Папарацци (СИ) - Макарова Елена А.. Страница 48

Но это бесполезное чувство все-таки поселилось в моем сердце. Оно же подтолкнуло меня последовать за Андреем, когда он поднялся со скамейки и, шаря по карманам в поисках пачки, прошел мимо меня к запасному выходу.

Ветер нещадно трепал мои волосы, которые я так и не нашла чем завязать, и вместе с острыми снежинками гнал мне в лицо едкий дым. Терпеть не могла, когда Андрей курил, но покорно сносила и мороз и отравляющий никотин.

— Иди внутрь, — приказал, видя как я растираю продрогшие плечи. — Не обязательно таскаться за мной.

— Не хотела оставлять одного, — честно призналась. Не думаю, что вежливое лицемерие сейчас уместно.

Он затянулся сильнее обычного, будто одним махом хотел выкурить всю сигарету, и обрушил на меня, скопившуюся усталость:

— Не нужно со мной нянчиться!

Я замерла. Горько? Обидно? Порываясь броситься в бой на собственную защиту? Миллион раз “да”. Но я не хотела больше защищаться от Андрея. Молча, стерпела грубость, уверенная, что это минутная слабость. И как в подтверждение скоро последовали извинения:

— Прости, — тихое и неуверенное.

— Можешь кричать на меня сколько влезет, если от этого становится легче, — не сахарная, не растаю. Готова на все лишь бы не видеть в его глазах эту необъятную тоску.

— Не хочу я кричать, — отшвырнул окурок в ближайший сугроб, запрокинул голову и устремил взгляд в серое небо, затянутое облаками. Стояла как идиотка, не зная как помочь. Как утешать людей? Как поддержать? Я совсем не умею проявлять свои чувства, тем более красиво облекать их в слова.

— Андрей? — позвала, не представляю, что скажу следом. Лишь попытка выдернуть его из трясину горя.

Он опустил голову и лишь на миг зацепился за меня взглядом, но этого было достаточно, чтобы разглядеть в них непролитые слезы. Больше я не колеблясь и не сомневалась: смела разделяющее нас расстояние и обняла его, закрывая своим телом от злого ветра, колючего снега и всех горестей мира разом. Забрала бы всю его боль себе, лишь бы она снова стал прежним. Пусть порой грубым, циничным и жестоким, но с восхитительной улыбкой на лице.

Андрей уронил голову мне на плечо:

— Как такое могло случится? Я никогда не думал… Кажется, что родители вечные. Это ты разбиваешь коленки, режешь пальцы, ломаешь ногу, а отец… Он неуязвим. Как супермен.

Я запустила руки под его распахнутую куртку, стараясь согреть своим теплом:

— Он выкарабкается.

— Если бы я был внимательней, — изводил себя терзаниями, ища ответы, которых нет и не может быть, — если бы больше уделял семье времени…

— Твоей вины нет, — напрасно убеждала того, кто не готов слушать. — Никто не виноват. Это произошла и всё.

— Что же теперь делать, Вика? — его руки обвили меня кольцом, моля о спасении. — А если?…

Он не смог произнести эти страшные слова, но я почувствовала панический страх в его голосе.

— Тогда я буду рядом, не на секунду не оставлю, разделю с тобой каждый темный день, — слова вместе с дыханием превращались в туманную дымку. — Я люблю тебя, — естественно и легко, без страха и смущения. Не верила, что он разделяет мои чувства, но увиденная в клубе сцена подарила слабую надежду.

Андрей не поцеловал Мадам, когда она практически предлагала себя. Оттолкнул с презрением, словно она досадное препятствие на пути. На пути ко мне.

Надежно скрывшись за алыми палантинами, наблюдала с какой одержимостью вглядывался в каждую женщину; с каким разочарованием, граничащим с яростью, понимал, что обознался; и с какой чуть ли не мольбой звал меня. И это не было похоже на ревность к любимой игрушке, которую словно кто-то взял поиграть без его разрешения. Из-за такого не затевают драк. Обычный эгоизм не стоит побоев. Мне хотелось верить, что за его одержимостью вытащить меня из клуба стояло нечто большее. Поэтому я показалась, вышла из укрытия, спасла его от участи быть избитым, выставленным за порог и оставленным в мучительном ожидании меня у дверей клуба.

Не знаю, сколько мы так простояли. Могла бы провести так вечность: чувствовать его дыхание на своей шее, удары сердца под ладонью и тепло, несмотря на мороз. Впервые я чувствовала себя нужно. Но когда пальцы ног одеревенели и перестали ощущать даже холод, я предложила вернулись в больницу. Он молча кивнул и скользнул по губам поцелуем.

— Как будто с пепельницей целуюсь, — выпалила, ощутив резкий запах никотина. — Когда ты уже избавишься от этой привычки, Соболев? Ну невозможно же!

Только закончив обвинительную тираду, я сообразила что вообще несу. Как можно отчитывать человека за маленькие слабости, когда его отец лежит на операционном столе? Непроходимая идиотка!

— Прости, — испуганно прикрыла свой болтливый рот ладонью. — Можешь курить сколько хочешь. В смысле, я не против, — кто-нибудь заткните меня.

На лице не дрогнул ни один мускул, он смотрел на меня со смесью изумления и непонимания. Потом его губы дрогнули в улыбке, он нервно хмыкнул, потом истеричным смешок. Скоро в его глазах вновь стояли слезы, но теперь их причиной был безудержный хохот. Я расслабилась и позволила ему вдоль посмеяться надо мной, выплескивая наружу всё скопившееся за ночь напряжение. Хоть где-то пригодилась моя бестолковость и невоспитанность.

— Ты прелесть, — все еще посмеиваясь, снова поцеловал, но на этот раз в висок. — Я брошу, — пообещал, обнимая.

— Только если сам хочешь, — невинно пожала плечами, якобы предоставляя самому решать.

— Хочу, — достал из кармана пачку, выбросил в ближайшую урну.

Видимо, мы долго отсутствовали, поскольку операция уже завершилась и главный хирург рассказывал обо всех нюансах и возможных осложнениях, которые могут возникнуть в ближайшие часы. Но в целом он заверил, что все прошло успешно и Лев Викторович проживет еще много лет. конечно, если будет соблюдать предписания врачей. Но с такой семьей, как у него, стоит не опасаться, что он пропустит прием лекарств или позволит себе отступить от предписанной диеты.

Врач посоветовал нам поехать домой и поспать — пациент еще не скоро отойдет от наркоза, и ему тоже требуется отдых.

Казалось, самое сложное и страшное позади и позволила себе ненадолго отвлечься на собственные дела: до сих пор понятия не имела где Машка и все ли прошло по плану. На горизонте забрезжил рассвет, меня укачивало в машине, подталкивая в объятия сна, а монотонные гудки в трубке походил на колыбельную, от которой только сильней хотелось зевать.

— Ты где? — набросилась на Митьку с расспросами, как только он снял трубку. — Простите, что бросила вас одних, но мне необходимо было уехать.

— Забей! — успокоил друг, видимо успев нахвататься словечек от Машки. — У нас все отлично, мы просматриваем отснятый материал. Приедешь?

— Мы? — несколько удивленно уточнила.

— Я у Маши, — довольно пояснил. — Она предложила согреться горячим чаем после того как я полночи просидел в машине, ну я и не стал отказываться.

— Хорошо, — не знала как еще реагировать на их внезапную дружбу.

— Так ты приедешь?

Для начала нужно немного поспать — я уже плохо соображала.

— Позже.

— Ладно, — он явно никуда не торопился, — я все равно зависну здесь на целый день, — и отключился, будто у него есть более важные дела. Непривычно быть свахой, но если я невольно свела двух одиноких людей, то честь мне и хвала.

Глубже провалилась в мягкое сидение и сонно наблюдала за медленно плывущими за окном картинами утреннего города.

— Куда мы едем? — вдруг поняла, что не узнаю дороги, по которой последние несколько месяцев добиралась до квартиры Андрея.

— Хочу познакомить тебя кое с кем, — туманно пояснил, оставив мучиться догадками до самого конца поездки.

За одну эту ночь я столько пережила, что была уверена: меня уже ничего не способно удивить.

Но я ошибалась.

37

Вика

Тихая окраина города. Не престижный район, самый обычный. Много небольших скверов, летом непременно утопающих в зелени; современных детских площадок в каждом дворе и детей, за руку с родителями спешащих в школу.