Африканский гамбит (СИ) - Птица Алексей. Страница 45

Очередная партия, желающих поучаствовать в кровавой потехе, и захвате новых территорий, собиралась в городе Бома, столице Бельгийского Конго. Необходимый резерв, для продолжения захвата территорий, был получен. Король Леопольд II расщедрился на покупку пулемётов, и даже прислал две батареи лёгких орудий. Всё это ожидало своего времени в Боме.

Осталось дело за малым, захватить Банги, и утереть нос Мартину Долизи, который застрял где-то в джунглях, не дойдя до Банги километров десять. Ну, да это его проблемы!

Солнце стояло высоко в зените, ветра почти не было, и первая партия наёмников, погрузившись на лодки и плоты, отправилась в недалёкий путь. Вслед за ними, готовилась следующая группа. Остальные ждали возвращения лодок и плотов. Можно было, конечно, переправиться и в другом месте. Но, де Брюлле пошёл на поводу своего тщеславия. К тому же, здесь река Убанги не была особенно широка, и не препятствовала быстрой переправе.

Ярый наспех организовывал оборону города. На причале, и возле реки, ещё не было сделано много укреплений, и скрытых стрелковых позиций. Никто и не ожидал нападения с реки. Сейчас же, ему пришлось всё организовывать наспех. Это, впрочем, ему, как оказалось впоследствии, даже помогло.

Две сотни стрелков начали рассредоточиваться по берегу, и среди, ближайших к воде, хижин, готовясь открыть огонь. Другие две сотни, занимали оборону со стороны джунглей, куда ушли воины Момо. Последняя сотня заняла оборону с тыла, как учил Мамба, она же и была резервной.

Не успели воины занять свои позиции, как бельгийские чернокожие наёмники оказались на середине реки. Усиленно работая вёслами, они стремились на близкий берег. Сухо затрещали винтовочные выстрелы, с близкого берега, и первые погибшие и раненые свалились в воду. Это стало неожиданностью для бельгийцев.

Де Брюлле, стиснув зубы, смотрел, как под, пока ещё редким, огнём погибают его люди. Махнув рукой, он отправил следующую сотню в бой. Оставшиеся шестьсот его воинов, открыли огонь из своих винтовок, по противоположному берегу, не надеясь на успех, ведь их отделяло два с половиной километра.

Пули бессильно падали в воду, или, не долетая, на излёте втыкались в землю, не принося никому вреда. Несколько пуль, попали в обороняющихся, напомнив о том, что они могут пролететь и больше прицельной дальности. С плотов и лодок тоже открыли огонь по берегу. Не выдержав его, негры Ярого стали отступать.

Потеряв процентов десять от своего состава, первые лодки и плоты наёмников причалили к берегу. Попрыгав в неглубокую воду, они кинулись на берег, матерясь на разных языках, дико крича, стреляя, перезаряжаясь, и штурмуя невысокие кручи берега.

Навстречу им стали лететь пули первых двух сотен, отступивших к хижинам. Сражение разгоралось. Закрепившись на берегу, наёмники не решились атаковать дальше, а стали ждать подкреплений. Вторая партия доплыла к ним через десять минут.

Все лодки, вместе с плотами, отправились обратно, за очередной партией солдат. Вместе со второй партией, переправился и де Брюлле. Все плавательные средства, отправились в третий, и последний рейс, забирать оставшихся. Солдаты второй партии, прыгали в воду, собираясь присоединиться к стоявшим, и лежавшим на берегу. Первые высадившиеся, непрерывно стреляли в сторону «мамбовцев», не давая им атаковать.

Ярый, толкая пулемёт, вместе с двумя своими воинами, смотрел, как от позиций, обращённых к джунглям, бегут его две сотни, вызванные на подмогу. Резервная сотня спешно занимала круговую оборону, рассредоточившись в укрытиях, и на возвышенностях.

Удара с фланга, или в спину, отряд Ярого бы не выдержал. Казаки многому научили Ярого, но Мамба рассказывал больше, и интереснее. Ярый всегда грезил войной. Будучи, от природы, человеком пытливым и настойчивым, он стремился к военным знаниям, впитывая их, буквально кожей, пусть и чёрной. У него было храброе сердце, холодный ум, не пасовавший в нестандартных ситуациях, и огромное желание прославиться.

Толкая колёса пулемёта в сторону реки, он думал, сможет ли он стрелять из пулемёта? Хоть Мамба и показывал, как это делать, и неоднократно рассказывал, и даже дал выпустить из пулемёта очередь, но Ярый, всё равно, боялся незнакомого оружия, похожего на чудовище.

«Пулемёт любит много пить», — говорил Мамба, и есть патроны. Ленту с патронами надо вставлять аккуратно, чтобы не повредить ему живот, а то, он не сможет плеваться пулями. Ярый всё усвоил, но очень боялся стрелять. Пулемёт был, как живой, и дёргался в его руках, трясясь от гнева.

Залив воду, через отверстие в кожухе водяного охлаждения, он выкатил пулемёт на прямую наводку, остановив его между хижинами единственной улицы. Отсюда хорошо были видны наступающие наёмники. Обе сотни подошли, и теперь вступили с ними в перестрелку.

Внезапно, наемники, выскочив из-за берега реки, пошли в атаку, их было не меньше пяти сотен. Грохот выстрелов окончательно поглотил всё вокруг. Пули, жужжа, словно шмели и шершни, летали вокруг, пробивая стены хижин, и впиваясь в деревья и тела людей.

Выстрелы слышались со всех сторон. Падали на землю убитые, хватались за тела раненые. Ярый же, видел только пулемёт. Вставив в него ленту с патронами, дрожащими руками, он опустил пальцы на гашетки, и, направив ствол пулемёта в сторону нападающих, нажал на спуск.

Невыносимый грохот выстрелов перекрыл все остальные звуки. Пулемёт трясся в руках, словно живой, выплёвывая огонь, вместе с пулями. Ярый онемел, не соображая ничего, он поворачивал ствол в сторону наступающих фигурок людей.

Пулемётные выстрелы стали, буквально, выкашивать ряды атакующих, внося в их ряды смятение и ужас. Бросая оружие, они повернулись, и кинулись бежать, без оглядки, неся ужасающие потери. Вслед им загрохотали выстрелы, воспрянувших духом, «мамбовцев».

Де Брюлле пытался остановить отступающих, но люди ничего не видели вокруг, от страха. Один из здоровенных негров, отбросив его рукой, со своего пути, забежал в воду, стремясь залезть в лодку, только-только доставившую последнюю партию солдат.

Ярый непрерывно стрелял, провожая убегающих поворотом ствола. Вода в кожухе пулемёта стала кипеть, а он всё стрелял, и стрелял, не в силах остановиться, пока пулемётная лента не подошла к концу. А он, всё также жал на спуск, но выстрелов не было, только шкворчала кипящая вода, выпуская из кожуха пар, да слышались винтовочные выстрелы его воинов, расстреливавших в спины убегающих.

Только тогда он очнулся, вставил, с помощью второго номера, следующую ленту, и, подкатив пулемёт ближе к реке, снова открыл огонь, ощущая себя богом смерти, и наслаждаясь чувством вершителя жизни и людской судьбы.

Расстреливаемые пулемётом, наёмники бросились в воду, стремясь занять места в лодках, и на плотах. Те же лодки, которые не успели ещё выгрузить людей, сидевших в них, спешно разворачивались обратно, и, гребя вёслами изо всех сил, и даже помогая себе руками, насмерть напуганных людей, кому не досталось весла, понеслись обратно, набрав вдвое большую скорость, чем тогда, когда они плыли сюда.

Веер пуль накрыл людей, стоявших в воде, и грузившихся в лодки. Пули, пробивая людские тела, отрывали конечности, и разрывали в щепки дерево и тростник плотов и лодок. Мутная вода Убенги окрасилась в красный цвет. Все крокодилы, жившие в ней, и находившиеся поблизости, ушли в глубину, либо уплыли в разные стороны.

На берегу шла бойня, последствия которой будут заметны ещё в течение месяца. Осознание безысходности и кромешный ад, в котором внезапно оказался де Брюлле, толкнули его на безрассудный шаг. Бросив любимый револьвер, и отстегнув саблю, он вбежал в реку. Вокруг свистели пули, и падали его солдаты. Отовсюду слышались крики раненых, и убиваемых людей.

Сразу же две пули попали в него. Одна сорвала с его головы форменную фуражку, другая, оторвала с «мясом» погон, повисший на лоскутке ткани. Ничего уже не соображая, он скинул сапоги и китель, и, в одних штанах, бросился вплавь.

Рядом уже не было плотов и лодок. Они, либо уплыли далеко вперёд, либо, затонув, лежали на речных волнах, погружённые, наполовину, в воду. Распавшиеся на отдельные брёвна и связки тростника, плоты покачивались на мелкой волне, постепенно, относясь течением на середину реки, или, наоборот, прибиваемые к берегу, усеянному телами людей, и обильно политые кровью.