Клуб мертвяков - Харрис Шарлин. Страница 18
— А это хорошо?
— Сравнительно, — объяснила я. — Лучше, чтобы тебя трахнули физически, чем финансово. — Миссис О’Мэлли лет на двадцать младше мистера О’Мэлли, и я никогда не видела настолько ухоженную бабу. Спорю на что угодно, что она перед сном расчесывает брови по сто раз.
Он покачал головой. Я не могла прочесть его мысли — они были неотчетливы. — — А я? Мои мысли ты можешь читать?
Ага!
— Видишь ли, мысли оборотней читать не так легко. Я не вижу отчетливого хода мысли, скорее общее настроение, намерения, типа того. Я так думаю, что если ты мысленно обратишься ко мне, то я пойму. Попробуем? Подумай что-нибудь для меня.
— На тарелках у меня в квартире узор из желтых розочек.
— Я не назвала бы их розами, — с сомнением сказала я. — Больше похожи на циннии, если хочешь знать мое мнение.
Я почувствовала его настороженность, его уход в себя. И вздохнула. Ну что же, так всегда бывает. Мне было больно это видеть, он мне так понравился.
— Видишь ли, я не могу понять твои мысли, то, что ты думаешь. Все очень смутно. Я никогда точно не могу прочесть мысли оборотней или вервольфов. (Мысли некоторых сверхъестественных существ читать довольно просто, но зачем ему знать об этом сейчас?).
— Слава Богу.
— Да? — склочным тоном сказала я, пытаясь его развеселить. — И что ты боишься, что я прочитаю?
Олси тут же заухмылялся, выключил верхний свет, и мы выехали с парковки.
— Ну и наплевать, — говорил он как-то рассеянно, — наплевать. Значит, сегодня ты собираешься читать мысли? Постараешься прочесть такие, которые наведут на место, где прячут твоего вампира?
— Вот именно. Я вампиров прочесть не смогу; от них не исходит никаких мозговых волн. Я это так воспринимаю. Не знаю, как это у меня получается, можно ли это выразить научной терминологией. — Я вообще-то не врала; ум мертвяка прочесть невозможно — только иногда вдруг бывают секундные вспышки то тут, то там (но это вряд ли считается, никто не знает об этом). Если бы вампиры решили, что я умею читать их мысли, меня даже Билл не спас бы. Если бы даже захотел.
И каждый раз я на минуточку забывала, что наши отношения с Биллом коренным образом изменились, и при напоминании каждый раз было больно.
— Ну, так на что ты рассчитываешь?
— Я рассчитываю на людей, которые встречаются с местными вампирами или состоят у них на службе. Ведь похитили его люди. И схватили его днем. По крайней мере, так сказали Эрику.
— Надо было тебя раньше об этом спросить, — он говорил скорее для себя. — А вдруг я услышу что-нибудь обычным способом — ушами. Может, стоит рассказать мне все обстоятельства дела?
Пока мы ехали мимо старого железнодорожного вокзала, как назвал его Олси, я вкратце описала ему ситуацию. Передо мной мелькнуло название улицы «Эмайт», и мы подъехали к навесу, натянутому над запущенным участком тротуара. Это была окраина предместья Джексона. Под навесом горел яркий холодный свет. Этот участок тротуара выглядел настолько зловещим, что мурашки ползли по коже, если учесть, что вся улица была погружена во тьму. У меня по спине пробежал холодок. Я почувствовала глубокое нежелание останавливаться у этого места.
Глупости какие, сказала я себе. Просто заасфальтированный кусок улицы. Не видно никаких зверей. В пять закончился рабочий день, а городское предместье не особенно многолюдно, даже при обычных обстоятельствах. На что угодно спорю, что в такой холодный декабрьский вечер ровно так же безлюдны все тротуары штата Миссисипи.
Но что-то зловещее чувствовалось в самой атмосфере, какая-то настороженность с оттенком злобы. Мы не видели глаз, следивших за нами, но тем не менее кто-то смотрел на нас из темноты. Когда Олси выбрался из пикапа и обошел его кругом, чтобы помочь мне вылезти, я обратила внимание, что ключи зажигания он не вытащил. Я перекинула ноги наружу и оперлась руками о его плечи. Я была плотно закутана в длинный шелковый палантин, который волочился за мной, бахрома его дрожала от порывов холодного ветра. Олси меня поднял, я оттолкнулась, и вот я на тротуаре. Пикап отъехал.
Я искоса взглянула на Олси, убедиться — не удивило ли его это, но он и бровью не повел. — Припаркованный перед дверью транспорт привлекает внимание публики, — приглушенно проговорил он в бесконечной тишине на этом залитом холодным светом участке тротуара.
— А им можно приходить? Обычным людям? — я кивнула на единственную металлическую дверь. Дверь выглядела настолько негостеприимно, насколько это возможно. Никакой таблички ни на двери, ни на здании. И полное отсутствие рождественских украшений. Конечно, вампиры не соблюдают праздников, кроме Хэллоуина. Это их древняя традиция — в это день (вернее, в эту ночь) они надевают церемониальные одежды, которые очень любят. Так что Хэллоуину радуются они все, и его празднуют по всему миру в каждом землячестве вампиров.
— Конечно, если им охота платить двадцать долларов за вход, чтобы им подали напитки, хуже которых не найти в пяти штатах. Причем обслуживать их будут самые грубые официанты. И очень медленно.
Я постаралась подавить ухмылку. Это место — не из тех, где следует улыбаться. — А если они все это стерпят?
— Здесь не показывают никаких зрелищ, с ними никто не будет разговаривать, а если они просидят слишком долго, то в итоге окажутся на тротуаре и, садясь в свой автомобиль, начисто забудут, как тут оказались.
Он взялся за ручку двери, потянул ее, дверь открылась. Ужас, пропитавший воздух Олси, казалось, ничуть не ощущал.
Мы очутились в крошечном холле длиной в четыре фута, а дальше его перегораживала другая дверь. И тут опять я почувствовала, что за нами следят, хотя нигде не было видно ни камеры, ни глазка.
— Как называется это место? — шепотом спросила я.
— Владелец — вампир — называет его «У Джозефины», — сказал он так же тихо, — но верфольфы прозвали его «Клуб Мертвяков».
Я чуть не засмеялась, но тут открылась внутренняя дверь.
Привратник был гоблином.
Я никогда их не видела, но слово «гоблин» сразу пришло мне в голову, как будто у меня внутри головы имелся словарик с названиями сверхъестественных существ. Гоблин был очень мал ростом, казался на вид очень слабым: у него было бугристое лицо и широкие ладони. В глазах его горел злобный огонь. Он сверкнул на нас взглядом, будто меньше всего ему тут нужны были клиенты.
Зачем обычному человеку захочется входить в бар «У Джозефины» после суммарного впечатления, произведенного на него наводненным призраками тротуаром, исчезающим по собственной воле транспортом, и гоблином, встречающим у дверей… ну, я полагаю, есть такие, кто сам напрашивается стать жертвой убийства.
— Мистер Герво, — медленно прорычал гоблин голосом, как бы идущим из глубины бочки, — приятно видеть вас снова. А ваша спутница…?
— Мисс Стэкхаус, — объяснил Олси. — Сьюки, это мистер Хоб. — Гоблин оглядел меня с ног до головы. Он, похоже, несколько обеспокоился, как будто я не вписывалась в рамки, но через секунду посторонился и пропустил нас.
«У Джозефины» народу было не очень-то много. Конечно, для покровителей время было раннее. После мрачной рекламы эта большая комната почти разочаровывала своим сходством с любым обычным баром. Сама зона обслуживания оказалась в центре комнаты: она представляла собой большую квадратную стойку с откидной доской для входа и выхода бармена. Интересно, следит ли владелец, будут ли повторные крики «Наливай!»? Висели стаканы на сушилках, стояли искусственные растения, играла тихая музыка и освещение было тусклым. На равных расстояниях от квадратной стойки были расставлены полированные табуреты. Слева была небольшая танцплощадка, а дальше — крошечная сцена для оркестра или диск-жокея. Со трех других сторон — обычные низкие столики, почти половина из них пустовала.
Потом я увидела на стене список амбициозных правил: их написали для постоянных клиентов, а не для случайного туриста. Например, на одном: «Не перевоплощаться на территории кафе», (это значит, что оборотни и вервольфы не имеют права переходить из звериного в человеческий облик. Ну, это правило, допустим, понятно). «Никаких укусов» на другом, «Никаких живых закусок» — на третьем. Очень миленько.