Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 14

К семи вечера я был в «Ринге». Лица и имена товарищей по тренировочному процессу вспоминались с трудом, почему-то помнился только Димка Мамин, наверное, потому, что поставил мне фингал на городских соревнованиях, да мой теперь уже бывший одноклассник Андрей Веселов, с подачи которого я и пришёл в «Ринг». Впрочем, по ходу тренировки моя память начала выталкивать со своего дна информацию, так что к её окончанию я вспомнил практически всех.

Началось всё с пробежки по залу, затем скакалка, бой с тенью перед прямоугольными зеркалами вдоль одной из стен, после чего отработка ударов в шингарках по мешкам и грушам. Затем Храбсков дал команду обмотать кисти рук эластичным бинтом, велел натянуть потрёпанные перчатки и поставил в пары, отрабатывать ударные связки с уклонами и нырками. Мне достался Мамин, с которым мы были примерно одинаковых габаритов.

– Ты в курсе, что Валерий Анатольевич заявляет тебя на первенство области? – после очередного уклона спросил я его.

– Ага, – выдохнул тот одновременно с правым прямым.

– Не пропустишь?

– Постараюсь.

Вот и думай, что он имел ввиду своим «постараюсь». То ли постарается не пропустить, то ли наоборот. Хотя, пожалуй, всё же первое.

Под занавес тренировки Валерий Анатольевич загнал нас на второй этаж, где находился ринг, а по соседству стол для настольного тенниса. Понятно, не в теннис играть мы будем, хотя после тренировки – ради бога. Спарринги – по одному раунду. Наша пара с Маминым в списке стояла последней.

– Друг друга не калечим, – предупредил тренер, – мне за вас ещё перед родителями отвечать.

Перчатки для спарринга нам выдали получше, чем те, в которых мы отрабатывали уклоны и нырки, там вообще конский волос в прорехи выглядывал. Я глядел на работу товарищей по клубу, непроизвольно отмечая, что не испытываю никакого мандража, как это бывало, помнится, в прошлой жизни перед спаррингами или тем более боями на турнирах. Разве что лёгкое волнение, но это, пожалуй, было нормально.

– Мамин и Варченко, – объявил нашу пару Храбсков. – Максим, ты когда капу [8] купишь? Смотри, последний раз выпускаю тебя в ринг без капы.

И точно, помню, что как раз после этого предупреждения тренера отправился в «Спорттовары» за капой. Что ж, придётся ещё раз сходить, уже в новой ипостаси.

Мамин, не мудрствуя лукаво, без всякой разведки попёр на меня танком. Это было в его манере – сразу же ошарашить противника, неудивительно, что многие из боёв, в которых он участвовал, заканчивались уже в первом раунде. Хотя, это я знал, технически он был подкован тоже достаточно неплохо, и при желании мог поработать и на дистанции, как одиночными, так и сериями.

Но меня он знал достаточно неплохо и, наверное, был уверен, что и сейчас его атака заставит меня зажаться в углу. Однако я принялся кружить по рингу, держа дистанцию, уклоняясь, если соперник подбирался слишком близко, отстреливаясь одиночными джебами, а после, выждав момент, нырком ушёл влево и засандалил короткий хук в печень.

– Стоп! – крикнул Храбсков, когда Мамин, держась за бок и глотая широко открытым ртом воздух, опустился на одно колено. – Дима, ты как?

– Щас… отдышусь…

– Отдышишься за рингом, – констатировал тренер и помог подопечному покинуть «поле битвы», раздвинув канаты.

Оставив Мамина приходить в себя, наставник обратил своё внимание на меня.

– Варченко, я же говорил, чтобы не калечили друг друга!

– Извините, Валерий Анатольевич, как-то на автомате…

– На автомате, – передразнил меня Храбсков. – Дай-то бог, чтобы последствий для здоровья не было… Кстати, я смотрю, ты технику хорошо подтянул. И не только технику, на прошлом спарринге Димка тебя гонял как пастух овцу. А сейчас ты проявил, я бы даже сказал, хладнокровие. Откуда это в тебе вдруг взялось?

Не буду же я ему рассказывать, что в теле 15-летнего парня сознание 58-летнего мужика. В лучшем случае ухмыльнётся моей богатой фантазии, в худшем – отправит в «Евграфова» [9]. Поэтому отделался фразами типа, что давно работаю над собой в плане аутотренинга, и сегодня, наконец, эта работа дала результат.

– Какого ещё аутотренинга? – не понял Храбсков.

Странно, мне почему-то казалось, что в конце 70-х этот термин уже был известен. Сделал себе очередную пометку впредь умными словами просто так не разбрасываться. А тренеру сказал, что это такая методика психотерапии, основанная на действии мышечного расслабления и осознанного самовнушения.

В конце тренировки взвешиваемся на напольных весах. Храбсков записывает вес каждого в общую тетрадь синего цвета. Я встаю на белую металлическую платформу, и стрелка на уровне моей груди после нехитрой манипуляции с бегающими по шкале гирьками показывает 74 кг 350 гр. У Мамина – 75.100. Если он хочет вписаться в средний вес до 75 кг, то к турниру ему придётся скинуть эти самые 100 граммов. Да и мне желательно следить за весом, о чём Храбсков нам и сообщает.

Ближе к 11 часам вечера я снова отправился встречаться маму с работы, хотя после такого насыщенно дня и особенно после тренировки меня уже в 10 вечера клонило в сон. На этот раз обошлось без происшествий, хулиганы, видимо, испугались накрапывавшего дождика. По пути домой рассказал, что хочу взять в прокате машинку, на что мама от удивления даже остановилась.

– Господи, да зачем она тебе?!

Пришлось рассказывать о своей затее с романом. Тем более, три рубля я собирался взять из копилки, не касаясь семейного бюджета. Мама смотрела на меня как на инопланетянина, даже пощупала лоб на предмет температуры. Затем высказалась в том плане, что в моём возрасте надо на улице с ровесниками бегать, а не книжки писать.

– Мам, а вдруг из меня и правда знаменитый писатель получится? – ластился я к ней. – Тем более деньги я возьму из своей копилки.

– Да мне не жалко этих (сколько она там стоит, три рубля?), не жалко трёх рублей, я сама тебе дам, просто я не пойму, с чего вдруг в моём сыне проснулся писательский дар?!

– В школе же я писал в стенгазету! И помнишь, рассказ в тетрадке про человека, который попал в эпоху динозавров?

– Помню, хороший рассказ, мне понравился… Ладно, – покачала она головой, – если уж попала вожжа под хвост… Завтра сходим.

На следующий день из-за испортившейся погоды от утренней пробежки пришлось отказаться. Из училища я примчался в два часа дня, и мы с мамой сразу отправились в пункт проката. Увидев нас, Иннокентий Павлович тут же нырнул в подсобку, где мы вчера сидели, и вынес оттуда сначала саму машинку, а следом и прилагавшийся к ней чемоданчик с ручкой. Мама достала паспорт, а я положил на стол три рублёвых купюры, взамен получив чек.

– Надеюсь, книга получится интересной, – на прощание улыбнулся работник проката.

Пока шли к дому, я вкратце пересказал маме его биографию, на что она покачала головой:

– Да тут прямо фильм можно снимать.

– Для начала надо написать книгу, – сказал я, – а потом уже можно и фильмом озадачиться.

В этот день я сбегал и в магазин канцелярских принадлежностей, где оставил ещё два рубля с мелочью, купив пачку обычной бумаги, упаковку копировальной, флакончик штрих-корректора и три красящих ленты. Вот теперь, кажется, всё! Остаток субботы и воскресенье можно было посвятить работе над книгой, которую я буду печатать в двух экземплярах. Жадничать не буду, оригинал отнесу в редакцию местного литературного журнала, копию оставлю себе. А вообще, подумал я, по-хорошему желательно сначала писать всё же на бумаге. Пишущая машинка – это не компьютер, так просто ошибку не сотрёшь, придётся весь лист заново перепечатывать. А так написал на бумаге, неторопясь перечитал, внёс правки, и уже набело печатаешь на машинке. Тем более что практически вся первая глава у меня уже была как раз на бумаге написана.

Остаток дня я посвятил работе за машинкой. Восточногерманская техника производила не так много шума, но мама, закончив на кухне с готовкой и севшая, наконец, перед телевизором, то и дело косилась в мою сторону.