Академия под ударом (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 21

— Просто хлопните в ладоши, — ответил он. — И скажите «Завтрак!»

Домового Элиза увидела в первый раз.

В отцовском доме и домах друзей их не было, а в академии домовые делали все, чтобы никому не попадаться на глаза. Элиза вспомнила рассказ Оберона о том, что, несмотря на давнее и близкое соседство, домовые недолюбливают людей. И сейчас, когда в больничный зал вкатились два лохматых шара, на спинах которых балансировал большой серебряный поднос с блюдами, прикрытыми крышками, Элиза испуганно ахнула и невольно поджала ноги.

Издали шары были похожи на ежей или лохматых котов. Серая ухоженная шерсть струилась мягкими волнами, от домовых едва уловимо пахло свежей выпечкой. Следом за ними с веселым лаем вбежал Пайпер, и Элиза ахнула и протянула к нему руки. Щенок запрыгнул к ней на колени, заворковал, лизнул в щеку.

— Хороший он у вас, — заметил Оберон. Шары домовых подпрыгнули, ловко поставив поднос на прикроватный стол, и Элиза услышала негромкое фырканье.

— Спасибо вам, — улыбнулась она, и домовые замерли. От их пушистых фигурок веяло искренним любопытством.

— Вот так дела! — негромко прогудел один из шаров. — Вежливая леди! Видал ты, братец, что деется?

Элиза удивленно посмотрела на них. Поймала взгляд Оберона — он смотрел с любопытством, словно Элиза проходила какое-то испытание, и проходила успешно.

— А что, тут нет вежливых леди? — поинтересовалась Элиза. Второй домовой подпрыгнул, крутанулся и раскрылся, встав на рыжеватые ножки в темных башмачках.

Он действительно был похож на кота: аккуратная мордочка, круглые ушки, белые усы. Элиза невольно улыбнулась — домовой выглядел очень милым, как плюшевая игрушка. Если бы Элиза была ребенком, то обязательно погладила бы его!

— Есть, — ответил он. — Но мало. Кушайте на здоровье!

— Спасибо! — сказала Элиза, домовой снова свернулся клубком, и Пайпер посмотрел на него так, словно это была знатная добыча, которую надо было схватить и притащить хозяйке. Домовые зафыркали, укатились, и Оберон весело заметил:

— Вы им понравились. Они редко с кем разговаривают. Просто делают, что им велено.

Подняв крышку с блюда, Элиза увидела яичницу с беконом и грибами и поняла, что страшно проголодалась. После землетрясения, когда Оберона принесли в больничный зал, она не могла думать о еде, а теперь как-то опомнилась. Да, уже утро, Оберон пришел в себя, а она голодна.

Элиза не заметила, как ее тарелка опустела. Оберон ел медленнее, и ей вдруг стало стыдно. Леди не должна молотить свой завтрак, как крестьянка, которая боится, что у нее отнимут скудную еду. Оберон ободряюще улыбнулся.

— Помните, вы сказали, чтобы я повторил свое предложение, когда буду видеть в вас именно вас, а не кого-то другого? — спросил он, и Элизе сделалось жарко, а потом сразу же охватило таким холодом, что она почти перестала дышать. — Ну вот, я повторяю.

Элиза отставила тарелку на стол. Неужели можно полюбить вот так, за несколько дней? Их связало заклинание, потом Оберон спасал ей жизнь…

Она вспомнила, как испугалась за него во дворе замка. Это был не то что бы страх — черная липкая тоска вползла в душу. И потом, когда Элиза сидела рядом с кроватью, когда уже ушел врач, и больничный зал погрузился в полумрак, она поняла, что не может потерять Оберона. В ней тогда тоже умрет что-то очень важное.

Была ли это любовь? Бог весть.

Элиза не успела ответить — в больничный зал вошел ректор, и она почти услышала легкий звон, словно где-то далеко лопнула туго натянутая нить. И наваждение ночи и страха сразу же исчезло.

Оберон устало улыбнулся, словно именно этого и ожидал.

— Доброе утро, дорогой мой! — Акима подошел к койке, поставил на столик маленькую бутылку из темно-зеленого стекла. На смуглой этикетке извивался дракон. Обернувшись к Элизе, ректор кивнул ей: — Доброе утро, миледи! Как наш больной?

— Быстрыми шагами идет на поправку, — весело сказал Оберон. Элиза заметила, что Пайпер смотрел на Акиму с очень недовольным, почти свирепым видом, который делал его милым и забавным. — А что в бутылке?

— Сарванийское вино! — с гордостью ответил Акима. — Берег его для особого случая и решил, что он уже наступил. Оно тебя подбодрит, я уверен.

Было видно, что это вино ректор буквально от сердца отрывал. Элиза слышала о его чудодейственных свойствах — редкий напиток был славен тем, что возвращал в раненую душу бодрость и радость. Оберон довольно улыбнулся и заверил:

— Сегодня же его попробую с хорошей закуской. Есть новости?

Акима взял стул, сел рядом с кроватью и сообщил:

— Для начала все финансовые проблемы академии полностью решены. Навсегда. То, что мы вчера изгнали и запечатали, оставило трещину в скале, и догадайся, чем полна эта трещина?

Оберон вопросительно поднял бровь.

— Неужели алмазами? — с сомнением предположил он.

— Именно! — воскликнул Акима. — Я уже подтвердил права академии на все, найденное на ее территории. Слышишь шум? Это Лаваль и Азуле орут согласным хором, что алмазы принадлежат министерству магии и образования.

Оберон рассмеялся.

— Теперь держитесь, господин ректор! — весело сказал он. — Нас станут грызть, а вас попробуют сместить.

Акима нахмурился.

— Я это прекрасно понимаю, — серьезно ответил он. — Такой лакомый кусок никто не выпустит из рук. Особенно, когда об этом узнает король Эдвард. Как там финансовые дела короны, плохи?

Оберон ухмыльнулся.

— А когда они были хороши? Может, нам стоит укутать трещину Скрываемой пеленой? — предположил он. Элиза решила, что это было какое-то заклинание.

— Я думал об этом, — кивнул Акима. — Одним словом, не залеживайтесь здесь, друг мой. Ваши таланты понадобятся всей академии.

По губам Оберона снова скользнула улыбка. Он покосился в сторону Элизы и спросил:

— А что там было за пророчество?

— Ха! — воскликнул ректор. — Вся академия о нем говорит. Оно о принце Жоане, это несомненно. И еще неизвестно, что принесет нам больше проблем, алмазы или великий владыка рядом с ними.

Элиза увидела, что Оберон вздохнул с облегчением, словно ожидал чего-то другого, и обрадовался, что ожидание не сбылось.

— Почему вы так уверены? — спросил он.

— Потому, что у него вспыхнул артефакт в экипаже, когда он сюда ехал, — ответил Акима. — Принца легко ранило, но кровь была. А экипаж — в пепел. Вот вам и восставший из пепла и крови. Что же до короны, то вы знаете, что абаринские владыки выбирают наследника из своих детей. Висен выбрал Жоана, но потом передумал.

Оберон нахмурился. Посмотрел на Элизу, и она почувствовала, что землетрясение было только началом их проблем.

— Мне кажется, у академии впереди только беды, — угрюмо заметил он. Акима кивнул и ответил:

— Редкий случай, когда я с тобой полностью согласен.

— Нет, господа, это нелепица! Форменная нелепица! Я слышал то, что сказала та бедная девушка, но разве же можно воспринимать это всерьез? Это бред, и ничего, кроме бреда!

Принц Жоан, которого вызвали в ректорат, вдруг сделался каким-то очень тихим и смирным. Элиза сидела на диванчике в углу, старалась не привлекать к себе внимания и думала о том, что за эти дни принц умудрился показаться с дурных сторон, и его нынешнее угрюмое смирение может быть только маской.

Оставалось понять, так ли это, и зачем он надел эту маску.

— Государь Висен ведь хотел сделать вас наследником абаринской короны? — уточнил ректор. Жоан, который до этого момента мерил кабинет быстрыми шагами, остановился и посмотрел на Акиму очень странным взглядом, словно ему вдруг сделалось очень страшно.

— Я не обсуждаю решения моего короля, — ответил он тем напряженным неживым тоном, которым обычно отвечают на плацу.

«Боится короля? — подумала Элиза. — Да, он и правда его боится…»

Она уже видела этот страх — в первых газетах, которые вышли после смерти государыни Раймунды, были дагерротипические снимки принца, и Эдвард смотрел с них с таким же выражением.