Львица по имени Лола (СИ) - Волкова Дарья. Страница 28

… и забывал обо всем, едва за ним закрывалась дверь Дининой квартиры.

Их накрывало эмоциями обоих. Перед Диной открылся совершенно новый мир чувственной близости — по доброй воле и с тем, кого выбрала она. И девушку просто уносило от того, что она чувствовала. А Левка… Левку тоже уносило. И от Дины, и от того, что эта часть жизни была у него закрыта в течение довольно большого количества времени. А теперь дверь открылась. Для них обоих открылась. И они не могли, никак не могли насытиться друг другом. Им даже не мешало, что все в их близости было как под копирку с первого раза. Хотя Левка бы уже внес какое-то разнообразие, но давал Дине время привыкнуть. Осознать — что это бывает вот так, без боли, сладко. Хотя на боку уже наверное скоро будет мозоль — от постоянного ерзанья. Не самая все же это удобная поза. Но Дина не хотела и слушать ни о чем другом, и стоило ей один раз шепнуть умоляюще: «Левушка, пожалуйста, давай как вчера», увлекая его на бок — и Левка махнул рукой на все планы по внесению разнообразия в интимную жизнь. Дине надо привыкнуть. Пусть привыкает сколько нужно. Будут и в их жизни оральные и прочие праздники. Надо просто подождать, пока его девочка привыкнет.

Как-то раз, уже засыпая, Дина прошептала ему на ухо:

— Знаешь, что такое счастье?

— Сложный вопрос, — честно и зевая отозвался Левка.

— Счастье — это когда есть на кого закинуть ногу, — ее стопа огладила его поясницу. — Правда, это здорово?

Он лишь сонно улыбнулся, крепче прижимая ладонь к ее пояснице. И как в таких условиях думать о чем-то серьёзном, вроде Разина?

Но господин Разин, разумеется, никуда не думал деваться.

***

Он красивый. Очень красивый. Иногда Дине кажется, что он становится красивее с каждым днем. Или это она просто влюбляется в него с каждым днём все сильнее и сильнее. Когда это случается в первый раз — все, каждая мелочь в любимом человеке вызывает острый, жгучий интерес. Все о нем хочется знать, и никак не насытиться, всего мало.

Дина всегда просыпается первой. Ей нравится это. Быстро сходить в душ, смыть с себя следы ночной близости — потому что привычка засыпать после близости, не расплетая тел, прижилась, и Дина ею очень дорожит. Ей нравится это ощущение его внутри. До сих пор не верится, и нужны доказательства, и их не бывает много — что это не приносит боли. Что от этого тепло, горячо, сладко, остро — и много как еще — но уж никак не больно и не гадко. И поэтому не отпускает его после, и так и засыпают. Счастье — это когда есть на кого закинуть ногу.

Вот обо всем этом она думает, принимая душ. А потом идет готовить завтрак и варить кофе. Дине нравится готовить ему, нравится заботиться. Это новое чувство. Не ритуал, не потому, что так принято. А потому что хочется и именно для него.

9.3

Но сегодня Дина задержалась в постели. Любуется. Насмотреться ее может. У него к утру — хотя какое утро, уже дело к полудню — пробивается щетина, и видна граница — где начинают темнеть щеки. Оказывается, это красиво. Как красивы и широкие темные брови и по-девичьи длинные ресницы. Дина может поклясться, что будь его волосы чуть длиннее — и они бы вились густой темной волной. Ей нравятся слегка приподнятые уголки его губ — от этого улыбка получается совсем неотразимой. А уж если к ней добавить ямочки на щеках…

Но пока ямочек нет, Лев спит, а взгляд Дины путешествует ниже. Плечи — совсем другие, не похожие на ее, широкие, с красиво выпуклыми мышцами. На груди волос обильно, они даже поднимаются почти до шеи, но ей и это кажется красивым. Хотят раньше волосы на мужском теле казались омерзительными. Ей многое в мужском теле казалось омерзительным. А теперь…

Ее взгляд опускается еще ниже, минует мерно двигающуюся грудную клетку, добирается до края одеяла и замирает.

А вот Лев двигается. Сонно ворочается, вздыхает, не открывая глаз, закидывает за голову руку и…

… сбивает ногами одеяло. Совсем, прочь, вбок.

Сначала Дина смотрит на его запястье, прижимающееся к бронзовому завитку — два с половиной оборота спирали. Как тогда, в их первый раз, тогда тоже его запястья были прижаты к изголовью кровати.

А потом взгляд резко, как прыжок в воду, опускается вниз. И замирает.

Кажется, там, внизу, волосы темнее. Кажется, они совсем черные. Хотя, может быть, это потому, что там кожа бледнее, не тронута загаром.

Дина зажмуривается, а потом, широко раскрыв глаза, смотрит на ЭТО.

Смотрит долго, напряженно, прикусив губу. И выносит вердикт.

Миленький. Очень миленький. И совсем не кажется таким большим, каким ощущается внутри. Дина в общих чертах представляла себе мужскую физиологию, но сейчас думать о физиологии совсем не хотелось. Она боялась сделать следующий шаг в постижении степеней близости между мужчиной и женщиной. Боялась, потому что страх разочарования был слишком силен. Потому что еще свежи воспоминания, какое отвращение вызывало тело Игоря. Но вот — нечаянно или осознанно, теперь уже не разобрать — шаг сделан. И можно выдохнуть.

Ей нравится, как Лев устроен ТАМ. Ничего в нем не вызывает отвращения. Скорее, любопытство. Рассмотреть все подробнее, поточнее, прикоснуться, потрогать и, возможно…

На этом цепь ее умозаключений прервалась. Объект наблюдения проснулся.

Пару раз моргнул, прокашлялся, приподнялся на локтях. И оглядел мизансцену — он сам, голый как в день появления на свет божий, и Дина, в пижаме, сидящая на пятках рядом. Выглядел Лев хмурым. Он с утра почти всегда хмурый, и просыпается долго. То есть встать — встал, а проснуться — не проснулся — это как раз про него. Дину, которая просыпалась рано и быстро, это забавляло. Но она уже и к этой его особенности привыкла. Она ко всему в нем привыкала катастрофически быстро. И к тому, что он всегда спросонья говорит более низким, чем обычно, голосом, Дина тоже привыкла.

— Ну, какой будет вердикт высокой комиссии?

— Миленько. Мне кажется, у Игоря был больше.

Она сказал честно. Именно то, что подумала. И поэтому то, что последовало дальше, стало для Дины полнейшей неожиданностью.

— Конечно, у Игоря больше, — Лев резко опустил ноги с противоположной стороны кровати. — У него и денег больше, и член больше, да и вообще… — он торопливо натягивал джинсы, а Дина решительно не понимала, что происходит. — Да и вообще, с какой стороны ни глянь — он явно круче меня.

— Левушка… — Дина, кажется, начала что-то понимать. — Я же не то имела в виду… Ты не так понял…

— Да как не понять-то? — темноволосая голова вынырнула из выреза футболки. — Все сказано предельно ясно!

Только тут Дина осознала, что он не просто надулся на неудачно сказанные слова. Он… зол. Да кто же ее за язык тянул?!

— Левушка, послушай, пожалуйста, — она стала неловко слезать с кровать, ноги затекли и плохо слушались. — Пожалуйста, выслушай меня, все не так, как ты…

— Спасибо, я сегодня выслушал достаточно, сыт по горло!

Пара секунд — и хлопнула дверь. Этот звук еще долго отдавался у Дины в ушах, пока она стояла посередине спальни. Лев ушел, оставив на полу возле кровати носки и белье.

9.4

***

Он прикурил, едва шагнув за порог подъезда. Не с первой попытки, но руки, оказывается, дрожали. Вторую прикурил от первой, третью — от второй. А на четвертой вдруг дурацкая мутно-красная пелена с сознания спала. И Левка мгновенно успокоился. Выкинул окурок и устало опустился на скамейку.

Вот что он натворил? Из-за чего взбесился? Что нашло? Ну дурак же.

Больше? Ну и что? Всегда найдется тот, у кого больше. Было бы из-за чего психовать.

Левка вспомнил глаза Дины, ее дрожащий голос. И резко вскочил.

Нет, не дурак. Подонок. Она же как ребенок. Нет, конечно, формально не ребенок, да и ведет себя, как вполне сформировавшаяся девушка, но многие аспекты интимной жизни для нее — чистый лист. И реально не хотела сказать ничего обидного, это же явно.

А он, как распоследний болван, устроил истерику. Член у него, видите ли, меньше, чем у кого-то. Веский, безусловно, повод, что вести себя по-скотски с девушкой, которой и без тебя в жизни досталось — мама не горюй.