Семь лет в Тибете - Харрер Генри. Страница 28

Вскоре мы стали главной темой разговоров в Лхасе. Все хотели увидеть нас и лично услышать историю о наших приключениях, но, поскольку нам запретили выходить на улицу, люди навещали нас сами. Госпожа Тангми уставала готовить лучший свой чай для приема посетителей. Нам тоже пришлось не раз участвовать в церемонии чаепития. Ее изощренность говорит об уважении к гостям. На стол ставится золотая или серебряная подставка с чашкой китайского фарфора. Мне часто доводилось видеть в Лхасе китайские чайные сервизы более чем столетнего возраста.

Каждый день в доме Тангми появлялись важные персоны. Хозяин принадлежал к знати пятого ранга и, следуя строгому этикету, сам принимал только равных или стоявших рангом ниже визитеров. Однако теперь в особняк стали приезжать весьма высокопоставленные лица, желавшие увидеть нас. Среди них даже были сын известного министра Царонга с женой. Мы много читали о его отце. Рожденный при загадочных обстоятельствах, он стал любимцем тринадцатого далай-ламы, достиг высокого положения и богатства благодаря своим способностям и уму. Сорок лет назад, когда далай-лама спасался от китайцев в Индии, Царонг оказал ему большую услугу. В течение многих лет он занимал пост министра кабинета и как первый приближенный ламы имел права регента. Впоследствии новый фаворит по имени Куппела заменил Царонга. Однако последнему сохранили звание и привилегии. В настоящее время Царонг относился к знати третьего ранга и служил управляющим монетного двора.

Его отпрыску было двадцать шесть лет. Он получил воспитание в Индии, свободно разговаривал по-английски и носил в косичке золотой амулет как сын министра.

Когда нас посетил этот знатный юноша, слуги подали чай. Завязалась оживленная беседа. Сын министра оказался всесторонне развитым молодым человеком, интересовавшимся техническими вопросами. Он обсудил с нами последние научные открытия и рассказал, что самостоятельно собрал радиоприемник и установил на крыше дома генератор электричества, работавший от ветра.

В разгар технической дискуссии, которая велась на английском языке, жена гостя весело перебила нас, желая вступить в разговор. Ее звали Янгчен-ла. Одна из самых красивых женщин города, она хорошо одевалась, пользовалась пудрой, румянами и губной помадой. Ничуть не стесняясь, девушка по-тибетски расспрашивала о нашем путешествии. Время от времени она прерывала нить повествования оживленными жестами и смехом. Особенно ей понравилось, как мы водили за нос чиновников, предъявляя им просроченное разрешение на проезд. Янгченлу поразило наше знание тибетского, но ее, да и других посетителей, нередко потешал употребляемый нами лексикон. Позже друзья объяснили: мы говорили на самом простонародном крестьянском диалекте, уподобляясь лесорубу из отдаленной альпийской долины, вдруг заговорившему на собственном жаргоне в каком-нибудь венском салоне. Лхасцев это очень забавляло, но они из вежливости не поправляли нас.

Когда молодая чета уходила, мы уже стали друзьями. Они подарили нам льняное белье, свитера и сигареты и просили честно сказать, что нужно еще. Сын министра через некоторое время принес записку от отца, приглашавшего нас пожить в его доме, если разрешит правительство.

Следующим нашим гостем был генерал тибетской армии, очень хотевший узнать побольше о Роммеле, с огромным энтузиазмом отзывавшийся о своем немецком коллеге. Несмотря на ограниченные знания английского, лхасец прочитал все, что писали о Роммеле в газетах. Газеты попадали сюда через Индию — любые. Ежедневная индийская пресса поступала регулярно с недельным опозданием. Несколько горожан даже получали журнал «Лайф».

Гости шли и шли. Однажды высокопоставленные монахи вежливо преподнесли нам подарки. Некоторые из них стали впоследствии моими друзьями. Приходил также представитель китайской миссии, а еще — чиновник британского сикхского агентства.

Особенно польстил визит главнокомандующего тибетской армией генерала Кунсангце, пожелавшего с нами встретиться до своего дружественного визита в Китай и Индию. Младший брат министра иностранных дел и исключительно эрудированный человек, генерал сиял с нашей души камень, заверив, что мы, несомненно, получим разрешение остаться в Тибете.

Жизнь улыбалась нам. Отношения с Тангми и его женой переросли в сердечную дружбу. Нас хорошо обслуживали и кормили. Хозяева с удовольствием отмечали наш отличный аппетит. Но вдруг мы захворали: перенапряжение и перенесенные невзгоды не прошли даром. У Ауфшнайтера подскочила температура, а меня мучил радикулит. Тангми послал в китайское представительство за доктором, который учился в Берлине и Бордо. Он провел обследование принятыми в Европе способами и прописал различные лекарства.

Вероятно, ни в одной другой стране мира двое несчастных беглецов не получили бы такой теплый прием, как в Тибете. Нам пришла посылка с вещами в подарок от правительства, доставленная с извинениями за задержку, вызванную тем, что ростом мы были выше среднего тибетца и готовых вещей для нас просто не отыскалось. Пришлось костюмы и обувь делать на заказ. Мы радовались, словно дети. Наконец можно выбросить наши вшивые обноски! Новые костюмы, хоть и не высшего качества, но аккуратно сшитые, вполне нам подходили.

В перерывах между многочисленными визитами гостей мы работали над своими заметками и дневниками. Довольно скоро удалось подружиться с детьми Тангми, обычно уже уходившими в школу, когда мы поднимались. По вечерам они показывали нам свои домашние работы. Я ими очень интересовался, испытывая трудности с письменным тибетским. Ауфшнайтер знал его лучше и кое-чему научил меня во время наших странствий, однако мне потребовалось еще несколько лет, чтобы научиться писать по-тибетски более или менее быстро. Начертание отдельных букв несложно, но объединять их в слоги нелегко. Многие знаки заимствованы из древних индийских текстов. Их тибетский вариант скорее напоминает письменность хинди, чем китайскую. Пишут в Тибете на тонкой и прочной бумаге китайскими чернилами. В стране имеется несколько высококлассных фабрик, изготовляющих бумагу из можжевельника. Еще тысячи тюков бумаги ежегодно импортируются из Бутана и Непала, где используется такой же процесс ее производства, как в Тибете. Я часто наблюдал за этим процессом на берегах реки Кийчу. Основной недостаток тибетской бумаги — не совсем гладкая поверхность, затрудняющая письмо. Дети обычно делают письменные упражнения на деревянных табличках, пользуясь разведенными чернилами и бамбуковыми палочками. Потом надписи можно смыть влажными тряпками. Детям Тангми часто приходилось смывать свои каракули по двадцать раз, прежде чем получалось правильно.

Скоро хозяева к нам стали относиться как к членам семьи. Госпожа Тангми откровенно обсуждала с нами разные проблемы и очень радовалась, когда мы делали ей комплименты по поводу ее внешности и вкуса. Однажды она пригласила нас в свою комнату, чтобы показать украшения. В огромном сундуке драгоценности хранились в маленьких коробочках или завернутыми в кусочки шелка. Там было на что посмотреть: божественная диадема из кораллов, бирюза и жемчуг, множество колец, бриллиантовые серьги и несколько маленьких тибетских медальонов для амулетов, которые носят на шее на нитке из кораллов. Многие женщины никогда не открывают свои медальоны. Содержащиеся в них амулеты являются талисманами и должны, по поверью, защищать от невзгод.

Нашей хозяйке поправилось, с каким восторгом мы рассматривали ее сокровища. Она рассказала, что каждый муж обязан дарить своей жене украшения в соответствии с его общественным положением. Чем выше должность мужа, тем дороже украшения! Недостаточно быть просто богатым, поскольку это еще не дает права носить дорогостоящие украшения. Естественно, мужья ворчат по поводу запросов жен: здесь, как и на Западе, каждая женщина стремится перещеголять своих соперниц. Госпожа Тангми, стоимость украшений которой составляла несколько тысяч фунтов, никогда не выходила из дома без слуги: на светских женщин часто нападали воры.

Прошло восемь дней, в течение которых нас никуда не выпускали. Поэтому мы очень удивились, когда однажды днем нам принесли приглашение посетить далай-ламу и попросили сделать это незамедлительно. Памятуя о своем обещании не выходить из дома, мы проконсультировались у хозяина. Он ужаснулся: ведь приглашение от земного бога или его регента отменяет любые другие приказы! Никто не посмеет остановить нас или упрекнуть потом в чем-либо. Наоборот, даже чьи-то сомнения по этому поводу — уже серьезный проступок.