1904. Год Синего Дракона (СИ) - Курган Сергей Леонидович. Страница 66

Пулемет системы Хайрема Максима - страшная вещь. Жуткая. Машина для массового убийства людей. Первое в истории оружие массового поражения. Каждая секунда стрельбы - это десяток пуль калибра в три русских линии, посланных во врага. На боевом марсе 'Боярина' таких машин смерти было две. С возможностью их свободного перемещения на любой борт...

Тяжелые свинцовые пули щелкали по палубе миноносца, пробивая легкие конструкции или превращаясь в брызги раскаленного металла при попадании в более массивное железо. Иногда уже после того, как прошли через ещё живую плоть...

Огрызнуться в слепящий белый свет комендоры 'Акацуки' успели лишь несколько раз...

Наша жизнь - росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь - и все же...

- Каков счет от мясника? - поинтересовался Илья.

- Повреждены 'Выносливый', 'Властный' и 'Грозовой'. Последний - особенно сильно. Вернулся на одной машине, и та работает с перебоями. Один 'Внимательный' отделался легкими царапинами.

Илья пристально вглядывался в силуэты торпиллеров, медленно идущих к Минному городку. В свете разгорающегося утра даже отсюда, с мостика 'Петропавловска', было видно, что храбрым корабликам здорово досталось этой ночью.

- А что по людям?

- Матусевич ранен в руку и легко контужен. Двое нижних чинов убито, двадцать два - ранено. Такой вот счет от мясника, Ваше превосходительство...

- У меня в отряде - двенадцать раненных. Убитых, слава Богу, нет. Но трое раненных - очень тяжелые. Корабли серьезных повреждений не имеют, хотя несколько заплаток на паре 'немцев' появятся по итогам сегодняшней ночи. Да и 'Новику' пробитую трубу залатать нужно.

- А улов?

- Потопленный японский контрминоносец. И пятеро пленных японцев. А у тебя?

- Потопленный истребитель 'Касуми'. И засевший на камнях под самым берегом 'Акацуки'...

- Загнали на берег?

- Да нет. Похоже, он сам по дурости на мель напоролся, пытаясь тихонько уйти после полученных повреждений.

- Не увидел берег?

- Не то, чтобы берег. Чуть западнее бухты Белого волка довольно далеко в море выдается каменистая отмель с банкой Кай-ио-шо на конце. Торчит от берега под прямым углом, как оттопыренный палец. Вот на неё-то он и нарвался. А мы его случайно засекли. Мы ж возле этого района место сбора кораблей отряда перед возвращением на рейд назначили. Ну и пришли туда ожидать потерявшегося 'Грозового'. Сначала было, подумали, что это наш миноносец на камнях засел. А потом силуэт разглядели - японец! Ну и прошлись по нему частым гребнем пушек и пулемётов.

- Сильно поврежден?

- Визуально - не очень.По крайней мере - пробоин не много, и почти все - над ватерлинией. Затопления - только в двух отсеках, до уровня нижней палубы. С приливом нужно будет попробовать снять. Корвину будет шикарнейший подарок для его пропаганды.

- Что, японцы не взорвали свой корабль?

- Не успели. Сразу не подорвали, а потом уже некому было. В плен только восемь кочегаров попало. Могло бы быть десять, но двоих, бросившихся вплавь к берегу, наша противодесантная партия встретила... Уже на берегу... в итоге - живой остался только один. Так что девятый японец где-то у сухопутных сейчас. А палубная команда - вообще вся в винегрет... Вервольф поморщился, вспоминая вид японского истребителя.

- Что, всё так плохо?

- Илья, ты знаешь, я видел в своей жизни достаточно смертей. Но то, что творилось на палубе 'Акацуки' - это просто маленький филиал Армагеддона. Палуба вся была багровая. Про руки-ноги-головы отдельно от туловищ я уже молчу. Мы, когда с Семеновым поднялись на борт японца, просто остолбенели от увиденного. Я-то, с дуру, 'Маузер' свой изготовил, ещё когда подходили на катере. Типа на абордаж собрался идти. Корсар хренов! А там и первого катера с ребятами мичмана Денисова вполне хватило бы. Чтобы кочегаров вытащить на свет божий. В общем, скажу тебе, дерутся желтолицые парни отчаянно. Все остались на своих постах. До последнего. На 'Касуми', кстати, такая же петрушка была. Даже после взрыва минного аппарата продолжали отстреливаться. И ни один офицер не спасся.

- Ясно. У нас такая же история. 'Акебоно', а если верить пленным, то это был он, тоже дрался до последнего. Из офицеров - один мичман спасся, правда, его спасли матросы - он сам без сознания. Не знаю, выживет ли. Но ребята отчаянные, тут ты прав.

- Нужно дать крейсерам два часа отдыха. Если Того заявится в гости, 'Новик' с 'Боярином' нам понадобятся.

- Да, я уже распорядился. Пока ты на катере добирался.

- Это хорошо. Потому как парни измотались здорово за ночь...

- Зато каков результат!

- Хорош результат, не спорю. Но второй раз японцы на такую удочку не поймаются. Нужно будет что-то другое думать.

- Придумаем.

- Конечно. Куда ж мы денемся?!

- Вот именно.

Трёхтрубный высокобортный крейсер неторопливо катился к выходу из гавани, направляясь на внешний рейд.

- Смотрю, 'богиня охоты' уже направляется на свой пост?

- Да, Серег, уже пора готовить ковровую дорожку для встречи дорогих гостей.

Вервольф машинально взглянул на часы - действительно, пора!

- Слушай, есть предложение! Как только 'Силач' оттащит 'Грозового' к причалу, послать его - пусть с приливом попытается стянуть японца на глубокую воду! Даже если не сможем отремонтировать - всё равно трофей-есть трофей. Микадо от злости съест свой веер!

- Хорошо, так и сделаем. Если Того не помешает.

- Добро! - Вольф улыбнулся, - Тогда я погнал на Лаотеншань. Казачки вон уже лошадей приготовили. И Мякишев уже на причале. Так что мне - пора. Береги тут себя!

- И ты тоже будь осторожен!

- Обязательно! Я ж в землю зароюсь так, что никакой японский черт меня там не найдет!

Пожав адмиралу руку, Сергей понесся с мостика флагмана вниз по трапам...

Проводив товарища взглядом, Илья смотрел, как разрезая подсвеченные взошедшим солнцем волны, в море выходил тральный караван. Обычное, рутинное ежедневное траление внешнего рейда. После напряженной, страшной ночи, оказавшейся для многих последней ночью их жизни, начинался погожий, тихий и ясный день. Двадцать шестой день февраля. Тридцать первый день войны...

 Глава 14

26 февраля

Ближние окрестности Порт-Артура.

Наблюдательно-корректировочный пост

Тихоокеанской эскадры на одной из вершин Лаотешаня.

Утро выдалось солнечным, и, несмотря на легкую полупрозрачную дымку, окутавшую юго-восточный горизонт, день обещал быть погожим. С моря дул легкий ветерок, донося до вершин Лаотешаня запах водорослей, смешивая его на склонах гор с запахами хвойного леса и талого снега. В воздухе уже начинал ощущаться тот непередаваемый, еле уловимый аромат приближающейся весны. Далеко внизу невысокие волны накатывались на отшлифованные прибоем валуны, покрытые зеленоватыми водорослями, разбиваясь в конце своего пенного бега о темные прибрежные скалы и тогда лучи утреннего солнца дробились в холодных брызгах тысячами огненно-оранжевых и розовых искр. Выше, среди серых, желто-коричневых и розово-пепельных скал, над зеленым морем сосен белела башенка Ляотешанского маяка. Море у её подножия имело зеленоватый оттенок, словно хвойный лес, местами покрывавший склоны гор, поделился своим цветом с волнами, но дальше от берега цвет волн переходил в насыщенно-голубой, а над ним сверху разлилась синева высокого ясного неба, лишь кое-где украшенная светлыми мазками белесых облачков. Далеко-далеко, на юго-востоке эти две синевы сливались в одно целое, слегка теряя насыщенность цвета из-за дымки, которая совершенно скрывала ту грань, где заканчивался ультрамарин моря и начиналась лазурь неба.

На одной из вершин поросшего редкими соснами горного хребта в эту голубую мглу смотрели оптические окуляры новенького 4,5-футового дальномера Барра и Струда. Сам дальномер стоял в центре 'орлиного гнезда' - выдолбленного в скальном грунте капонира, прикрытого сверху маскировочной сетью. С моря заметить этот наблюдательно-корректировочный пост было практически невозможно, зато отсюда открывался прекрасный вид на подходы к Артуру со стороны Печелийского пролива. На горных вершинах слева и справа от главного корректировочного поста были устроены ещё два небольших вспомогательных наблюдательных пункта. Все эти НП были соединены между собой телефонной связью. Главный НП соединялся телефоном с наблюдательным пунктом флота на Золотой горе и со стоящими в гавани на ремонте броненосцами 'Ретвизан' и 'Цесаревич'. Всё дело было в том, что, либо по чьей-то вопиющей военной неграмотности, либо просто благодаря извечному русскому разгильдяйству и головотяпству, но Ляотешанское направление совершенно не было прикрыто береговыми батареями приморского фронта крепости. И это обстоятельство в той, известной Вервольфу, истории, позволяло адмиралу Того производить бомбардировки Артура, прячась в море за горами Ляотешаня. Строительство двух новых батарей на Ляотешане сейчас было в самом разгаре, но они явно не успевали к первой бомбардировке Артура - работать приходилось в скальном грунте, а тяжеленные орудия - разбирать и по частям тащить волоком по гористой местности к месту установки. Для окончания работ требовалось ещё около двух недель напряженного труда, а, насколько помнил Сергей, первая бомбардировка должна была произойти именно сегодня. Пока что всё шло в соответствии с каноном - ночное появление двух отрядов японских истребителей на подходах к Внешнему рейду только подтверждало это. Да и погода соответствовала - после нескольких ненастных дней, наконец, выглянуло солнце. Это позволит японским крейсерам корректировать стрельбу своих броненосцев, стоя напротив входа в артурскую гавань вне зоны действия береговых батарей и просматривая часть рейда Артура в промежуток между Золотой горой и скалами Тигрового полуострова. Поэтому, когда в рассветной дымке на горизонте, напротив входа в гавань Артура сигнальщики Золотой горы заметили дымы, а затем - и расплывчатые серые силуэты японских крейсеров, Вервольф понял, что скоро начнется. Не прошло и получаса, как он был уже на главном НП Ляотеншаня. Корректировщики с 'Ретвизана' и 'Цесаревича' были уже тут, всматриваясь в туманный горизонт. Вервольф, злой и невыспавшийся после ночного дела с миноносцами, потирая сбитое в темноте о ступеньку трапа колено, оглянулся налево-назад - крейсера японцев всё так же маячили милях в восьми от входа в гавань. Из-за расстояния и дымки над морем уверенно распознать их было трудно - даже в Цейссовский бинокль они казались лишь расплывчатыми серыми пятнами. Можно было различить количество труб, но с уверенностью распознать - например, где 'Читосе', а где - 'Такасаго' было решительно невозможно.