Замуж по принуждению (СИ) - Джокер Ольга. Страница 44

Давид сказал мне, что при первых признаках приближающихся родов я должна позвонить Стелле. Она в свою очередь заехала за мной на своей машине, помогла собрать сумки с одеждой и принадлежностями для будущего малыша и привезла в самый популярный госпиталь Майами, где у меня был заранее заключен контракт с врачом.

Как только я переступила порог госпиталя, меня радостно встречал медперсонал, поздравлял с грядущим событием и всячески подбадривал, поэтому позитивная атмосфера понижала уровень стресса и внутреннего беспокойства. Не знаю, согласился бы Руслан на партнерские роды, но уверена, что с ним мне было бы не так страшно.

— Могу растереть тебе поясницу, — произносит Стелла, сидя в кресле и листая журнал. — Массаж помогает во время схаток.

Честно говоря, я была против её присутствия во время собственных родов, но Давид настоял. Сказал, что одной мне будет сложно, а Стелла всегда будет на подхвате и поможет мне с выпиской и обустройством дома на первое время.

— Я в норме. Держусь, — посылаю ей дежурную улыбку и забираюсь в джакузи.

В воде мне становится легче, но схватки всё равно яростно атакуют моё тело. Я много читала о родах, смотрела видео и даже подписалась на нескольких инста-мам, но так до конца и не поняла с чем соизмеримы схватки и чем приходиться жертвовать мамам для появления на свет здорового и жизнерадостного малыша.

Спустя полчаса в родзал приходит доула. Она забирается ко мне в джакузи, растирает спину, спрашивает больно ли мне? Интересуется нужна ли мне эпидуральная анестезия и, услышав мой положительный ответ, вновь уходит. Пока я нахожусь одна в джакузи, а боль туманит мой рассудок, я только и делаю, что гипнотизирую дверь.

Пожалуйста… Хочу, как в сказке, чтобы Руслан вернулся.

Шепчу его имя, когда боль накатывает на меня резкой волной. Ощущаю, как по виску стекают капли пота, а живот становится твёрдым. Если бы только Куратов был со мной рядом, он непременно сократил бы мою боль в несколько сотен раз одним только присутствием. Я опускаю руку на низ живота и поглаживаю его. Представляю, как это делал бы он. Его теплые руки всегда вызывали у меня мурашки по коже, расслабляли и вселяли уверенность.

Дверь открывается, Лана приводит анестезиолога и просит меня ненадолго вылезти на сушу. Я делаю это с её помощью, потому что схватки превращают меня в слабую женщину, у которой тело кажется непослушным. После неприятной процедуры я вновь могу контролировать свои эмоции и подсознание, потому что боль становится куда терпимее, чем раньше.

Я слушаю музыку, прыгаю на фитболе и не забываю при этом глубоко дышать. А потом мне удаётся немного поспать. Сон выходит рванным, поверхностным, во время которого я постоянно просыпаюсь и пытаюсь понять, где нахожусь. Когда понимаю, что все ещё в родовой палате, испытываю щемящее чувство тоски, потому что все девушки, которых я встречала в клинике, приехали с мужьями, а я — нет.

Стелла дремлет в кресле, доула раскладывает вещи, которые приготовлены для малыша, а я ощущаю, как давление внизу живота становится всё отчетливее. Эта боль другая — распирающая, давящая, терпеть и контролировать которую я не могу.

— Лана, — подзываю её к себе. — Не могу больше… Мне слишком больно.

— Сможешь, конечно, — усмехается она и подходит к кровати, где я лежу.

Разводит мои ноги в стороны, задирает вверх ночную сорочку и глаза её округляются.

— Сейчас найду доктора.

Врача я выбрала тоже русскоязычного. Молодая женщина с типичной русской фамилией Васильева приходит спустя пять минут. Она похлопывает меня по плечу, сообщает, что сейчас я буду рожать и предлагает пройти к бассейну, если я захочу роды под водой. В контракте было несколько вариантов на выбор, но по цене все они были одинаковыми. При мысли о том, что мне вновь придется подняться, растрачивая последние силы, я пугаюсь и отрицательно мотаю головой.

— Я здесь останусь…

— Хорошо, Ева, — не прекращает улыбаться Васильева. — Слушай всё, что я буду тебе говорить, ладно?

Первые потуги даются мне легко, но по мере того как близко головка моего ребёнка приближается к выходу, делать это становится всё сложнее и сложнее. Я ощущаю себя слабой и безвольной, не способной довести дело до конца. Руслан бы меня подтолкнул, вселил уверенность в собственных силах, а без него я не способна справиться.

Вокруг меня собирается толпа людей. Здесь и Стелла, которая сжимает мою руку, и Лана, которая готовится к принятию малыша и два доктора, один из которых детский. Они смотрят на меня с надеждой и без капли осуждения, а я ненавижу саму себя за то, что готова так просто сдаться. Мне больно, и я одна, но малыш, который вот-вот появиться на свет — это то, что у меня от него осталось. Я не имею права ему навредить, поэтому делаю глубокий вдох и по команде тужусь.

— Сердцебиение слабое, — слышу тихий голос Васильевой.

Она обращается не ко мне — к детскому доктору, который слабо кивает и дает команду персоналу для случай, при котором может понадобиться экстренная помощь. У меня не получается сделать так, как они того просят. Радостный день, который должен быть наполнен улыбками и умилением, грозит превратиться в мой персональный кошмар.

Стелла склоняется надо мной, заглядывает в мои глаза. Они у неё красивые — небесно-голубые в обрамлении светлых пушистых ресниц. Стелла убирает мои волосы набок, обтирает лицо влажной салфеткой, смывая бисеринки пота на лбу и висках.

— Ты можешь его убить, — спокойным тоном произносит она.

Она констатирует факт, произносит это спокойно и буднично, но здорово отрезвляет моё сознание. Тормошит и выворачивает меня наизнанку своими словами. Я не могу потерять ребёнка по своей же глупости. Мужа я уже так потеряла.

Берусь руками за рычаги на кровати, закрываю глаза, вижу перед собой спокойное лицо Руслана.

Если ты не можешь присутствовать со мной, пожалуйста, прибавь мне немного уверенности и силы. Я в ней нуждаюсь… В тебе нуждаюсь.

Услышав команду от своего доктора, начинаю тужиться. Вкладываю в это действие максимум своей силы. Не жалею себя, терзаю, делаю себе больно. Плевать я хотела на то, что мой пупок странно выдувается, что болят глаза и до истерзанных губ с металлическим привкусом крови распирает внизу живота. Главное, чтобы Куратов-младший скорее пришел в этот мир живым и здоровым, чтобы ему не потребовалась детская реанимация, а мне — седые волосы и кровоточащее сердце.

Кто-то тормошит меня за плечо. Я открываю глаза, вижу перед собой добродушное лицо Ланы.

— Достаточно, Ева, он уже родился на свет.

Тоненький писк, который я слышу возле себя, полностью переворачивает моё сознание. Он здесь, он живой, он рядом. Он пришел в этот мир, чтобы спасти меня. Маленькое тельце в белой смазке опускают на мой живот. Сын тёплый, забавно шевелит ручками и ножками.

Я вижу чёрные волосики, крошечные пальчики и взгляд, который мурашками проходится по моему телу. Его глазки-щёлочки едва открыты, очертания лица пока смазанные и неточные, но я уже вижу в нем того мужчину, которого мне так в этой жизни не хватает.

Горячие слёзы безостановочно катятся по лицу, остановить которые никто не в силах. Я глажу крошечную спинку, головку и не могу поверить в то, что только что стала мамой.

— Мне нужно забрать его, — мягко произносит Лана, поглаживая меня по мокрым волосам.

— Куда? — испуганно перевожу на неё свой взгляд.

— Вот на этот пеленальный столик, — произносит спокойным тоном, совершенно не раздражаясь. — Обмою, взвешу и верну тебе. Идёт?

— Идёт, — соглашаюсь с ней.

Мне становится холодно и неуютно, когда моего сына уносят.

Нервно дёргаюсь, когда в родильном зале хлопает входная дверь. Сердце до боли сжимается… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Я резко поворачиваю голову вправо, но сказки не происходит. Это, конечно же, не он.



Глава 46