Трудный выбор (ЛП) - Хедланд Джоди. Страница 40

судорожно выдохнул между холодными прутьями, развернулся и продолжил расхаживать по комнате.

А что, если я ей надоел? Но она, казалось, наслаждалась нашими встречами так же, как и я. Она смеялась вместе со мной, оживленно разговаривала и искренне интересовалась моим мнением. Ее глаза горели, выражение лица было открытым и нетерпеливым, и она улыбалась…

Силу ударов моего сердца можно было сравнить с силой боевого коня в битве. Ее улыбка была так красива, что сбивала меня с толку и заставляла делать все, что она пожелает. Я еле сдержал стон, как только представил ее, сидящей напротив за столом: вокруг лица вьется прядь золотистых волос, изящный изгиб подбородка и прелестный излом бровей над огромными глазами. Я не мог ошибиться, увидев особый блеск в ее глазах, когда она смотрела на меня. Растущая привязанность? Она не стала бы звать меня, если бы не хотела быть со мной.

Я запустил пальцы в волосы и все же застонал. Меня так и подмывало заколотить по прутьям и сломать их, чтобы пойти к ней, пасть перед ней на одно колено и умолять выйти за меня замуж. Хотя я не имел права просить ее о любви, потому все еще был бедным безземельным рыцарем, да еще обвиняемым в преступлениях, но должен просить ее стать моей женой. Я

слишком долго позволял своей неуверенности командовать мной. И я терпеливо ждал возвращения герцога, чтобы обелить свое имя. Завтра день рождения Розмари, и я не могу больше откладывать.

С приливом уверенности я стукнул кулаками. Да. Сегодня я найду способ увидеть ее, даже если мне придется послать сообщение, чтобы она спустилась в подземелье. Я скажу ей, что люблю ее, что хочу провести остаток жизни, делая ее счастливой, что не хочу прожить ни дня без нее. Мы могли бы пожениться сегодня. В подземелье. А точно могли бы? В

исключении Древнего обета ничего не говорилось о том, где Розмари может выйти замуж и при каких обстоятельствах, а только то, что обряд должен быть совершен к полуночи в день восемнадцатилетия. Конечно, Розмари не будет волновать, что герцог еще не вернулся с доказательствами в моей невиновности. Я видел все в ее глазах. Она не верила, что я мог совершить преступление. Тем не менее, я весь напрягся при мысли о том, каков будет ее ответ, если я предложу ей стать моей женой. Но, если по какой-то случайности она согласится на мое предложение, я бы хотел для нее лучшего, чем эта камера. Я провел рукой по скользкой каменной стене и прислушался к звукам когтей бегущей крысы. Стоит ли мне надеяться на то, что она ответит на мою любовь?

Эхо от открывшейся двери, высоко на лестнице, сопровождалось эхом шагов. Я выдохнул, выпрямился и стал ждать у решетки. Через несколько долгих секунд в коридоре раздались шаги, зазвенели ключи, и дверь с визгом отворилась. В свете факела я прищурился и разглядел фигуру дневного тюремщика.

— Я принес вам поесть, сэр Деррик, — хрипло прошептал тюремщик. –

Хотя, кажется, не должен этого делать.

Что-то в тоне тюремщика заставило меня напрячься:

— Что случилось? С Леди Розмари все в порядке?

— Ах да, с ней все хорошо, насколько может быть. — Тюремщик подошел и просунул через решетку дымящуюся кружку. — Слышал, вчера вечером она уехала в монастырь. Думаю, она решила уйти на день раньше.

Уехала в монастырь? Поток разочарования, которое я испытывал в течение последних суток, выплеснулся из меня и его место внутри заняла жуткая пустота.

— Значит, она просто ушла. Не попрощавшись?

— Сегодня утром по замку ходили слухи, что она решила, что всем будет легче, если она уедет, не поднимая шума.

Я уставился на толстый ломоть хлеба на суповой кружке, мой аппетит внезапно пропал. Так вот почему она не позвала меня на нашу полуночную партию в шахматы.

Она ушла.

Вспышка жгучей боли пронзила мою грудь, и я начал задыхаться. Даже руки задрожали, и мне пришлось быстро отойти от решетки, чтобы тюремщик не заметил. Она недостаточно любила меня, чтобы остаться. Она предпочла жизнь в монастыре жизни со мной.

— Жаль, что мы не смогли попрощаться с леди, — сказал тюремщик, возвращаясь к двери.

— Да, — ответил я.

Я рассчитывал на то, что она придет ко мне и расскажет о своем решении.

— Я знаю, она хотела бы, чтобы мы продолжали обращаться с вами подоброму, сэр. — Тюремщик остановился перед дверью. — Она ясно дала это понять.

— Спасибо тебе. Я ценю твою доброту, — выдавил я, хотя моя грудь так сдавило, что я едва мог думать и говорить.

— Мне все равно на приказ аббата, — бросил тюремщик через плечо. –

Если леди Розмари настояла на том, чтобы мы кормили вас и содержали в комфорте, я так и сделаю.

— Что значит «приказ аббата»? — Очнулся я ему.

Тюремщик пожал плечами:

— Он сказал, что отныне правила будет устанавливать он.

Значит, я был прав. Аббат хотел, чтобы леди Розмари вошла в монастырь для того, чтобы продолжать контролировать ее, возможно, получить еще большую власть.

Дверь закрылась, и, прислонившись к холодной стене и опустившись на пол, я погрузился в темноту. Кружка с супом упала, пролив драгоценные капли жидкости. Но мне было все равно. Мне было все равно, что это, вероятно, последняя еда, которую мне дадут. Каким бы добрым ни был тюремщик, я понимал, что никто в замке не сможет долго игнорировать приказы аббата. Он обладал сильной властью. Я откинул голову назад и уставился в черную пустоту. Мое сердце билось болезненными толчками, а грудь болела так сильно, что мне казалось, будто меня пронзили копьем.

Она ушла. Она недостаточно любила меня, чтобы остаться. Может быть, она вообще никогда меня не любила. Голова упала, плечи поникли. Я

потерял ее. Я закрыл глаза и позволил выкатится последней капле надежды.

Без Розмари в моей жизни уже не имело значения какая судьба постигнет меня. Я стер пелену с глаз и вцепился в жесткие прутья решетки.

Шершавое шерстяное одеяло соскользнуло и упало на Труди, растянувшуюся на тюфяке на полу. Моя няня фыркнула во сне и пошевелилась. В свете, проникавшем через высокое зарешеченное окно, я увидела, что нахожусь в маленькой узкой комнате. Выбеленные голые стены, деревянный крест, висящий напротив крошечной кровати, на которой я сидела — больше в комнате ничего не было, если не считать ночного горшка в углу.

— Труди, — прошептала я, глядя на толстые доски двери. — Просыпайся.

Что случилось?

Труди перевернулась на другой бок, пробормотала что-то себе под нос и снова захрапела. Я спустила ноги с кровати и разгладила малиновое платье, которое казалось неуместным в этой бесцветной комнате.

Как долго я спала?

Мое сердце подпрыгнуло при воспоминании о том, что произошло: я ждала, когда Бартоломью приведет Деррика, но вместо них появились люди, которые стали подкрадываться ко мне и Труди и набросили на нас мешки.

Потом темнота.

Я встала, на цыпочках обошла Труди и направилась прямо к двери. С

молчаливой отчаянной мольбой я дернула за ручку, но тут же отступила на шаг. Она была крепко заперта. Я снова посмотрела на окно. Оно было слишком высоко, а расстояние между прутьями слишком узким, чтобы даже подумать о том, чтобы сбежать через него.

— Труди, — прошептала я громче. — Нам нужно бежать отсюда.

Я подергала дверь, изучая замóк и молясь, чтобы каким-то чудом смогла его открыть.

— Миледи, — произнесла Труди позади меня, наконец, садясь и зевая. –

Вы сегодня рано встали.

Мой восемнадцатый день рождения уже прошел? Неужели я упустила возможность поговорить с Дерриком и узнать, есть ли у нас шанс на счастье?

Паника охватила меня. Я бросилась к двери, дернула за ручку и потянула на себя.

— Деррик! — Воскликнула я.

Мне нужно найти Деррика.

— Миледи, — сказала Труди, моргая. — В ее голосе прозвучала нотка беспокойства. — Где мы находимся?

— Нас похитили. — Я отступила назад и снова оглядела комнату.

— Во имя Отца, Сына и Святого духа, — Труди поднялась с тюфяка и встала на колени. Ее молитва эхом отразилась от голых стен. — Похоже, мы в монастыре. Эта комната напоминает мне одну из палат, которые используются для больных.