Красный (ЛП) - Райз Тиффани. Страница 29

Он убрал руку и приставил головку органа к ее входу. Он был слишком большим. Он разорвет ее, если она примет его. Она отпрянула, но прятаться или бежать было некуда. Мужчина опустил голову в капюшоне к ее груди и провел языком по соску. Это было странно, не похоже на язык или рот Малкольма. Было странно холодно, но не так уж неприятно. Снова и снова он облизывал сосок и ласкал всю грудь длинными движениями языка. С каждым щелчком и движением языка массивный член мужчины все глубже погружался в ее лоно. Мона раскачивала бедрами, чтобы принять еще больше. Минотавр снова рыкнул, нечеловеческий звук, который испугал бы ее, если бы она не была так поглощена наслаждением от проникновения. Глубокие мышцы влагалища протестующе застонали, когда его огромный орган раскрыл ее, раздвигая стенки и погружаясь в нее все глубже. Она обвила ноги вокруг него и зафиксировала себя, двигая бедрами вверх и вниз. Удовольствие было нечестивым. Она просто обезумела. Он приподнялся и вонзился в нее. Она закричала, когда он наполнил ее полностью, более наполненной она никогда не была. Она не могла этого вынести. Она должна была вытащить его из себя. Струя его семени ударила ей в шейку матки, и она внезапно испытала оргазм от невероятной силы и жара. Он толкнулся снова, и скользкое семя внутри нее облегчило его проникновение. Теперь, когда он кончил, огромный орган двигался в ней гораздо легче. И все же казалось, что яростное соитие только началось.

Его движения были медленными и неторопливыми. Он вышел до самой головки и вошел в нее на несколько дюймов. Он был близко к ней, настолько близко, что она могла поднять голову от камня и уткнуться носом ему в грудь, если бы ей удалось каким-то образом раздвинуть складки плаща. Женский шабаш все еще пел, хотя Мона едва слышала их. Мужчина ничего не говорил. Они совокуплялись в полной тишине, если не считать дыхания. Ее бедра стали влажными, и она почувствовала, как еще больше жидкости стекает по валуну под ее бедрами. Прошли минуты. Он двигался быстрее внутри нее, но недостаточно быстро, чтобы довести ее до второго оргазма. Она чувствовала, как что-то нарастает, что-то большее, чем ее собственная кульминация.

Пение становилось все громче, его толчки все сильнее и глубже. Даже прикованная цепью к скале, Мона чувствовала, как ее тело плывет, невесомое, не пришвартованное. И снова массивная рука нашла ее груди и ласкала их, теребя затвердевшие точки, безжалостно сжимая. Рука была идеальной во всех отношениях, за исключением ее причудливого размера, и она не могла не выгибаться ей навстречу. Она разрывалась между желанием получить его грубые ласки и желанием спрятаться от этого существа в плаще, убежать от него. Но куда она могла пойти? Даже если бы она не была прикована к скале, член внутри нее пригвождал ее к валуну так же, как бы это делал железный кол в ее теле.

Минотавр - мужчина, Малькольм, кем бы он ни был - поднял ее с валуна и подсунул под нее руку. Они были склеены вместе в чреслах. Еще один поток семени наполнил ее, и она снова кончила. Только с Малкольмом она впервые ощутила, как мужчина кончает внутри нее. Должно быть, сейчас все закончится. Ни один мужчина не может дважды кончить внутри женщины и после этого продолжать ее трахать. Это было неестественно. Это было невозможно. И все же он продолжал проникать ее дырочку. Ее лоно ощущалось как открытая рана, ткани влажные, обнаженные и слегка щипало.

Ей нужно остановиться.

Она не хотела, чтобы это заканчивалось.

Он вытащил руку из-под ее головы и схватил ее за бедро. Другая рука держала другое бедро. Он рывком притянул ее бедра к себе, насаживая ее на себя, пронзая. Пение становилось все громче, пока оно не стало единственным, что она слышала. Это было громче, чем ее дыхание, громче, чем его, громче, чем их совокупление, громче, чем ее собственные крики, когда он приближал ее к финальной кульминации. Она рухнула на камень, повернула голову и уткнулась в свою руку, закричала, пока мышцы внутри нее раскрывались, изгибались и подстраивались к этому нечеловеческому органу.

Это когда-нибудь закончится? Да, должно. Она чувствовала, как приближается к концу, приближается к последнему оргазму. Она попыталась ускорить конец безумными движениями бедер, и мужчина в плаще ответил более быстрыми толчками. Это было первобытное соединение тел. От Моны ничего не осталось - ни ее имени, ни прошлого, ни жизни во внешнем мире. Не было никакого внешнего мира. Было лишь соединение их тел, влага, камень позади нее и плащ, защищающий ее, и ничего больше. Минотавр проник в каждую часть ее пожирающего отверстия. Оно приближалось. Она чувствовала его. Оно приближалось. Почти здесь. Оно приближалось. Последний спазм единения. Оно приближалось. Закрытие раны. Оно приближалось. Жертва, которая свела их вместе. Оно приближалось. Оно приближалось. Мужчина вколачивался в ее глубину. Она подняла глаза к ночному небу и увидела, что все звезды потускнели.

Оно приближалось.

Мужчина откинул капюшон, и Мона закричала.

- Это я, дорогая, - прошептал Малкольм ей на ухо. - Это всего лишь я.

Мона обнаружила, что лежит на кровати в задней комнате, а Малкольм, обнаженный, лежит на ней, двигается внутри нее. Оргазм Моны потряс ее до глубины души, шейка матки безумно сокращалась, почти болезненно, даже когда она снова закричала от ужаса.

Минотавр, фигура в плаще, которая была и не была Малкольмом, исчезла. Так же, как и огонь, и жрицы, и пение, и цепи вокруг ее запястий и живота, и валун под спиной. В комнате не было ничего кроме горящей свечи на стуле, портретов женщин вокруг и над кроватью, звуков улицы, и веса Малкольма, удерживающего ее на кровати.

Она оттолкнула его и села, прижимаясь к изголовью кровати, из нее вытекала сперма. Малкольм опустился перед ней на колени с иронической улыбкой на лице.

- Я немного напугал тебя? - поддразнил он.

- Немного напугал? Ты накачал меня наркотиками.

- Никогда. Это было обычно гранатовое вино. Но опять же, гранат действительно обладает особой силой.

- Это было не просто вино. Я видела.

- Ты видела то, что я хотел, чтобы ты увидела, как и всегда. Когда ты пьешь его, оно открывает разум.

Ее сердце бешено колотилось, словно она все еще была прикована к валуну. Ее руки дрожали, все тело дрожало.

- Я предупреждал тебя, что люблю играть в игры, - сказал он. - Я предупреждал тебя, что в следующий раз ты будешь ненавидеть меня.

- Я действительно ненавижу тебя.

- Это пройдет. - Он пожал плечами, послал ей воздушный поцелуй и подмигнул. - Всегда проходит.

- Убирайся, - сказала она.

- Если ты настаиваешь. Я еще не совсем закончил с тобой. Но ничего страшного, - ответил Малкольм, пренебрежительно махнув рукой. Он выбрался из постели и быстро оделся в свой костюм тройку. - В следующий раз мы закончим на позитивной ноте.

- Не будет никакого следующего раза. Я больше не хочу, чтобы ты приходил.

- Боюсь, мы заключили соглашение, не так ли? Ты помнишь об этом? - Он вытащил из внутреннего нагрудного кармана белый прямоугольник бумаги. Он показал ей одну сторону, белую и чистую, и вторую - так же белую и чистую. - Ты согласилась делать все.

- Ты накачал меня наркотиками. Из-за тебя у меня начались галлюцинации.

- На самом деле, нет… но даже если и так, это подпадало бы под определение "все что угодно", ты не согласна?

Мона выхватила карточку из его руки и разорвала ее на кусочки, швырнув на постель.

- Убирайся. И никогда не возвращайся.

- Ты же не всерьез.

Она отстранилась от него, повернулась к нему спиной, стараясь не смотреть на него.

- Ты монстр, - сказала она, рыдание застряло в ее горле.

- Это была лишь иллюзия. Я тебя предупреждал...

Он предупреждал ее, что она не отличит фантазию от реальности. Предупреждал, но это было другое. Фантазия и реальность были едины, но Малкольм заставил ее усомниться в собственном здравомыслии.

- Убирайся. Сейчас же.

Он хлопнул дверью так громко, что она вздрогнула. Свеча погасла, и в комнате стало темно, если не считать окна в потолке.