Черная тень - Харпер Стивен. Страница 26

Матушка Ара фыркнула. Тэн и Грей <Tan (англ.) — коричневый (загорелый),gray (англ.) — серый (седой).> . Надо же, только сейчас заметила. И никак она не может перестать думать о бедняжке Айрис Темм. Убийцу необходимо поймать как можно быстрее. Ей, наверное, следует связаться с инспекторами и узнать, удалось ли выяснить что-нибудь еще. Какие-нибудь детали, опираясь на которые Ара сама сможет сделать какие-либо выводы.

Внезапно женщина вздрогнула. А нужны ли ей эти подробности? И она усилием воли заставила себя не думать об убийстве, отодвинула подобные мысли на периферию сознания. Лучше она будет думать о новых студентах. Завтра они запишутся на занятия, и Аре надо будет переговорить с Тошибой по поводу занятий по пилотированию для Кенди.

Кенди. Ара провела рукой по зеленому тросу, который поддерживал подвесной переход. Прошло уже больше двух лет, с тех пор как она была личным наставником студента. Ей нравилось работать с небольшими группами, а также индивидуально. Наставничество считалось, как правило, необходимым для дальнейшего продвижения в иерархии ордена. Матушка Ара была самой молодой из Немых, достигших звания родителя — отца или матушки, и теперь, в возрасте сорока одного года, перед ней возникла реальная перспектива стать в недалеком будущем самой молодой матушкой-наставницей. Убийство и расследование здесь ни при чем, настало время возобновить индивидуальное наставничество.

А найдется ли более подходящая кандидатура для этого, чем Кенди?

Глава 7

Утес вздымался высоко к небесам. Кенди стоял на его вершине, раскинув руки навстречу солнцу. В ушах звучали приглушенные голоса, шепот, призрачные тени слов будто слегка касались его сознания, но это не раздражало. Так и должно быть. Голую кожу обжигали солнечные лучи, тело овевал горячий ветер, доносивший запахи пыли и выжженной травы.

И вдруг до его слуха донесся голос матери. Мальчик напрягся и принялся вертеть головой, пытаясь определить, откуда послышался этот звук, но шепот уже затих. Да и слышал ли он этот голос, или всему виной его воображение?

— Мама, — позвал он. — Где ты?

В шуме ветра по-прежнему слышались незнакомые голоса. Он весь обратился в слух, сердце бешено колотилось. Каждой клеточкой своего тела Кенди ощущал тоску по семье. Он скучал по голубым глазам Утанга, по мягкому голосу мамы, по беззаботному смеху отца, по маленькой ладошке Мартины, которой она ухватывалась за его руку, когда нужно было перейти улицу.

Мальчик по-прежнему чрезвычайно остро ощущал эту утрату. В некотором смысле было бы лучше, если бы он знал, что его родных нет в живых. Нет ничего ужаснее, чем думать, что они где-то далеко, а он не знает, что с ними происходит. От этих мыслей мальчику хотелось плакать. Плакать, биться о каменистую землю, кричать как ненормальному, хотелось спрыгнуть с утеса. Но он стоял неподвижно и вслушивался в шум ветра.

«Одно слово, — молил он. — Одно только слово. Где вы?»

Спустя некоторое время Кенди подошел к краю утеса и заглянул вниз. Внизу расстилалась каменистая пустыня. Мальчик подумал, что произойдет, если шагнуть в эту пропасть. Что он почувствует, когда ударится о камни? Или правду говорят, что перед самым падением умираешь от разрыва сердца? Он занес ногу над обрывом и, ощутив легкий укол страха, отступил назад. Попробовал повторить попытку еще пару раз. Потом не отрываясь, как зачарованный, стал смотреть на пустыню, раскинувшуюся далеко внизу. Наконец тряхнул головой, повернулся и стал неторопливо спускаться по склону утеса. С привычной легкостью находя опору на поверхности, Кенди вскоре оказался у ее подножия.

Там его ждал верблюд. Мальчик кивнул. Первоначально верблюды не водились в австралийской пустыне, но много веков назад кому-то — должно быть, геологу, искавшему месторождения драгоценных камней, — пришла в голову блестящая мысль, что верблюды могут прекрасно выполнять в этой местности роль вьючных животных. И вот на корабле сюда доставили первую их партию. Кенди мысленно покачал головой. Невозможно представить, как этих вредных, кусачих и вонючих тварей, которые к тому же так и норовят в кого-нибудь плюнуть, удалось погрузить на борт, а ведь потом еще приходилось терпеть в течение какого-то времени их близкое соседство.

«Полный трюм верблюдов, страдающих морской болезнью, — размышлял мальчик. — Интересно, что это — садизм или мазохизм?»

Нескольким животным удалось бежать с приисков, и они одичали, отлично приспособившись к условиям жизни в пустыне. Реальные люди иногда употребляли их мясо в пищу, а из верблюжьей кожи получались прекрасные бурдюки для воды.

— Ты не возражаешь, если я заберусь тебе на спину? — спросил он.

Задумчиво сплюнув, верблюд посмотрел на Кенди взглядом, который, с определенными оговорками, смог бы сойти за пожатие плечами.

Тем не менее животное согнуло передние ноги, и мальчик без труда запрыгнул ему на спину, ухватившись руками за горб. Как только Кенди устроился, верблюд сорвался с места и, раскачиваясь, помчался вперед. Солнце слепило, резкий сухой ветер бил в лицо, камни и песок внизу сливались в единое пятно. Вскоре они достигли биллабонга, мутной стоячей заводи, по берегам которой росли чахлые деревья и кусты. «Корабль пустыни» остановился. Мальчик соскочил на землю, и верблюд в то же мгновение превратился в крокодила, который скользнул в воду и пропал из вида. Мальчик помахал ему на прощанье. «Ивэн…»

Кенди вздрогнул. На этот раз он точно слышал голос матери. Она не знала, что теперь его зовут Кенди, и назвала настоящим, данным при рождении именем. Она где-то здесь, рядом. Сердце глухо стучало. Но мальчик не видел ничего, кроме тихой заводи, скудной растительности по ее краям да бескрайней пустыни.

— Мама, — позвал он. — Мама, я тебя слышал! Ты здесь?

Он весь обратился в слух. Неумолкающий шепот звучал в ушах, но в этом множестве голосов не было голоса Ребекки Уивер. Кенди закрыл глаза, старательно вслушиваясь в тихий гул. Она должна быть среди этих голосов. Она и есть там. Он не ошибся, это не игра воображения.

Ветер стал стихать, голоса слышались теперь совсем неразборчиво. Кенди плотно закрыл глаза, вглядываясь в темноту собственных век и вслушиваясь каждой клеточкой своего существа. Но шепот уже затихал вдали.

— Мама, — произнес он совсем тихо. Ответа не было.

Мальчик открыл глаза и увидел над собой белый потолок. Он растерянно поморгал. Какого черта? Где же он все-таки находится? Лишь спустя минуту Кенди понял, что лежит в удобной постели в своей новой комнате в общежитии монастыря ордена Детей Ирфан. Мальчик сел на кровати. Он был ошеломлен. Австралийская пустыня ему приснилась? Или ему сейчас снится вот эта комната?

«Приснилась пустыня», — сказал он самому себе и, вздохнув, опять лег. В последнее время такие сны стали как никогда реальными и яркими, но это всего лишь обычный признак Немоты. Настоящая реальность — это монастырь, вот эта комната, его постель. По крайней мере, здесь совсем неплохо, и Кенди уже начал привыкать к своему новому жилищу. Постоянно преследовавшая его тоска по семье слегка утихла, теперь эту боль можно было терпеть, хотя, конечно, окончательно она не прошла. И никогда не пройдет, так думал мальчик.

Небо за окном лишь чуть посветлело. Опять он проснулся до зари… Сон больше не шел, и некоторое время Кенди лежал, наслаждаясь сознанием того, что можно еще немного понежиться в теплой постели. Ему предстояло обследовать и изучить незнакомый ему большой город и монастырь, в котором он будет теперь жить.

И он свободен!

Наконец мальчик решил, что хватит валяться, и сбросил с себя одеяло. Быстро приняв душ, он облачился в свою — свою! — новую одежду. Он уже потянулся и за курткой, но замер на полпути. Надо ли ее надевать? В записке матушка Ара пишет, что это подарок, но он такой дорогой, что Кенди не знал, как следует поступить. Никто и никогда не дарил ему таких подарков. Надо ли ответить запиской со словами благодарности? Или поблагодарить матушку лично? Может быть, сделать вид, что ничего не произошло? На короткое мгновение мальчик даже пожалел, что она подарила ему куртку, так трудно ему было принять нужное решение. И вдруг он ясно вспомнил один из их совместных походов в пустыню и слова женщины, которая называла себя «хранительница огня».