Трудный выбор (ЛП) - Хедланд Джоди. Страница 6

Я прочитала слова, уже слышанные от него: «Любой, связанный древним обетом Ханны, может быть освобожден от целибата и служения

Богу, если он или она найдет истинную любовь и вступит в священный Завет брака до дня восемнадцатилетия».

Я долго молчала, пытаясь осознать эту информацию. Но все это было слишком тяжело после того, как я уже смирилась с жизнью в одиночестве.

После ухода Томаса я больше никогда не проявляла интерес к мужчине. И

вообще не общалась с мужчинами. И даже не разговаривала с молодыми джентльменами, которые могли бы претендовать на мою руку. Для чего? А

теперь, когда до моего восемнадцатилетия оставался ровно месяц, какой у меня шанс найти настоящую любовь и выйти замуж? Это было глупо.

Единственный мужчина, который когда-либо привлекал меня, был уже женат. Других кандидатов не было.

— Я не могу думать об исключении, — наконец сказала я, поднимая лицо и обращаясь к герцогу со всей серьезностью, на которую была способна. — Я

уже смирилась с тем, что Бог хочет, чтобы я пошла в монастырь.

— Я не уверен, что Бог хочет, чтобы ты заперлась и стала монахиней, –

медленно произнес герцог. — Но, по крайней мере, у нас есть месяц, чтобы определить его волю.

— Что может случиться за месяц, ваша светлость? — Я поднялась, легко смирившись с судьбой. — Одного месяца недостаточно.

Герцог тоже встал:

— Но мы будем молиться, чтобы настало время влюбиться.

Я тихо рассмеялась:

— Даже если бы мне хватило месяца, чтобы влюбиться, хотя это невозможно, у меня нет поклонников. Их не было уже много лет.

— Это неважно, — не хотел смириться герцог. — Потому что я привел с собой трех лучших рыцарей во всем королевстве. Они показали себя самыми сильными, храбрыми, опытными воинами.

Удивление сменилось смущением. Я не могла удержаться и не взглянуть на рыцарей, которые сейчас занимались своими вещами. Даже сквозь слои доспехов благородство выделяло их среди остальных. Каково это: поговорить с таким человеком и принимать его романтические ухаживания? Тепло разлилось внутри меня от этой мысли. Но я покачала головой:

— Зачем мне разбивать свое сердце или сердце другого человека, если мне суждено стать монахиней?

— Почему ты решила, что тебе это суждено?

— Тогда почему аббат не сказал мне об этом исключении?

— Наверное, потому, что он не знал.

И тут мой мудрый советник ворвался в открытую входную дверь, с хлопающей позади него одеждой, как крыльями. Он тяжело дышал, и его лысина блестела от пота. Седые волосы, обрамлявшие его голову, слиплись от пота. Я моргнула от удивления. Я не могла припомнить, чтобы когданибудь видела, как бегает аббат. Он всегда двигался очень медленно, размеренно и всегда требовал того же от всех монахов, так как, по его мнению такая походка помогала молитве и размышлению о Боге. Что могло вызвать такую нетипичную для него спешку? Неужели он так бежал от самого монастыря, который стоял на вершине холма недалеко от города?

При виде герцога аббат резко остановился, схватился за бок и глубоко вздохнул. Джеймс вышел из главного зала и поклонился ему, ожидая его прихода.

— Джеймс, — тихо упрекнул его аббат, — ты должен был позвать меня раньше.

Джеймс, не поднимая лысой головы, произнес:

— Я послал за вами гонца, как только смог.

Я шагнула вперед, осознавая, что аббат нарушает этикет перед герцогом.

— Аббат, — сказал я, указав в сторону нашего уважаемого гостя, — вы, конечно, помните Благороднейшего рыцаря герцога Ривеншира?

Лицо аббата моментально приняло то спокойное, умиротворенное выражение, которое я привыкла видеть. Он кивнул герцогу:

— Ваша светлость, как мило с вашей стороны порадовать нас своим визитом после столь долгого отсутствия.

— Счастливого вам Кануна летнего солнцестояния, отец Фрэнсис

Майкл. — Герцог поклонился человеку Божию. — Мы только что говорили о вас.

— Да? — Удивился аббат, пытаясь справиться с тяжелым дыханием.

Стоя рядом с могучим бронзовым рыцарем, он выглядел высоким бледным деревцем, которое может треснуть при малейшем дуновении ветерка. — Жаль только, что меня не было здесь, чтобы поприветствовать вас должным образом.

— Милое приветствие леди Розмари — это все, что мне было нужно, –

ответил герцог.

Аббат засунул руки в длинные рукава и встретился с пристальным взглядом рыцаря. Что-то промелькнуло между ними, но ускользнуло от меня.

— Мы как раз обсуждали обет ее родителей, — продолжал герцог. — И я рассказывал Розмари об исключении из Древнего обета.

— Никаких исключений не может быть. — Сухо ответил аббат, не отводя взгляда от рыцаря. — Древний обет Ханны подразумевает, что леди Розмари должна уйти в монастырь в день своего восемнадцатилетия и посвятить свою жизнь служению Богу.

— Если только она не найдет настоящую любовь и не выйдет замуж.

— Чепуха, — сказал аббат. — Как вы смеете приходить сюда и забивать голову леди Розмари такими ложными и опасными идеями?

— Писцы его светлости нашли текст, в котором говорится об этом, –

перебила я.

Герцог протянул пергамент аббату. Аббат пробежался глазами по записи и вернул его герцогу. На лице не было ни одной эмоции. Если эта информация и удивила его, он не подал виду.

— Вы не хуже меня знаете, что если она нарушит обет, то умрет.

— Нет, если она найдет настоящую любовь. — Герцог скрестил руки на широкой груди.

Настоятель долго молчал. В нависшей тишине из кухни замка доносился стук крышек и крик кухарки, вероятно, ругавшей одного из мальчиков-поварят. Наконец, аббат проговорил спокойным голосом:

— Разве может быть что-то благороднее, чем выполнение леди Розмари

Древнего обета? Вы же не думаете, что земная супружеская жизнь более достойна, чем жизнь в союзе и служении самому Богу?

— А вас не удивляет, почему граф и графиня никогда не рассказывали леди Розмари о своем обете? — Не сдавался герцог.

— Рано или поздно они бы это сделали.

— Возможно. Но что, если они знали об этом исключении? Что, если они надеялись, что Розмари влюбится и выйдет замуж до восемнадцати лет?

Вы когда-нибудь рассматривали такую возможность?

Я вздрогнула. Не поэтому ли мои родители одобряли мое увлечение лордом Колдуэллом? Хотя я пыталась похоронить воспоминания, я все еще хорошо помнила сцену на последней охоте, когда Томас помог мне слезть с лошади и стоял так близко и долго около меня. Родители смотрели на меня, и в их глазах я четко видела одобрение, а не упрек, которого ожидала. Они надеялись, что я влюблюсь в Томаса и выйду за него замуж?

Солнце скрылось за облаком, и шум во дворе стих. Рыцари, оруженосцы и слуги ушли в конюшни. Эта давящая тишина была полным отражением тревожному затишью в моей душе. Всего несколько часов назад моя жизнь была такой ясной и безмятежной. Но теперь, с появлением нашего друга семьи, она перевернулась с ног на голову. И это мне совсем не нравилось.

Словно почувствовав мое смятение, герцог подошел ко мне и приподнял за подбородок мое лицо. Я погрузила свой взор в его добрые глаза:

— Я думаю, если бы твои родители знали об исключении, они бы хотели, чтобы у тебя был шанс найти такую же любовь, как у них.

— Возможно, вы правы, ваша светлость, — сказал аббат. — Но я также знаю, что граф и графиня очень серьезно отнеслись к Древнему обету. Они уверяли меня, что будут любить и наслаждаться своей дочерью, пока она с ними, но, в конечном счете, они понимали, что она принадлежит Богу.

Да, так могли бы сказать мои родители. Возможно, они ждали, чтобы рассказать мне об обете, надеясь ненадолго оградить меня от моего же будущего. Герцог сжал мое плечо, прежде чем сделать шаг назад, как будто давая понять, что понимает мое замешательство:

— Я предлагаю леди Розмари следующий месяц проверить самой верность выбора своего жизненного пути.

— Как проверить? — Спросила я.

— Ты позволишь трем моим благородным рыцарям ухаживать за тобой и попытаться завоевать твое сердце. И если ты не влюбишься ни в одного из них к своему восемнадцатилетию, тогда мы примем это как знак от Бога, что ты предназначена для монастыря.