Консул Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 48
— Да, конечно. — Кивнул Фотий. — И по всему выходит, что он просто заблудился во тьме. Запутался. Что ему нужен добрый наставник, чтобы разобраться и успокоить бурю в своей душе.
— Строгое послушание ему нужно, да на хлеб и воду! — Пробурчал Папа Римский.
Фотий остро на него взглянул, но не стал ничего комментировать. И судя по лицам остальных участников, подумали они примерно тоже самое.
— А вы знаете, — вдруг произнес представитель армянской апостольской церкви. — Это же настоящее чудо.
— Где чудо?
— Здесь. Вот прямо сейчас. Ведь Василий смог собрать нас всех вместе. Вот мы сидим. Беседуем. И пытаемся как-то придумать сообща, что делать с общей проблемой. Когда мы последний раз так собирались? Ах… если учесть иудеев и мусульман, то никогда. Разве это не чудо?
— Чудо будет, — хмуро заметил представитель халифата, — если наша беседа даст хоть какие-то плоды.
— Чудо уже то, — улыбнувшись, произнес тот самый раввин, что навещал Ярослава, — что люди книги впервые собрались и обсуждают сообща, как бороться с язычеством. Это — уже само по себе — чудо…
[1] Пентархия — пять основных престолов христианской церкви: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Они были первыми. Они стояли во главе и у истоков христианства.
[2] Мицраим — старое название Египта на иврите.
Глава 4
866 год, 6 июня, Двинск[1]
— Может быть хватит? — Тихо спросила Пелагея у супруга. Они стояли на носу джонки, удалившись туда, чтобы хоть немного побыть вдвоем.
— Что хватит?
— Ты весь год провел в походе. И собираешь снова. И не в один. Опять хочешь все бросить на меня? Думаешь, мне легко одной?
— А ты думаешь, я сам хочу мотаться по этим далям?
— Ты бы людей своих посылал, а не сам бродяжничал. Вон — по прошлому году тебя сколько дома не было? А как вернулся, что сел в покое? Нет! По всей округе как бездомный какой-то бегаешь.
— Ты прекрасно понимаешь, зачем я это делаю, — нахмурился Ярослав.
— Конечно. Прекрасно понимаю. Сначала одна беда. Закончишь с ней — хватаешься за две новые. Потом за четыре. И так далее. И этому нет конца края. А ты обо мне подумал?
— Не я себе эти проблемы выдумываю.
— А кто? Зачем-то с северянином тем задумал воевать… Чем тебе не угодил этот Хрёрик? Ну пришел бы. Ты бы под его руку пошел. Чай с такой армией никто не решился бы драться. И стал в его дружине. Тут бы и сидел. И жили бы мы тихо и хорошо. По-людски. Вот не хотела я за воина идти. Как чувствовала, что покоя не будет.
— Ты в себе? — Повел бровью Ярослав.
— Я устала… просто устала… — покачала головой Пелагея и обхватила себя за плечи руками. — Я хочу быть женой, а не тем, кто тебя постоянно подменяет. У меня голова кругом от всего того обилия дел, что ты творишь. Веришь? Я по ночам иной раз тихо плакала, так как ничего не понимала. А решение принимать надо. Я просто так больше не хочу.
— Я понял… — мрачно произнес Ярослав, отвернувшись.
— Ты обиделся?
— Я тружусь как раб на торговом дромоне. Стараюсь. Пытаюсь обеспечить крепкое будущее нашим детям. А ты — устала. Просто устала. А я не устал? Ты думаешь я всю жизнь мечтал нестись через полмира да разорять города?
— Думаю, что да.
— Тогда ты заблуждаешься. Я хочу тихого покоя.
— Тогда зачем ты все это делаешь?
— Потому что ни меня, ни тебя в покое не оставят. Ты думаешь, если бы я уступил Хрёрику мы бы жили спокойно? Очень наивно. Он был меня либо убил, либо взял в плен и попытался выручить выкуп. Выкупи меня Вардан — сгнил бы в подвале, в лучшем случае. Или бы просто пытали, а потом придушили от греха подальше. Или оскопили и отправили в какой-нибудь монастырь. А тебя бы просто пустили по кругу и прирезали бы. Продавать в рабыни тебя уже поздно. Старовата. Да и кто жрицу купит? Разве что для показательной казни.
— Ты сгущаешь тучи.
— Я говорю, как есть. Ты действительно связала свою жизнь не с тем. Незаконнорожденный сын Василевса — это проклятие. Как и вообще — хоть какое-то отношение к этому августейшему дому. Думаешь я просто так кручусь? Я хочу выжить. Я хочу, чтобы ты выжила. И чтобы наши дети выжили. Поверь — я тебе рассказываю лишь малую толику тех интриг, что кипят там, на юге.
— А с этими священниками ты зачем сцепился? Нельзя было по-человечески договориться?
— Они враги. — Холодно и жестко отрезал Ярослав.
— Враги?
— Подумай, к чему ты сама стремилась, когда была просто жрицей Макоши. Вспомни. Разве не к тому, чтобы у тебя всегда имелась хорошая одежда и обильный стол? Разве не к тому, чтобы к твоему слову прислушивались, а твоего гнева боялись?
— Я служу Макоши и…
— Ты жрец, — перебил ее Ярослав. — Точнее жрица. Они тоже. Хуже того — они не просто жрецы, а целая организация, скованная единой дисциплиной и иерархией. Как легион. Их цель — власть и деньги.
— Тогда выходит и у меня такие цели.
— То, что ты жрица Макоши уже не важно, ибо ты моя супруга. Мы — заодно. И ты стоишь, и будешь стоять за интересы наших детей. А они — нет. Им наши дети интересны только в том ключе, в каком помогут им в получении прибылей.
— Погоди, — нахмурилась Пелагея. — При чем тут деньги? А как же вера? Как же спасение души? Как же слово Божье?
— Если бы я был простым обывателем, то да, мне это было бы важно. Но я — правитель. И мне важно то, что, продавая людям веру в спасение их души когда-нибудь после смерти, они хотят взять их деньги уже сейчас. В принципе, это было бы не так и важно. Каждый сам волен творить глупость на свое усмотрение. Было бы, если бы не одно «НО». Они таким своем поведением суют руку в моей кошелек.
— А жрецы Перуна? Велеса? Я никогда не думала, чтобы ты к ним выказывал антипатию.
— Они одиночки. Много ли они возьмут? Да и, если начнут выступать, их всегда можно успокоить. За ними силы нет. А если и есть, то заемная. А за церковью — есть сила. И за христианской, и за исламской, и за иудейской. И… если честно… я просто не знаю уже что делать.
— А что делать? Ты здесь, они там. Рядом с тобой я и мои родичи. Ты же сам говоришь — наши объедают не сильно. Так и зачем тебе с этими церквами какие-то дела иметь?
— Они нас не оставят в покое. Поверь. Это ведь не отдельные люди. Это мощные и хорошо организованные легионы, готовые годами драться за паству. Если бы я восемь лет назад не пришел в эти земли, то уже Хрёрик бы все здесь завоевал по Днепру и Неве с Волховом. А его правнук крестил бы эти земли. Огнем и мечом крестил бы. Выжигая и жрецов Макаши, и Велеса, и Перуна, и даже обычных травниц, ибо в них ваше наследие будет сохраняться.
— Почем тебе это знать?
— Я — знаю, — очень твердо и жестко произнес Ярослав, взглянув ей прямо в глаза. — Я много знаю… из того что было, и из того, что будет. Из-за чего прекрасно понимаю, с КАКИМ врагом мне приходится бороться. И если врагов обычных я разбить могу. То с этим чудищем я не справлюсь…
— Все настолько плохо?
— Все ОЧЕНЬ плохо. Самое страшное, что пускать этого «козла» в огород нельзя, ибо сожрет всю капусту, но и не пускать не получится. Ну я свою жизнь как-то продержусь. Может быть наши дети еще как-то справятся. А внуки? У них моих знаний не будет. У них не будет моего понимание ситуации. Ее просто не передашь словами. Для этого нужно вырасти ТАМ, чтобы у тебя голова иначе думала.
— А если мы все объединимся?
— Кто «мы»?
— Жрецы Макоши, Велеса и прочих богов.
— Вы или не сможете им противостоять, или превратитесь в чудовище ничуть не менее опасное.
— И что же делать?
— Я не знаю… просто не знаю… Проще всего устроить резню и утопить все в крови. Но у меня для этого сил не хватит. Я и так уже на грани допустимого. Если я спровоцирую восстание сторонников старых Богов в Константинополе, то это будет конец. Точка невозврата. Остается с ними договариваться и сотрудничать. Но это порочный круг… они войдут к нам. Укрепятся тут. И уже через несколько поколений будут чувствовать себя очень уверенно, стараясь все больше и больше отжать себе земель и денег. Верой торговать несложно. Чеши языком, да деньги собирай. Ври. Все что угодно ври. Все равно с того света еще никто не возвращался. А человек, перед лицом смерти, становится слаб и труслив. Он на многое пойдет, чтобы обеспечить себе ТАМ хорошую жизнь.