1904. Год Синего Дракона (СИ) - Курган Сергей Леонидович. Страница 71

Чуть дальше, у забора, валяется какой-то странный бесформенный мешок тряпья. Поправив очки, Ножин подошел поближе. И остолбенел. Потому как это, присыпанный землей и пылью, лежал китаец, свернувшийся клубком. Он уже не шевелился. Даже кровь уже не текла из страшной рваной раны в том месте, где когда-то у человека был живот.

- Отмучился, бедняга! - голос за спиной заставил корреспондента вздрогнуть. Обернувшись, Евгений Константинович увидел двоих братьев милосердия, очевидно, вышедших из дома с выбитыми окнами. Тот, что повыше, продолжал всё тем же густым баритоном:

- Мы тут всё осмотрели, пострадавших больше нет. А Вы, Ваше благородие, не стояли бы вот так, посреди улицы, а то, не ровен час, опять прилетит.

Словно подтверждая его слова, очередная партия японских 'гостинцев' провыла чуть в стороне и с грохотом легла где-то по направлению к Западному бассейну.

- Я, любезный, военный корреспондент. Мне по долгу службы положено бывать в подобных местах. А много людей пострадало?

- Здесь - китайца вот убило, да ещё одного нашего стрелка чуть дальше по улице осколками поранило. Его санитары после нашей перевязки аккурат пару минут назад в госпиталь понесли.

- Да, я их видел по дороге сюда. А чей это дом разбило?

- Так знамо чей - купца Чурина. Там, дальше по улице ещё в чей-то дом угодило, похоже - котроллера Разумовского, - и брат рукой указал в направлении, где в небо поднимался столб сизого дыма.

- Тогда айда туда, может, помощь там наша понадобится!

Где-то со стороны порта опять гахнуло дуплетом, и по небу снова просвистело, но теперь - в обратном направлении. Моряки послали очередной горячий привет 'узкоглазым братьям' по ту сторону гор Лаотешаня.

Не далее, как в одном квартале, они наткнулись на следы ещё одного попадания японского снаряда. Картина была почти такой-же, как и в предыдущем случае. Правда, как отметил для себя Ножин, здесь обошлось, слава Богу, без убитых. Зато сам дом пострадал намного сильнее - половины крыши как небывало, большущий пролом в стене и пожар в одной из комнат. Который, к счастью, уже практически погасили. Тут же стоят пожарные повозки, запряженные каждая парой гнедых. Которые всякий раз тревожно вздрагивают при звуках выстрелов и взрывов. Большие дубовые бочки, крепко стянутые стальными обручами, сверкающий медью насос - 'водозаливная труба', рукоятки которой лихо раскачивали самые дюжие из пожарной команды, подавая по рукаву воду к брандспойту. Струя заливала небольшие очаги пламени в разрушенном доме, с шипением превращаясь в белёсые клубы пара, всё больше и больше вытеснявшие собой клубы едкого черно-серого дыма.

Вокруг всего этого хлопотного пожарного хозяйства суетился человек в форме брандмейстера, чуть выше ростом, чем Ножин и с чуть более густыми темными усами.

- Быстрей качай! Да быстрей же, черти окаянные! Давай, пока не разгорелось! Повернувшись, он вдруг заметил среди немногочисленных присутствующих фигуру корреспондента. И на его лице, покрытом темными ручейками пота, появилась широкая, искренняя улыбка:

- Ба, Евгений Константинович! И Вы здесь! - по всему было видно, что порт-артурский брандмейстер Вейканен действительно рад встрече со своим другом.

- Да, господин брандмейстер! Такая уж, видать, у нас с Вами работа, что приходится ходить по следам смерти и разрушений!

- И то верно! Хорошо хоть вовремя приехали - не успел пожар разгореться.

Но долго беседовать знакомым не получилось - из-за угла выбежала дама и бросилась к стоящим недалеко от Ножина и Вейканена братьям милосердия:

- Господа, прошу Вас, помогите! Снаряд взорвался возле дома Сидорского, есть раненные! Помогите, прошу Вас!

Медики тут же бросились следом за дамой, а Ножин повернулся к Вейканену:

- Дом Сидорского - это далеко отсюда?

- Улицей выше, Евгений Константинович. Совсем рядом.

- Тогда и я поспешу туда - может, и моя помощь понадобится.

- Добро, храни Вас Господь! Надеюсь, вечером свидимся! - и, уже повернувшись к подчиненным, - Шибче качай, шибче! Эй, на брандспойте! Проливай сильнее, чтоб снова не загорелось! Сильнее, я говорю! Не жалей воды! ... Багром! Багром её оттягивай! ...

Звук голоса брандмейстера постепенно затих, оставшись где-то за углом дома у перекрестка. Корреспондент бежал по улице вверх, пытаясь нагнать спешащих впереди даму и медбратьев...

Длинные стволы пушек глядели куда-то в сторону гор Лаотешаня. Грозные орудия сейчас молчали - корректировочный пост на Лаотешанские вершины для батарей крепости вынести не успели, и вот теперь пять современных крупнокалиберных орудий вынуждено безмолвствовали.

Батарея номер пятнадцать - та самая знаменитая батарея на Электрическом утесе, сейчас была подобна боксёру с завязанными глазами - готовая каждый миг нанести по противнику мощный удар, да вот только противник стал невидим, скрывшись от глаз наблюдателей за горным хребтом. Правда, в первое время по телефону на батарею приходили сведения об обстановке у берегов Лаотешаня - это докладывал мичман Флейшер, находившийся на маяке. Но затем связь с ним прервалась. И вот крепость, приморский фронт которой был довольно солидно вооружен, сейчас молчала. Артиллеристам только и оставалось, что стоять у грозных орудий, слушать вой вражеских снарядов, смотреть, как они падают на город и порт да ругать, на чем свет стоит, проклятых хитрюг-японцев да недалеких проектантов защиты Порт-Артура... И это производило на всех гнетущее впечатление. А испытывать это гнёт собственного бессилия перед врагом было кому - на командном пункте батареи народу сейчас было - хоть отбавляй! Кроме капитана Жуковского, командира 'Пятнадцатой', тут были и генерал-майор Разнатовский, щеголявший шикарными, слегка подкрученными вверх усами, и инженер полковник Григоренко, и полковник Тахателов - заведующий практическими занятиями Квантунской крепостной артиллерии, чья громадная фигура и лицо с явными кавказскими чертами, окаймленное изрядно поседевшими шевелюрой и бородой, резко выделяли его среди присутствовавших. Тут же, среди других офицеров, были капитаны Затурский и Лилье. Михаил Иванович напряженно вслушивался в гул канонады. Большинство попаданий во внутренние бассейны гавани и в город отсюда были не видны - Золотая гора закрывала обзор. Инженер периодически поглядывал на её вершину - где-то там, среди брустверов и короткоствольных толстушек-мортир тринадцатой батареи сейчас должны были находиться Белый, Кондратенко и Рашевский. Рисковано, конечно. Ведь Золотая гора в нынешних условиях - это прекрасный ориентир для японских корректировщиков - дым 'Дианы' не укрывал её от недоброго прищура японских глаз. Как, впрочем, и вершину Электрического утеса. Хотя 'Тринадцатая', чьи брустверы проецировались на фоне светлого неба, была видна японцам намного лучше, чем десятидюймовки Утёса на фоне горного склона. Поэтому Кондратенко, не иначе, как по совету Белого, запретил собираться всем офицерам на одной батарее. От греха подальше.

И всё же на душе у Михаила Ивановича было как-то неспокойно. Одно только радовало - моряки не собирались отсиживаться в гавани. Крейсера лихо выскочили на Внешний рейд, а следом за ними сквозь ворота в бонах, пока ещё укрытый дымовой завесой от японских глаз, тяжело шел 'Петропавловск', густо дымя высокими трубами, подминая волны массивным корпусом и неся у форштевня целый вал пены. Орудия флагмана были развернуты в сторону Лаотешаня, но пока что молчали - корабль шел меж скал Золотой горы и Тигрового полуострова. Да и стрелять по невидимой цели без возможности корректировки - значит - лишь зря выбросить в море дефицитнейшие снаряды. Да и ресурс орудий - далеко не безграничен...

И всё же - какое-то непонятное и неприятное предчувствие всё больше закрадывается в душу. Ведь японцы до сих пор, почему-то, не пользуются прекрасной видимостью такого замечательного ориентира, как Золотая... Ход мыслей военного инженера был внезапно прерван нарастающим свистом с жутким подвыванием и тут же - громовой удар! С западного склона Золотой горы, чуть пониже брустверов тринадцатой батареи, во все стороны полетели обломки скалы, а в небо взвился столб черно-бурого дыма. Ещё один раскат - и столб дыма поднимается ближе к вершине и батарейному брустверу. Ещё удар - и темная шапка разрыва вырастает уже где-то у самой вершины, в расположении батареи номер тринадцать.