Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина. Страница 20

— Миленько, — Земляному никогда не хватало того, что нормальные люди называют тактом. — Определенно, мне здесь нравится.

— Шел бы ты…

— Не могу, — он сел на пол, вытянув ноги.

На ботинки налипла земля, комки которой тут же осыпались и на паркет, и на светлый ковер.

— Ты ее не оставишь, а мне одному плохо… и вообще, у нас там дети без присмотра. Они, конечно, после ночи умотавшиеся. Но ты же знаешь, насколько быстро эти засранцы восстанавливаются.

В этом была своя правда.

Земляной прижал подбородок к шее, и кровь капала на темное сукно пиджака, который нынешним вечером отправится в камин.

Алексашка достал пластину и, подняв ее, уставился… и смотрел, смотрел…

— Кстати, я там телефон видел.

— Где?

— Там, — Алексашка указал куда-то в коридор. — Так что, наша Анна далеко не бедна, если может себе позволить… иди целителя вызывай. Если ей станет хуже, от нас толку мало.

Телефон обнаружился в небольшой гостиной, которая от прочих комнат отличалась разве что полумраком и темно-зеленым цветом стен. Но и здесь обосновались растения. Кривоватое дерево застыло в углу, но стоило появиться Глебу, и меж корней его появились змееобразные отростки ловчих плетей.

Надо же, ночной саабшар…

— Спокойно, — сказал Глеб, кинув на растение сеть. Быть сожранным ему не хотелось. Растение выглядело довольно старым. Материнский ствол достигал двух саженей в поперечнике, а на ветвях спели полупрозрачные пузыри с семенами. — Мне только позвонить…

…записная книжка обнаружилась рядом с аппаратом.

Всего две страницы. Десяток имен.

Молоко.

Бакалея.

Это не то… а вот и номер, отмеченный змеей. Целитель. Ответили, к счастью, быстро. Повезло.

Земляной перебрался на постель. Он лег рядом с Анной, не удосужившись снять ботинки, поднял пластину над головой и уставился в нее с презадумчивым видом.

— Иногда мне начинает казаться, что тебя в детстве мало пороли.

— На полу жестко. А ей пока все равно. Да успокойся, спит она… хорошая защитная реакция, — он шмыгнул носом. — Но… можем считать, что нам повезло. Дед точно не пройдет мимо. На, взгляни…

Отпечаток получился четким.

Проклятье походило даже не на паука, на сколопендру, прикипевшую к позвоночнику. Она точно повторяла форму его, высунув тончайшие нити конечностей, которые дальше разделялись на еще более тонкие, тянувшиеся к сердцу.

Они уже вросли в перикард.

Оплели воротную вену печени. Затронули кишечник и почти поглотили почки. Они образовали гроздья вторичных тел над почками.

— Не так смотришь. Не на само его смотри, поверни чуть боком. Обрати внимание на оттенок. И на то, как расслаивается в верхней части. На саму верхнюю часть. Видишь зазор между ним и позвоночником в грудном отделе?

Едва заметный, тоньше волоса.

— А еще вот, — палец ткнулся куда-то в размытое пятно. — Видны следы иссечений… восстанавливается эта тварь довольно быстро, однако… не настолько быстро. В общем, я готов сожрать свои носки, если это не переведенное проклятье.

— Что значит, переведенное? — Анна не испытывала боли, морфий ли тому был виной, или просто день выдался удачный, но боли не было.

Слабость вот имелась.

И в ушах слегка звенело. Звон этот раздражал, казалось, он настоящий, мерзковатый довольно. И мешает Анне уснуть. А спать хотелось.

— Да, накачали вас… — Александр выглядел не слишком хорошо. Его лицо обрело желтизну, выдававшую проблемы с печенью, а под глазами появились темные мешки. — Но слушать вы способны. Выпейте.

Он плеснул из фляги травяной отвар.

Черный.

Тягучий.

— Пейте, пейте, не бойтесь. Травить вас я не стану, а в голове прояснится. Хотя не обещаю, что потом эта голова не будет болеть.

— Что ты…

— Всего-навсего темьянский бальзам.

— На семнадцати травах? — Анна осторожно приняла чашу с жидкостью, о которой лишь слышала. Отвар пах… грязью. И на вкус был немногим лучше.

Она полулежала в гостиной, стараясь не думать, как оказалась в ней. Лежать было вполне даже неплохо, особенно, если не обращать внимания на звон.

И на гостей.

Земляной устроился в кресле, перетащив его к само софе. Острые его колени упирались в край, и Анна старательно на них не смотрела. Но тогда приходилось смотреть на темные, какие-то неприятные руки Александра. А вот Глеб устроился у окна, и отчего-то выглядел донельзя смущенным.

Виноватым?

— Он самый, он самый… и на вашей крови, поэтому должен помочь. А что до проклятья, то что вы о них вообще знаете?

— Немного. Знаю, что прокляли мою мать, а я… оно перешло на меня.

— Его перевели на вас, — уточнил Земляной, сам прикладываясь к фляге. — Изначально.

Он прижал флягу ко лбу и прикрыл глаза.

— Не обращайте внимания… я потому и бросил это дело, что никакого здоровья не хватит. Так вот, мы живем в относительно мирное время, прелестное даже, я бы сказал… какие сейчас проклятья? Сглаз? Или вот пожелает нераскрывшийся одаренный чего-нибудь такого в запале… но как правило, неструктурированные проклятья живут недолго.

— А мне сказали, что мое как раз из таких… что оно просто перешло…

Земляной поморщился.

А звон отступил, и слабость с ним, что хорошо, потому как морфий Анна не любила, чувствовала себя под его воздействием… другой.

Неправильной.

— Видите ли, Анна, среди моих собратьев много всяких и разных. Это как с целителями. Одни больше кости любят, другие — мясо. Третьих хлебом не корми, дай в мозгах поковыряться. Так и с темными. Вот Глебушку взять…

Упомянутый Глеб лишь плечом дернул.

— …он у нас специалист по темным артефактам. Щиты вот. Или, напротив, ловушки. Живое оружие, заклятое на кровь… особо ценится. Я большей частью големов леплю. А вот проклятья… сейчас остался один действительно знающий проклятийник.

И Александр отчетливо поморщился.

— Мой дед. Он учил меня, но выяснилось, что кровь и талант — разные вещи, да… к чему это я? К тому, что человек, вами занимавшийся, конечно, сделал многое, но вряд ли он был в курсе некоторых тонкостей. Чтобы стихийное проклятье выжило и закрепилось, должно совпасть многое, начиная с положения звезд и заканчивая сродством магии. Обычно из стихийных выживают лишь материнские проклятья. Но снять их…

Он развел руками.

— Думаете, мама…

— Не спешите, — Александр сделал глоток и закрыл глаза. — А почему у вас прислуги нет?

— Не люблю чужих.

— Прямо как мы… но лучше подыщите кого-нибудь. Если дед за вас возьмется, вам… легко не будет.

— Не отступай от темы, — Глеб отвернулся от окна. И флягу у приятеля отобрал. — Извините, Анна. Он у нас любит болтать. И не любит огорчать людей.

— А что в этом хорошего?

У Земляного были широкие широкими с потемневшими пальцами. Случается, когда кто-то постоянно имеет дело с агрессивными средами.

Определенно.

Черная кайма под ногтями. И сами эти ногти кривоватые, кое-где расслаивающиеся. А меж пальцами кожа покраснела, шелушиться начала.

— Ничего, — сам себе ответил Александр, почесывая руку. — Но да, придется… видите ли, Анна, когда на человека накладывают проклятье, у него есть несколько вариантов. Смириться и умереть, что, к слову, происходит не так уж редко. Или попытаться снять.

Он положил ногу за ногу. Поерзал. Снял. Оттолкнулся, разворачивая кресло. С протяжным скрежетом ножки его проехали по паркету.

— Погодите… минутку…

Земляной встал и развернул кресло, сел, замер, прислушиваясь к ощущениям, и сам себе кивнул.

— Так лучше… а то после такого знобит слегка.

Сейчас он устроился напротив окна, и солнце окутывало фигуру его светом, от которого резались глаза. Смотреть на мастера было больно, но Анна все равно смотрела.

— Что же касается снятия, то здесь… самый простой вариант — отыскать специалиста, сила и умения которого позволят изолировать проклятье. И сделать это надо быстро, где-то в течение недели-другой, пока проклятье прочно не вросло в тонкое тело человека. Проблема здесь в том, что зачастую проклятые не осознают своей проклятости. На начальных стадиях проклятья выглядят как крохотная точка, разглядеть которую и специалисту непросто. А уж обыкновенный маг и вовсе с большой долей вероятности точку эту пропустит. Она же, внедрившись во внутренние слои тонкого тела, разовьется, закрепится… и тогда, даже при изъятии основного узла возникнут вторичные, которые опять же будут развиваться.