Запад-81 (СИ) - Лозицкий Николай Алексеевич. Страница 61

   - Что огонька?

   - Нет спасибо, накурился так, что в горле першит. Не спится, закрою глаза и танки вижу. Все в голове крутится.

   - Да... Сорочан, дай фляжку! - негромко бросил внутрь бронника. Послышалось легкое кряхтение и из люка высунулась крепкая, волосатая рука с зажатой фляжкой. Подхватив её за донышко, рука исчезла и через секунду появилась снова с двумя железными кружками.

   Разлив водку, и передав кружку лейтенанту:

   - Ну, давай помянем... - и не ожидая ответа, одним глотком опрокинул свою порцию.

  Как то некстати пришла мысль: 'а водка то из нашего времени!'.

  Не проронив ни слова, мы молча выпили еще по одной. Видя, что Гаранина не отпускает, предложил:

   - Расскажи о себе.

   - Я окончил Первое Киевское артиллерийское училище: наш конно-артиллерийский дивизион туда перевели, когда разукрупнили тамбовскую школу в тридцать восьмом году. Наша Тамбовская школа была объединенная - в ней были конно-артиллерийский дивизион, эскадрон сапер, эскадрон связистов, механизированный отряд. Колоссальное училище было. Его решили реорганизовать. И, соответственно, эскадрон связи перевели в Ленинградское училище связи, сапер - в другое училище. Конартдив весь перевели в Первое Киевское артиллерийское училище, которое я закончил в январе 1939 года. В Тамбове остались только 6 эскадронов советской конницы и эскадрон монгол, для монгольской конницы. Я знаю, как они в столовой кричали, когда им подали черный хлеб: 'Земля'! Это же дикие народы.

   Глубоко вздохнув, лейтенант задал мне вопрос:

   - А что вы заканчивали?

   Не собираясь врать, постарался не сильно уклонятся от правды:

   - Институт.

   - Давно в армии?

   - Полтора года... Когда ты в училище когда поступил?

   - В 1936 году я поступил, после училища в январе тридцать девятого попал в Монголию. В шестую кавбригаду, тридцать девятый конно-артиллерийский дивизион, который стоял на юге страны в районе Дацана, Югодзыр-Хид.

   - Участвовал в боях на Халхин-Голе? - я упорно обращался к нему на 'ты'.

   - Нас туда перебросили. Я расскажу вам. Нас выдвинули на Халхин-Гол в конце мая. Японцы начали в конце мая выдвигаться к Халхин-Голу, потом - на Баин-Цаган. Разведывательные самолеты стали летать. Наши почувствовали, что вот-вот начнется. Тогда нашу бригаду придвинули ближе. Нас использовали по-другому. Я был инструктором монгольской батареи. Монголы плохо стреляли. Они стреляли по своим, или назад, или в сторону. Хорошо, я после 10-летки. Я знал, что такое синус-косинус, тангенс- котангенс. И мог делать необходимые вычисления, а монголы этого не знали. Он - дикий монгол. Поэтому поначалу нас назначили инструкторами в батареи монгольских полков - следили, какую установку буссоли передают с наблюдательного пункта. А там тоже был наш инструктор. Знали, что стрельба идет строго на восток. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать - вот так. Чуть что - стой! Голос у меня был хороший. Вот в чем заключалась моя война на Халхин-Голе. Японцы свирепствовали в воздухе. Пока не прибыли наши летчики, прошедшие Испанию. И тогда они врезали японцам, как следует. Но столкнулись с немцами. Ведь каждый сейчас вооруженный конфликт все используют. Нигде так не научишься воевать, как в бою. В классе - одна подготовка, на местности - совсем другая. Поэтому там появлялись немцы.

   - Немцы там были?

   - Да. И 'Мессершмиты' там были. Немцы посильнее, а японцы - слабые.

   - Принимал участие в боевых действиях?

   - Нет. Только готовил монгол. В сороковом, нашу кавалерийскую бригаду из Монголии вывели из Забайкалья, 77-й разъезд. Приказали сдать лошадей. И из кавалерийской бригады сделали танковую дивизию. Я был помкомбата конной батареи. Стал командиром гаубичной батареи на тракторах. Шпоры не снимал и бурку красивую тоже. Теплая. Хорошо закрывала коня и всадника, и лечь на нее можно было, не боясь ничего - ни скорпионов, ни каракуртов, ни змей. В Монголии этой гадости много, особенно весной.

   Итак, сделали из нас танкистов. Командир эскадрона становился командиром танковой роты. Буза! Забастовка! Эскадронцы все отказываются. Кстати, кавалеристы - самые большие патриоты своего рода войск. Влюблены были в лошадь, несмотря на трудности службы. Мне тоже было очень жаль расставаться с лошадью. У меня хорошо получалась рубка с подсечкой. Обычно рубка идет с упором на правую ногу, и рука с шашкой описывает круг по направлению движения всадника. Рубка с подсечкой - это когда пехотинец закрывается винтовкой. Что с ним делать, как рубить? Тогда применяется эта рубка. Рука с шашкой движутся против движения всадника и как бы 'подсекают' противника, огибая винтовку. Это у меня получалось. Вот значок имею. - он показал на свою шашку, где он был прикреплен.

   - Всех кавалеристов посадили на танки?

  Приказали.... Я тоже очень не хотел: 'Переведите меня в кавалерийскую дивизию в конартдив'. Их много было в районе нашей дислокации. А попал вот сюда на западную границу. Ехал через всю страну. Пока добрался - отдохнул.

   - А как у вас началось?

  Немецкие танки вышли на наши огневые позиции. Приказано было нам, командирам, с наблюдательных пунктов отходить на огневые позиции и отражать атаку немецких танков. Мы начали этот приказ выполнять. Сначала шли, а потом по нам открыли огонь из пулеметов танки. Слева - танк и справа - танк. Поползли между ними. Сзади, за мной, два разведчика. Хорошо, не отстали. Когда до танка совсем немного оставалось, надо было проползти открытое место, дальше - кустарник, потом - лес и огневые позиции. Я попал под пули. Меня, как молодого, подвела дурная лихость. Не носил каску. Фуражка, да еще и набок. Если бы я был в каске, я бы не получил то, что получил. Я полз буквально носом по траве, и пули прошли по касательной к голове, оставив две вмятины на затылке. Как полз, так и клюнул. Потерял сознание. Помню сильнейший удар. И - какое-то небытие. Тепло, тепло... Мои разведчики были в маскхалатах и касках. Один - слева, один - справа, дотащили меня до кустарника метров двадцать. Пришел в себя от того, что начали лить на лицо воду, потом дотащили меня до фельдшера, он мне сделал сильный укол, когда пришел в себя, говорит: 'череп поврежден, но незначительно'.

   - А как ты начал войну?

   Начал ему пересказать в общих чертах, что было со мной в первый день этой долгой войны, но неожиданно на юг от нас полнеба озарилось вспышкой, и я всем телом почувствовал грозный гул.

  Понимая что происходит что то серьезное, немедленно связался с дивизионом. Майор Васильев, явно занятый чем то очень важным, в двух словах успокоил меня, сказав что проводят небольшую контрподготовку.

   - Нихера небольшая! - подумал я, смотря на зарево в полнеба.

   - Да, вот еще что. Неизвестно какая обстановка будет утром, сейчас посылаю тебе то что обещал, понял?

   - Да, все понял, буду встречать!

   - Конец связи.

   Значит уже сейчас надо предупредить наш пост, что бы не дай бог не обстреляли друг друга. Эх, чувствую спать сегодня не буду! Растолкав Сорочана приказал ему на БТРе отправится на пост и встретить машины, посланные к нам из дивизиона. Проводив БТР за ворота склада, решил пройтись по территории.

   Артиллеристы Гаранина, по сравнению с остальными, действительно представляли из себя воинское подразделение. Разместив между деревьев орудия, одни кормили лошадей, другие готовили ночлег. Распоряжения младших командиров выполнялись быстро и без пререканий. Хотя все смертельно устали, никто не отлынивал от работы. Среди приблудившихся царил разброд. Кто то пытался развести костер, не слушая ругавшихся соседей, говоривших о светомаскировке. Пришлось призвать их к порядку, пригрозив расстрелом на месте, за не выполнение приказа в боевой обстановке. Спать больше не хотелось, и я опять вернулся к месту где стоял БТР, ждать возвращения Сорочана. Всю ночь к складу подходили люди, по одному, по двое и целыми отделениями. Вскоре пост на поляне сообщил по радио, что два наших "Урала" направились к нам. Только, только небо начало светать, как вернулся Сорочан, привезя на броне еще человек пятнадцать, облепивших БТР как муравьи, за ним ехали грузовики.