Принуждение (СИ) - Дэй Каролина. Страница 35
От боли, которую невозможно вырвать из груди просто так…
На улице сегодня слишком ветрено. Не заметила этого, когда впервые вышла из дома. Наверное, сейчас самое время взглянуть на погоду. Посмотреть на серое небо, почувствовать маленькие капли начинающегося дождя, сливающихся со слезами. И не услышать знакомое:
— Долорес?
Поднимаю голову и встречаюсь со знакомыми карими глазами. Пожирающими, заставляющими замереть на месте. Почему-то смотрят они обеспокоенно. Странно как-то. А меня в этот момент пробирает дрожь не от нахлынувшего дождя, а от воспоминаний последней встречи и неожиданности текущей…
Глава 26
— Здравствуйте, мистер Салливан, — приветствие получается не такое уж и радостное, не официальное, даже не равнодушное, как в университете. Слишком жалкое и плаксивое.
Но мой временный преподаватель ничего не отвечает в отличие от мужчины, стоящего рядом.
— Рад снова видеть тебя.
А я не очень, признаться честно. Потому что вы больше ассоциируетесь с предвестником беды, нежели с чем-то добрым и положительным. Однако вслух это, конечно же, не произношу.
— Вы знакомы? — спрашивает недоумевавший мистер Салливан.
— Когда-то работал с ее родителями.
Да, это именно он когда-то сообщил нам о смерти родителей, именно он пришел на первые поминки. И именно он стоит сейчас передо мной и внимательно разглядывает, словно впервые видит. Словно я изменилась с тех пор, как мы виделись последний раз два года назад.
Он почти не изменился. Такой же серьезный, с теми же темно-карими глазами, выхватывающими даже самые мельчайшие детали И волосы уложены в модную стрижку. Точно так же, как в нашу последнюю встречу. Я бы сказала, что они похожи с Салливаном. Догоровизной, верхней одеждой, достатком. Но нет. Эти мужчины абсолютно разные.
— Здравствуйте, мистер Гранд, — приветствую мужчину рядом.
— Все в порядке? — хмурит темные брови, не переставая огладывать меня, словно «Мона-Лизу» в Лувре.
— Да. Наверное, да.
— Где твой брат?
Напоминание об Адаме лишний раз разрезает сердце пополам. Снова напоминает обо всем, что я сделала для него. Что пережила за эти месяцы ада. Чем пожертвовала. Продала дом родителей, помогла побороться с ломкой, вылечила болезнь. Смертельную, мать его, болезнь! А он… он…
Не понимаю, в какой момент слезы вновь берут верх надо мной, когда эмоции бьют через край, вспоминая слова Эндрю, которые брат не опровергнул. Никак. Не оправдался, ничего не сказал в ответ, только взглянул на меня глазами побитой собаки. Будто не виноват. Будто это не он…
— Долорес?
Что вам нужно от меня? Что? Я хочу побыть одна. В укромном месте, где никто не увидит моей боли, разочарования в самом близком человеке на свете. В близнеце, с которым мы были одним целым…
— Я… — поднимаю глаза на мужчин, смотрю сначала на мистера Салливана, затем на мистера Гранда, и говорю практически четко: — Мне… нужно домой, простите.
Убегаю подальше от них. От улицы. От дождя, готового догнать меня у метро. От прошлого, готовой накрыть меня волной ужасных воспоминаний. И от воспоминаний этого самого прошлого.
Пару капель падают прямо на нос, катятся вниз к кончику. Щекотят. Но это не имеет никакого значения, когда в груди абсолютная пустота. Будто вырвали дыру с моими чувствами к брату. Плевать, как эти двое отреагируют и что они вообще вместе делают. Плевать, откуда они знают друг друга и что Салливан мог вполне рассказать ему о наших шалостях.
На все плевать.
— Долорес, — прохладная рука тут же попадает в плен тепла. Даже не так — в плен жара.
Поворачиваюсь и сталкиваюсь с карими глазами своего преподавателя. Мистера Гранда рядом нет. На скульптурном лице мужчины вряд ли можно прочитать хоть какие-то эмоции, но во взгляде замечаю некое подобие беспокойства.
— Ты бледная.
Спасибо, блин! Вы меня так утешили, просто не представляете, насколько сильно ваши слова сейчас помогают!
— С чего вы взяли?
Глупый вопрос, однако он все равно слетает с уст. Невольно.
— Давай подвезу.
Вместо ответа на мой вопрос, мужчина крепче сжимает руку и тянет к светофору через дорогу. Мельком ощущаю какой-то знакомый запах, но тут же отгоняю его от себя. Прочь! Не сейчас!
— Куда? — просыпаюсь от внезапности мистера Салливана.
— До дома.
— Сама доеду, спасибо.
— Я не спрашиваю, — и тянет меня к дорогому внедорожнику, припаркованному у обочины.
Не сопротивляюсь, сажусь на переднее сидение. Смотрю в одну точку на лобовом стекле. Точнее на маленькую трещину, готовую разрастись по всему стеклу и создать своеобразный рисунок. А потом разбить его вдребезги. Похоже, с моей душой творится то же самое.
— Откуда у вас…
— Она не моя, — он будто читает мысли и сразу дает ответ на вопрос. — Куда вести?
— В общежитие, — и диктую адрес, который за последние несколько дней стал родным.
Он внимательно оглядывает меня, будто пытается поймать на лжи, но затем достает телефон, вбивает адрес моего общежития, и ставит его на специальный держатель.
Едем в полнейшей тишине. Даже тихая музыка радио не прерывает молчание между нами. Да и не нужны сейчас слова — бессмысленно. Я не хочу ничего говорить, а он ен станет спрашивать. Мы не настолько близки, чтобы интересоваться делами и вникать в личные травмы.
Не прекращаю смотреть в одну точку. Долго пялюсь на нее, слежу за маленькими дорожками. Даже когда попадаем в пробку на полпути не отрываюсь от нее. Стараюсь ни о чем не думать. Не вспоминать. Вообще отключить разум, насколько это возможно. Как вы понимаете, получается хреново.
— Думаю, не стоит спрашивать, как поживает твой брат, — первый разрывает молчание в салоне. Вовремя, блин!
— Наверное.
— А как ты?
Он серьезно спрашивает, или шутит? Не видит, что я не могу унять бесшумные всхлипывания? Что я подавлена? Разбита? Что я сдохнуть готова, лишь бы не вспоминать совместное прошлое с братом! А точнее все мое прошлое. Потому что в каждом моменте присутствовал Адам. Всегда. До этого момента. Мы были связаны невидимой нитью с самого рождения, и сейчас мне дико хочется отрезать ее и освободиться.
Но не могу.
— Какое вам до меня дело? — слишком грубо срывается с уст.
— Моя студентка в последнее время ведет себя странно, а ты задаешь такие глупые вопросы. Скажи спасибо, что в психиатрию не звоню.
Спасибо, блин!
Злость охватывает меня лишь на несколько секунд, пока я не поворачиваюсь лицом к своему преподавателю и не рассматриваю его внимательно, будто вижу впервые. На аристократические черты лица с хорошо выделенными скулами. На чуть поджатые от злости губы, на руки в перчатках, сжимающие руль с такой силой, что кожа готова вот-вот порваться.
Молча восхищаюсь им, как девчонки в аудитории. В первый день, когда я сидела в шоке на последнем ряду и думала, что это незнакомец.
И сейчас почему-то думаю точно так же.
— Ты не ответила на вопрос. Как ты?
— Вам не плевать? — выплевываю этот вопрос. Мужчина никак на это не реагирует.
— Нет, я уже сказал. И твоему брату тоже. Вряд ли он обрадуется, что родная сестра находится на грани нервного срыва.
— Откуда вы знаете, обрадуется он или нет? Ему плевать, скорее всего, — спрашиваю, не отрывая взгляд от мужчины.
— Сомневаюсь. Он заботится о тебе, как и любой старший брат.
— Он хотел продать меня за долги наркодилерам. Думаете, тогда он заботился обо мне?
Вновь тишина нависает над нами темным облаком, но на этот раз какая-то напряженная и не слишком успокаивающая. Понимаю, что больше не в состоянии молчать, что слезы невозможно сдержать внутри. Как и боль, разрывающую меня на сотни молекул.
— Я все для него делала! Все! Спасала его из передряг, оплатила лечение, заботилась о нем во время химиотерапии! Мне пришлось дом продать, чтобы оплатить лечение в больнице, я даже стала…
— Кем?
Серьезно? Нет, он серьезно спрашивает, или шутит? Он еще будет спрашивать кем? Сам же в курсе всего, к чему произносить слова лишний раз? Только…