Я не сдамся (СИ) - Вольская Виктория. Страница 30

В операционной кроме анестезиолога и операционной медсестры, нас было трое, Коршунов, я и Ваня.

Молчание. Монотонный звук, и одна прямая линия на экране кардиомонитора, это то, куда мы трое смотрело безотрывно.

- Ваня, свободен — монотонно и отчужденно произносит начальник — Олег иди к Насте. Ольге я сообщу сам.

Я выхожу из операционной, обессилено снимаю перчатки и шапочку. Поднимаю глаза и вижу Настю. Она бежит прямо на меня. Черт, да какая сволочь ей сказала — то?

Я перехватываю её, прижимаю к себе. Не пущу.

— Пусти — шипит она.

— Нет — обхватываю её сильнее.

— Отпусти — она отчаянно вырывается, бьет меня по груди, оседая на пол и я вместе с ней.

— Я всё понимаю, родная. Не надо тебе туда.

— Олег — она умоляюще смотрит на меня, а в глазах слезы, от вида которых у меня разрывается сердце.

— Настенька, любимая, знаю, что больно — я обхватываю ее голову и смотрю прямо в глаза — Но подумай о ребенке, он внутри тебя. Пожалей.

— Я хочу его видеть — настаивает она, а я снова прижимаю ее к себе со всей силы, упрямо не позволяя вырваться.

— Он простит, если ты этого не сделаешь — на ушко шепчу я — Мы ему сказали о твоей беременности, он уходил, улыбаясь. Сохрани нашего малыша ради него, умоляю тебя.

Я целовал её волосы, висок, щеки, губы, стирал своими губами её слезы. Я нашептывал слова утешения ей на ушко и не отпускал, ни на секунду. Мы сидели посреди коридора на коленях, и мне было плевать на это.

Понимающие пройдут мимо,

любопытные — пусть смотрят.

Глава 24

Суматошный день похорон, наконец, закончился. Женщины отправились спать, а мы с бывшим тестем остались тет — а — тет. Он желает поговорить, и я хочу по — быстрее прояснить ситуацию нашего воссоединения с его дочерью.

— Значит, вместе работаете? — он разливает по двум рюмкам водку, пить не хочется, но придется — А Настя нам ничего не говорила. Хотя, дед точно знал — он печально смотрит на портрет отца с черной лентой — Уверен. У Насти только от него секретов не было никогда. — снова переводит свой пристальный взгляд на меня — Как дальше жить собираетесь? Насколько тебя в этот раз хватит?

— Думаю, на всю жизнь — откровенно отвечаю я, опрокидывая стопку водки.

— Ты мне тогда на свадьбе тоже самое говорил — как и я выпивает и громко ставит рюмку на стол — А потом изменил ей.

— Я Насте не изменял — тесть криво улыбается после моего заявления, знаю, не верит — Сделал всё, чтобы все вокруг думали именно так. Поверьте, в тот момент мне было не до баб. Мне было очень хреново. Я ребенка оплакивал.

— Видел, как ты его оплакивал с блондиночкой той — снова разлили.

— Вы про фотографии? — опять выпили.

— Именно, про них. Настя столько слез над ними пролила. Жене пришлось телефон у нее украсть и выбросить, чтобы прекратить это самоистязание.

— Да, поцеловал другую — сам разливаю спиртное по стопкам, и одним глотком выпиваю свою рюмку — Виновен. Знал, что фотку сразу Насте отправят, поэтому и поцеловал. Больно хотелось сделать.

— Олег, я не в восторге, что вы снова вместе. Не верю я тебе, хотя могу и ошибаться. Но это жизнь моей дочери и только ей решать, как и с кем жить. Решили попробовать еще раз, что ж ваше право. Но у меня два условия лично к тебе: первое — обидишь еще раз, лучше на глаза мне не появляйся. Второе — мой внук не должен родиться вне брака. Ты меня понял?

— Я вас услышал. Я и сам собирался.

— Доченька, а ты что встала? — я разворачиваюсь и вижу, что за моей спиной в дверном проеме стоит Настя. На ней смешная фланелевая пижама с медвежатами, волосы заплетены в косу, она словно девочка пятнадцатилетняя.

— Пить хочу — тихо отвечает она, смотря на наш скромный стол и почти выпитую бутылку водки — Олег, пошли спать — выпивает стакан воды и ждет меня у дверей.

— Идем, конечно.

— Спокойной ночи, дети — провожает нас отец, выпивая еще одну стопку.

— Папа — обеспокоенно смотрит на него Настя.

— Всё, всё, дочь — целует её в щеку — Я тоже спать.

Мы провожаем взглядом, как отец дойдет до своей спальни, и затем сами заходим в комнату, отведенную для нас.

— Я думаю, пришло нам время поговорить — шепчет Настя, укладываясь в кровать.

— Здесь? В доме твоего деда? — мне было бы комфортнее поговорить у нас дома, наедине.

— Именно здесь — настаивает она — Ты уважал моего дедушку и в его доме не сможешь соврать.

— Я и так не собирался тебе лгать — я снимаю с себя рубашку и брюки. Ложусь рядом с Настей. Обнимаю её за плечи, и она позволяет мне это.

— Слушаю — торопит она.

— Сложно начать — честно отвечаю я.

— Ты сказал папе, что не изменил. Это правда?

— Правда. А ты подслушивала? — играючи потрепал её за нос.

— Не специально — признается она — Я, правда, захотела пить.

— Я тебе не изменил. Но сделал, всё, чтобы ты так думала.

— Зачем?

— Затем, чтобы тебе было очень больно — чувствую, как тело её сжимается в моих руках, но это неизбежно, нам придется сейчас пережить те дни заново — Прости, но я думал, что ты предала меня, избавилась от моего ребенка, как только узнала о беременности. Я был раздавлен и по моей версии, тобой. Почему ты мне не сказала, что беременна?

— Хотела сделать сюрприз — она нервно рисует на моей груди круги пальцами — В тот день была годовщина нашего первого свидания, и я хотела накрыть ужин при свечах и подарить тебе фотографию с УЗИ.

— Скрытная ты моя девочка — беру её ладошку в свою руку и нежно целую, немного расслабляя нас — Ты хотела сделать сюрприз мне, а кто — то его сделал нам обоим — нервно сглатываю слюну и продолжаю: — Мне позвонили тогда, я сорвался в больницу, но меня не пустили. Марьяна сестра Уримцева, дежурила тогда, вот она и принесла мне от тебя записку — Настя смотрит на меня раскрытыми от шока глазами, но я целую ее в висок и слегка растираю плечи — Я уже понял, что ты мне её не писала. Но, к сожалению, понял я это лишь сейчас. Прочитав эту записку, я повел себя не совсем адекватно. Рассказывать не буду, скажу лишь, что после этого я двое суток провел в полиции. У меня забрали телефон, и я не мог тебе позвонить. Зато накрутил я себя в эти дни знатно. Целый план мести придумал. Когда меня выпустили, опять позвонил Марьяне, узнать не выписали ли тебя. Она сказала, что выписка после четырех вечера. Я сорвался домой, собрал свои вещи, и увез их к матери. А вечером пошел на вечеринку к Ромке. Вот там я и начал воплощать свой план, подцепил ту блондиночку, фотографии с которой тебе отправили. Она целый вечер не отлипала от меня, и в комнату за мной увязалась. Я не возразил, видел, как парни с девчонками провожали нас взглядами. Тебе точно расскажут, решил я тогда, и привел ее в свою спальню. А там накачал её спиртным, и она вырубилась в течение пятнадцати минут. А я всю ночь просидел у кровати и думал о том, за что ты со мной так?

— Я тогда тоже не спала всю ночь — по ее щеке покатилась слеза, и я трепетно стер влагу своими пальцами — Вопрос к тебе был тот же.

— Насть, прости, я должен был повести себя по — мужски, тогда. Но видимо мозгов у меня было значительно меньше, чем амбиций. Я с себя вины не снимаю, не важно, изменил или нет. Я предал тебя, усомнившись в тебе изначально.

— Больше так не делай — прижимаясь ко мне ближе, шепчет Настя.

— Никогда — целую её макушку, вдыхая в себя аромат любимой женщины.

— Обещаешь?

— Клянусь — она закрывает глаза и устраивается на моей груди — Насть, твоя мама с бабушкой просили меня поговорить с тобой.

— О чем? — не открывая глаз, засыпая спрашивает она.

— Они хотят, чтобы мы завтра уехали, и ты снова легла в стационар.

— Но…

— Я тебя тоже об этом прошу. Мы боимся за тебя. Все заметили сегодня, как медленно и осторожно ты ходишь. Живот тянет? Можешь не отвечать, ответ я знаю. Давай не будем рисковать малышом. Я обещал твоему деду правнука.

— Хорошо. Я согласна.