Крах всего святого (СИ) - Попов Илья В.. Страница 9

      Фрагмент переписки между богословом Мишелем Контом и великим магистром ордена Святых Мечей Одриком Лорром

     Они пробирались по темному коридору, едва ли не касаясь головами низкого потолка. От каменных стен эхом отдавались шаги, а всполохи одинокой свечи, которую держала Мелэйна, с трудом рассеивал сумрак. Налетев на камень, ее спутник споткнулся и упал на одно колено, издав тихий стон. Потеряв несколько драгоценных мгновений, девушка все же кое-как подняла его на ноги, и они сумели продолжить путь. Оглянувшись, жрица не увидела ничего, кроме темноты, но была уверена, что за ними по пятам следует погоня. Богиня, она уже слышала их крики и топот сапог – или это всего лишь ее воображение?

     Ноги практически не слушались, зубы выдавали дробь, сердце стремилось прорвать грудную клетку, а голова кружилась от спертого воздуха и ужаса. Но, тем не менее, она упрямо шла вперед, полу таща повисшего на ее плече худого парня с землистым лицом и длинными волосами, что спутались в грязные космы.

     Наконец они выбрались наружу и оказались на свежем ночном воздухе. Сердце ее на миг остановилось, не увидав обещанную повозку, но тут же забилось вновь. Адель сдержала слово – чуть поодаль, скрываясь под развесистыми ветвями, стояла закрытая телега, запряженная парой коней. Увидав их, возница – молодой парень по имени Одрик, тайный воздыхатель Адель – поспешил помочь загрузить парня и, подождав, пока девушка сама заберется вовнутрь, щелкнул поводьями.

     Не успела Мелэйна с облегчением выдохнуть, как снаружи послышался топот копыт, раздался чей-то крик и повозка, в последний раз скрипнув колесами, остановилась. Девушка кинула взгляд на изможденное лицо того, чье имя она даже и не знала – он то ли уснул, то ли потерял сознание, привалившись к ее плечу. Глаза его были закрыты и чуть подрагивали, а грудь еле-еле приподнималась, так незаметно, что могло показаться, будто он и вовсе не дышит. «Матерь наша сокрой детей своих от взглядов, что рыщут во тьме…», – пробормотала она свою последнюю просьбу, не веря, что ее слова долетят до богов. Кто-то постучал по двери повозки и…

     – Ты долго дрыхнуть будешь? Вставай уже, жричка.

     Мелэйна открыла глаза – над ней нависало веснушчатое лицо Стефана, который бесцеремонно тряс ее за плечо. Увидев, что девушка проснулась, он фыркнул и отошел к багряным углям, оставшимся от костра, чтобы засыпать их землей. Джейми тоже успел подняться и теперь осматривал колесо телеги, недовольно цокая языком и что-то неслышно бормоча себе под нос.

     Девушка потянулась и невольно вздрогнула, вспомнив свой сон. Уже несколько месяцев она не видела кошмаров, мучавших ее с тех пор, как она покинула храм, но в последнее время они вернулись назад, став еще реальнее, а оттого – страшнее. Богиня, она будто переживала те мгновения снова и снова…

     Судя по коротким теням, был почти полдень. Они наспех перекусили и отправились в путь. До Мьезы оставалось не больше нескольких лиг и всем троим не терпелось наконец-то поесть что-нибудь горячее и поспать на чем-то, напоминающем кровать. Мелэйна, не раздумывая, отдала бы и пару золотых за горячую ванну и большой кусок мыла, а вот Стефану не терпелось заняться кое-чем другим, о чем он не уставал напоминать, сопровождая свои слова красноречивыми жестами и неприличными звуками.

     Мелэйна как-то раз бывала в Мьезе, давным-давно, еще до того как ее забрали в храм – отец направился в город за рыбой и решил взять ее с собой. Это было одним из самых лучших воспоминаний в ее жизни – Мьеза предстала перед ее глазами уютным старинным городком, раскинувшимся на берегу одноименного озера. Поблизости от города находились многочисленные рыбацкие поселки, а на острове среди вод возвышалась величественный замок – отец рассказывал ей, что первый камень в нем заложили едва ли не два века назад. Мелэйна помнила, как стояла на деревянной пристани и смотрела на далекие квадратные башни и крепкие стены, подножия которых утопали в тумане. Сжимая крепкую мозолистую ладонь отца, и вдыхая мокрый воздух, смешанный с запахом рыбы, она готова была поверить, что замку не двести лет, а двести тысячелетий.

     Но отец давно умер, и о нем остались лишь воспоминания и одинокая могила неподалеку от родного храма… куда путь ей более заказан, как и в любой другой. По пути им попадались крестьяне, тянущие обозы или просто одинокие путники, устало бредущие по широкой дороге с нехитрой поклажей наперевес. Иногда их обгоняли всадники или запряженные резные повозки, оставляя их глотать пыль и с завистью смотреть вслед – старого худосочного ослика, которого Стефан умудрился выиграть в карты, им пришлось продать, так как почти два месяца они не могли найти мало-мальски приличную работенку, перебиваясь с воды на репу, а за вырученные монеты кое-как смогли дотянуть до новой охоты.

     Вдалеке показалось несколько конников с развевающимся знаменем и спустя некоторое время мимо них проехали вооруженные солдаты: шлемы похожие на котелки, кольчуги поверх шерстяных туник, щиты и мечи. Один из них держал в руках высокое древко с черным стягом, колыхающимся на ветру. Золотые нити изображали двуглавого ворона: каждую из голов венчала корона, а клювы сжимали по ключу. Если Мелэйна не ошибалась, герб принадлежал новому королю – не сказать, что она была сильна в геральдике, но память у нее была неплохая – так что перед ними, скорее всего, были люди короны.

     Некоторое время они шли молча, пока Стефан не начал мурлыкать себе под нос мотив какой-то песни. В конце концов, он откашлялся и загорланил во весь голос:

      В рианской деревушке жила крестьянка Мелла,

      И к двадцати годам своим уж много, что умела.

      Дарила радость каждый день бродягам и солдатам,

      Своей молочной кожею и круглым толстым задом…

     Джейми не преминул присоединиться к другу, и вот они запели уже в две глотки – хриплый, слегка отдающий в нос голос Стефана и низкая глубокая втора Джейми. Слыша их нестройное пение, Мелэйна пыталась сохранить серьезное лицо, но на четвертом куплете прыснула со смеху и тоже начала подхватывать окончания строчек, которые невольно успела выучить за все время, что они провели в трактирах да харчевнях.

     Некоторые люди, мимо которых они проходили недоуменно смотрели им вслед, а то и вовсе крутили пальцем у виска, но ей было наплевать – пусть думают, что хотят. Она больше не жрица и вольна делать все, что хочет. Распевать неприличные песни, спать под открытым небом и пить вино с теми, кого ее аббатиса, поджав губы, презрительно нарекла бы «безродными бродягами».