Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина. Страница 28

…белый особняк, где обитала госпожа Ильина, милая старушка, которая, к сожалению, не пережила зиму. А стало быть, скоро у дома появятся новые хозяева.

Или уже?

В далеких окнах горел свет, он ложился на дорожку, аккурат между двух спиралевидных туй. И светлый камень маслянисто переливался.

Ольга Витольдовна говорила, что жильцы в доме появятся нескоро, что особняк лишь выставлен на продажу, а это дело небыстрое.

Выходит… не такое небыстрое.

Но какое Анне дело?

Разве что кустов, которые остригли чересчур уж сильно, немного жаль.

Когда рокот мотора разрушил тишину ночи, Анна подумала, что эта прогулка… не совсем разумный поступок. Свет фар ослепил, заставил вскинуть руку, а вторую — покрепче стиснуть трость.

Господи, в каком виде она предстанет…

…с другой стороны, ее могут и не разглядеть, но…

Бежать еще более глупо. Да и зачем, если ничего-то дурного Анна не делает.

И… и она растерялась.

А мотор, минув старый дуб на развилке, сбросил скорость, чтобы остановиться у дома. Что ж, если не везет…

— Мама? — с удивлением воскликнул звонкий мальчишеский голос. — Мама, право слово, это лишнее… ой… простите.

Анна осторожно отступила в тень.

— Мне вдруг показалось… — за рулем сидела особа юная и очаровательная.

Светлые волосы слегка растрепались, несмотря на золотую, в тон платью, ленту. Золотой пылью сияла кожа. Кажется, Анна что-то такое читала в модном журнале, про тонирующую пудру… золотой чешуей переливалось платье, подчеркивающее хрупкую фигуру незнакомки.

Та распахнула дверь, и камня коснулись каблучки золотых туфелек.

— Теперь я вижу, что ошиблась… с вами все в порядке? Я вас не напугала?

— Нет.

— Вы…

— Решила прогуляться, и вот… извините, неудобно получилось.

— Ольга, — сказала девушка.

— Анна.

И запах ее духов был золотым, легкий ненавязчивый аромат солнцепыльника, который расцветает лишь под полуденным солнцем. Еще мята.

Суданская роза.

И что-то иное, неуловимое, но смешивающее ароматы в один.

— Это вы меня извините. Я так поняла, что по вечерам здесь спокойно…

…золотые узоры, начинавшиеся на ладонях Ольги, поднимались и к локтям ее, раскрываясь на предплечьях цветами, а уже те исчезали в золотом тумане пыльцы.

— Да, — Анне подумалось, что с ее стороны крайне невежливо так пристально разглядывать соседку. — А вы… давно приехали?

— На той неделе. Маменьке врачи рекомендовали морской воздух, а в Светлогорске за дома просят просто несусветные деньги. Здесь же старинная матушкина приятельница вариант предложила и весьма неплохой. А вы здесь… давно?

Она улыбалась так светло и искренне, и казалось, не замечала ни неподобающего наряда Анны, ни трости ее.

— Десятый год уже.

— Давно… скажите по-правде, здесь всегда такая тоска? — светлые бровки приподнялись. — Я, конечно, знала, что это не столица, но… вот чтобы настолько! Даже в центре лишь одна ресторация работает, а в ней ни музыки, ни танцев… вечер поэтический устроить, что ли?

Это она уже спрашивала себя.

— Здесь есть книжный клуб, но… — Анна вспомнила дам, в нем заведующих, — боюсь вам будет неинтересно. Еще клуб любителей верховой езды…

— И конюшни?

— Есть и конюшни, но за городом… там же стоят велосипедные мастерские, если вы увлекаетесь.

— Пока нет, но, боюсь, от безделья рискну и велосипед освоить. Правда, мама будет против. Вот почему Олегу можно все, а мне ничего? Это мой брат. Он взрослый, серьезный и все такое… а мне надо быть благопристойной молодой леди и срочно найти себе подходящую партию.

Ольга сморщила носик.

— Где в этой дыре найти подходящую партию?

— Быть может, не все так плохо?

— Вы правы. Маменьке стало лучше. А чем лучше она себя чувствует, тем меньше беспокоится о моем будущем. Странно, что она никого за мной не послала… но от нотаций это не избавит. Мне пора… а вы неподалеку живете?

— Там. Дом с белыми розами.

— А… мне про вас говорили! У вас лучшие розы в городе, а еще вы немного сумасшедшая, потому что из дома не выходите. Надеюсь, вы не обиделись?

— Нет.

— Вы не похожи на сумасшедшую. На настоящую. Кто бы позволил вам жить самой?

— И вправду, — эти рассуждения вызывали улыбку. А еще… она была слишком солнечной, эта незнакомая девушка. Наверное, из-за обилия позолоты.

— Вы не будете против, если я вас навещу? Я не то, чтобы розы люблю, просто… ненавижу сидеть дома, а здесь еще ни с кем толком не познакомилась. Матушка, конечно, визитки разослала. Но вы же знаете… пока примут, пока ответят… пока визиты согласуют. Вот и остается только, что по городу кататься. Тоска!

— Приходите, — неожиданно для себя сказала Анна и… испугалась.

Гости?

Она совершенно не готова принимать гостей, тем паче таких. Сперва Ольга заглянет сама, потом притащит своего брата, а следом и матушку, которая… воображение нарисовало картину чинного чаепития в саду, в окружении незнакомого семейства, решившего, что Анна в достаточной мере здравомыслящая особа, чтобы потратить на нее толику времени.

…раз уж они тут больше никого не знают.

— Отлично, — Ольга запрыгнула в мотор. — Вас подвезти?

— Не стоит.

— Смотрите, мне не сложно. Я люблю моторы. Папенька подарил. Маменька была против. Но если ее слушать, я должна только и делать, что сидеть у окна и писать акварели. А у меня таланта нет… я вам покажу, вы сами убедитесь, что у меня совершенно нет таланта…

— Ольга! — мужской голос заставил девушку вздрогнуть.

— Простите… мне действительно пора.

Ворота распахнулись, пропуская мотор и его владелицу. А Анна… Анна отправилась к себе. Быть может, после ночного приключения бессонница отступит?

Глава 13

Глава 13

Павлуша оказался высоким типом, на лице которого застыло выражение крайне удивленное. Он был пухловат, лысоват и обладал тремя подбородками, лесенкой уходящими под воротничок. Этот воротничок как-то совсем уж опасно пережимал шею, и Павлуша имел привычку трогать галстук.

— Ваши бумаги, — сказал он, выставив несколько запылившийся ящик. — А мне нужен ваш договор. И все документы, которые вы имели неосторожность подписать.

Взгляд у Павлуши был рассеянный.

А голос высокий, женский.

Устроился он в гостиной, заняв единственное более-менее целое кресло. Рядом, будто сам собой, возник стол, на который Павлуша поставил черный кофр, а уж из него появился полновесный канцелярский набор и толстая записная книга в кожаном переплете.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — Мне потребуется некоторое время, чтобы изучить документы. А у вас дела.

Сказано это было таким тоном, что Глеб тут же подумал, что у него и вправду дела.

Неотложные.

В подвале.

Некогда здесь был винный погреб, но полки опустели, а старые дубовые бочки поросли пылью. Пыль лежала в углах. Пыль припорошила пол — ровный, просто-таки идеальный.

Мальчишки собрались в углу. Уставшие, грязные, но упертые.

Арвис по-прежнему спал, хотя и от веревок Земляной не стал его избавлять, что было весьма разумно.

— Итак, — Земляной избавился от хандры и испорченного костюма. Нынешний, мышасто-серый, отлично смотрелся бы на каком-нибудь чиновнике средней руки. Поверх костюма он благоразумно нацепил каучуковый фартук, чем, кажется, вызвал средь подопечных некоторое волнение. — Что мы имеем? А имеем мы результат бездумного, безголового даже вмешательства в чужой ритуал. Запомните, в местах массовых захоронений следует быть предельно осторожными. Земля достаточно долго хранит эманации смерти, особенно смерти существ разумных. Кто скажет, почему?

Молчание.

В подвалах гулко. И голос Земляного кажется отвратительно бодрым.

— Потому что разум и именно разум то орудие, которое способно структурировать вашу внутреннюю энергию и направить ее… — Земляной остановился над мальчишками, которые прижались друг к другу. Только Богдан сидел отдельно, всем видом показывая, что уж он-то такие простые вещи знает. — Именно по этой причине теоретически… и практически любой человек потенциально опасен. Не важно, есть у него дар или нет. Разозлите обыкновенную женщину, и она наградит вас проклятьем. Скорее всего, то развеется за пару мгновений, но если вы разозлите снова и снова… или женщин будет несколько… или не женщин и дело не в злости, а в смерти… сила не уходит вникуда. Они все, — Земляной указал на ящики с костями, занявшие место у стены, — умерли далеко не сразу. И сделалось это нарочно.