просто всё не сказать? Потому что больно. Очень. До самих остов… Оказывается всё ещё не отпустило. Всё так же остро как и тогда. Говорят время лечит. Врут. Безбожно. Нефига оно не лечит, лишь прячет и маскирует. А если не выпускать, то оно прорастает в тебе… махровым цветом, отравляя тебя и твою душу. Каждый день. Каждый миг. А я слишком долго делала вид, что я в порядке.

Разлипаю слипшиеся глаза.

Измайлов отвернулся. Я его почти не вижу за спинкой кресла. Лишь его рука на моей.

-Отпусти, - обессиленно прошу я. Не слышит. – Отпусти.

Руку не убрал, но пальцы вдруг разжались.

-Я хочу… - начинает он, но обрывается. Молчит.

-Потом. Всё потом, - одними губами прошу я.

-Он. Мой. Сын.

Без вопросов. Без сомнений. И даже почти без злости. Констатация факта.

-Мой, - упрямлюсь я. Рука его дёргается, но меня не трогает. И я добавляю. – И твой.

Сказала. Странно, но стало будто бы легче. И мир не рухнул. И ад не разверзся. Впрочем, он уже давно с нами, и у каждого свой. И пока я думаю об этом, Сергей убирает руку и… с силой, чуть ли не с остервенением бьёт по рулю, через раз попадая по клаксону. Тишину нашего мира буквально прорезает. Не удивлюсь, если он там вместо руля мою голову представляют. Я больше не могу здесь, слишком тесно, слишком громко, слишком запредельно.

Выскакиваю из салона. И меня словно вырывает из вакуума. И мне страшно от того количества звуков, которыми как оказалась полнится реальность. Мы с ним будто оглохли, не сейчас, лет шесть назад, ещё до истории с Крошем. А сейчас летим обратно, на землю… и как бы не расшибиться. А мне нельзя, у меня дети.

Нервно обернулась к подъездной двери. Кроша не было. Да что же я за мать-то за такая! Опять ребёнок ушёл! Кидаюсь к подъезду. Вот если его сейчас дома не окажется, то я просто лягу и умру… Хотя нет, сначала найду, а потом уже помирать буду.

Домофон. И Анино: «Да?»

-Крош, дома?!

-Ну да… - растерянно говорит дочь. Хотя там есть что-то ещё, но я уже не воспринимаю. Прижимаясь лбом к холодному металлу двери.

-Открой, пожалуйста, - из последних сил шепчу я.

Сигнал. До меня не сразу доходит, что надо тянуть ручку на себя. Пальцы слушаются плохо. Успокойся. Сын дома. Дочь дома. А со всем остальным ты справишься.

 Уже практически скрылась в подъезде, когда меня нагоняет голос Сергея:

-Ты же понимаешь, что это ещё не конец!

*   *   *

Тошнило. Чёрная вязкая желчь бродила внутри меня.

Никогда в жизни до этого я не чувствовал себя в таком отчаянье. Даже когда Ольга сказала, что это не мой ребёнок. Даже тогда. Было больно, чертовски, разочарование, предательство… Да всё что угодно. Думал, не справлюсь. Справился. Злость помогла, мысли о дочери и… как не странно, но и всё то дерьмо, что творилось вокруг. Надо было выгребать, вот и я выжил.

А сейчас… Сейчас всё казалось в разы острее… потому что вместе с шоком, отчаяньем, злостью на Ольгу и растерянностью, на меня вдруг навалилось осознание потерянных возможностей. Потерянной семьи. Потерянного… сына. От одной этой мысли внутри меня всё сжималось и обмирало.

Одно единственное слово. Сын. У меня был сын.

И это было одновременно страшно… и невероятно.

Измайлов. Сергей Сергеевич.

Олин голос до сих пор звучал у меня в ушах. Напряжённый и испуганный. Она пережила час без своего… без нашего ребёнка. Мне же предстояло осилить шесть лет. Каждый потерянный день, каждый непознанный миг. Как это сделать я не знал.

Я кричал. Бил по рулю и приборной панели, уделывая костяшки пальцев в кровь. Я умирал. С этим надо было что-то делать. Опасался убить Олю, в то же время, желая этого больше всего на свете. Как же так… Что же ты наделала? Что же я наделал? Я ведь тогда… Ждал от тебя совершенно иного, брал на понт, играл в слепую. Мне надо было совершенно… другого. Чтобы отошла, чтобы не ждала, чтобы не мучилась. Но ты меня переиграла. Я поверил.

Понимание собственной глупости убивало остатки контроля. Ведь всё могло быть совсем иначе… Могло.