Император из стали (СИ) - Васильев Сергей Викторович. Страница 38

Комната погрузилась в молчание. Слышно было, как тикают часы, а где-то за дверями продолжает кипеть жизнь. Здесь, возле постели императора, время как будто остановилось.

— Никки, откуда ты всё это знаешь? — тихо спросила Мария Фёдоровна, — тебя этому никто не учил. У тебя не было вокруг ни единого советника, способного к такому анализу. Где ты взял эту информацию?

— Скажем так — приснилась..

— Это, наверно, был очень глубокий сон.

— Весьма. Но как видите, продуктивный…

— Хорошо. Я поняла, что ты не хочешь говорить мне правду. Но тогда что ты знаешь еще, чтобы я могла убедиться, что ты меня не обманываешь и не мистифицируешь?

Теперь надолго задумался император. Разговор требовалось закончить так, чтобы концовку беседы оставить за собой и к следующей встрече не требовалось опять мучительно воевать за инициативу. Но что такое можно сказать этой маленькой упрямой женщине, чтобы она хотя бы на время не приставала со своими наивными вопросами, но и прямо отсюда не бросилась на поиски другого, особого лекаря для своего сына, — специалиста по душевным болезням…

— А Вы уверены, матушка, что хотите знать то, что знаю я?

Не произнося ни слова, императрица кивнула и застыла в ожидании.

— Послезавтра умрёт королева Виктория, и где-то в конце месяца — Джузеппе Верди, — сухо сказал император, опять взяв в руки отложенные документы.

Вдовствующая императрица, ни слова не говоря, встала с софы и, глядя перед собой в пол, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь..

— Кажется, не поверила, — с сожалением резюмировал император.

В это же время. Санкт-Петербург

— Одно из народных названий января — просинец — напоминает, что в эту пору день прибывает, чаще показывается солнышко в небесной синеве. Старики говорили: «Январь на порог — прибыло дня на воробьиный скок». Вьюжный месяц — к ненастью летом. Вот, например, сегодня 21 января — День Емельяна Зимнего. Если на Емельяна ветер, как сейчас, дует с юга, то лето будет с грозовыми дождями, — не спеша и с расстановкой втолковывал тоном наставника своему молодому спутнику респектабельный, богато одетый аристократ в длинной двубортной шубе, крытой черным кастором, с шалевым отложным воротником. Впрочем, воротник сейчас был поднят до носа — зимний ветер поддувал решительно. — Жорж, да вы меня совсем не слушаете? — наигранно возмутился наставник, прервав своё повествование о народных приметах, остановившись, повернувшись лицом к собеседнику и уткнувшись тростью в носок его сапога.

— Простите, Ваше Сиятельство, но у меня совсем нет настроения к изучению фольклора, — нервно, хотя и максимально учтиво, с лёгким поклоном ответствовал молодой человек, одетый в новенький, излишне изящный для такой погоды, мундир гвардейского офицера. — Я не понимаю нашего бездействия! Мы уже имели четыре прекрасных возможности избавить Отечество от узурпатора, но вы так и не дали команду. А теперь вообще отменили акцию! Как это понимать?

— В вас сейчас говорит охотник, а не политик, юноша, — скрипучим тоном ответил тот, кого назвали «Ваше Сиятельство». — И вы совсем забыли, что устранение узурпатора — это не цель, а средство! Ещё месяц назад оно было годным и ведущим прямиком к известной Вам цели, поэтому мы активировали все наши возможности… но сейчас, — он покачал головой и не спеша двинулся по аллее..

Гвардеец задержался на секунду, переваривая услышанное, и зашагал следом, поскальзываясь на плотно утоптанном снегу и чертыхаясь.

— Что изменилось? — капризно забубнил он. — Мы все те же, он всё тот же, почему мы, уже потеряв столько своих людей, не можем довести начатое до конца? Неужели всё зря? Неужели все жертвы напрасны?

— Учитесь держать себя в руках, — несколько раздраженно, но всё же снисходительно ответил ему Сиятельство. — Смерть властолюбца сегодня, после объявленных реформ, сделают его народным героем. А нам не нужны герои! Надобно совершенно другое — чтобы от него отвернулись все, включая самых близких и преданных, чтобы его смерть была встречена равнодушно и даже радостно. Только в этом случае мы можем рассчитывать на успех.

— И сколько нам ждать? — с вызовом и надрывом почти выкрикнул гвардеец.

— Думаю, что недолго… Он так широко размахнулся и резко взлетел, что теперь вполне самостоятельно и даже без нашей помощи может свернуть себе шею. Он поставил перед собой абсолютно невыполнимые задачи и имел глупость объявить о них публично. В этих условиях самая верная тактика — скрупулёзное выполнение желаний и распоряжений, каждое из которых будет только усугублять его безвыходное положение. И вот когда он доведет империю до бунта и войны всех против всех, вот тогда мы и скажем своё веское слово. А пока — не будет более рьяных и усердных исполнителей воли государя, чем мы с тобой. Не будем мешать человеку прыгать в пропасть!

Аристократ остановился, почувствовав, что снег перестал скрипеть за его спиной. Гвардеец стоял в пяти шагах, насупившись, всем своим видом демонстрируя недовольство услышанным.

— Вам не хватает запаха пороха и звона сабель? — участливо спросил офицера наставник.

— Не вы ли мне говорили, что наша борьба святая и с нами Бог? Так не лучше ли одним ударом покончить с этим делом, чем разводить сомнительные политесы?

— Учитесь внимательно слушать и понимать Высшие силы, Жорж! Одному Бог даёт крылья, а другому — пинок под зад. И вроде как оба летят, но какие разные ощущения и перспективы! А если Вам ближе армейские порядки, то скажу проще: потрудитесь выполнять приказы, а не обсуждать их!

Офицер картинно прищёлкнул каблуками и взял под козырёк.

— И какие будут распоряжения?

— Отправляйтесь в Москву! Служить! И не хныкать!..

Глава 12 Лев Николаевич, Феликс Эдмундович и другие

— Николай Александрович! — Ратиев выглядел слегка озадаченным, — тут граф Толстой…

— Хорошо, через пять минут я буду готов, — ответил император, оглядываясь вокруг в поисках кителя…

— Да нет, Вы не так поняли — графу Толстому в приёмной стало плохо — он без памяти….

Император вскочил с кровати, забыв о собственной слабости. Стены опять покачнулись, но устояли. Ещё чего не хватало, чтобы мэтр русской литературы скончался в приемной самодержца.

— Несите сюда! Быстро!

На вместительную софу стремительно перекочевали подушки и плед. Два дюжих дружинника из казаков, стоящие на карауле, внесли писателя, озабоченно приговаривая:

— Ничего, Ваше Величество, ничего… сомлел малёхо… ждал вас долго… чичас полегчает…(*)

Лев Николаевич открыл глаза… Нет, скорее не так — он почувствовал, что они вылезают из орбит от нестерпимо острого смрада, который, казалось, взорвал обоняние и уже начал выедать мозг. Инстинктивно дернувшись, он увидел перед собой удовлетворенное лицо императора с каким-то подозрительным флакончиком.

— Смотрите-ка, Иван Дмитриевич, получилось! — улыбнулся монарх, закрывая флакон и пряча его в карман. — С возвращением, Лев Николаевич! Вы уж простите, что не принял Вас раньше, сам был не совсем в форме… Лежите-лежите, не вставайте! Сейчас принесут чай и устроим английский файв-о-клок с русским самоваром.

— Ваше Величество… — попытался привстать писатель.

— Лев Николаевич! Прошу Вас! Давайте без чинов, или я буду звать Вас Ваше Сиятельство.

— Как прикажете, Ваше… Николай Александрович…

— Да можно даже еще проще, — монарх явно пребывал в хорошем настроении, — я же в сыновья гожусь… Лев Николаевич, вы опять бледнеете, давайте десять минут покоя, потом — крепкий сладкий чай. Обещаю — полегчает…А мы пока закончим текущие дела…

Сам того не ожидая, очутившись на государственной «кухне», схоронившись за прикрытыми веками, писатель замер и весь превратился в слух, впитывая в себя обрывки фраз, долетающие до него от бюро, где император и его статс-секретарь составляли список неотложных дел и откуда доносился глуховатый голос монарха, диктующего ответы на доклады и рапорты: