На Забайкальском фронте(Документальные повести, очерки) - Котенев Алексей Яковлевич. Страница 13
Занятия проходили ранней весной. Погода стояла капризная. Падал мокрый снег, тут же превращаясь в месиво. Двигаться было очень трудно. Но, несмотря ни на что, сержант Худяков снова показал высокие командирские качества. Он действовал смело, решительно.
«Молодец! Просто молодец! — думал Кучмасов. — Жаль вот только, что его мало тревожат неудачи соседа. Как повлиять на эгоиста?»
После занятий старший лейтенант Кучмасов собрал взвод. Худяков стоял поблизости от командира и выбрасывал из карманов шинели набившийся туда водянистый снег, как бы подчеркивая этим: «Успех, брат, даром не дается. Поползай!». По его виду можно было заметить, что он надеялся на похвалу.
Кучмасов действительно отметил старание минометного расчета сержанта Худякова. Но потом вдруг заговорил о другом.
— Да, расчет Худякова работал прекрасно. — И Кучмасов бросил взгляд на сержанта. — Но, к сожалению, труд его пропал даром…
Эти слова заставили Худякова насторожиться. Он выше приподнял голову, прислушался. А Кучмасов продолжал:
— Пропал он даром по простой причине — соседи подвели. Когда сержант Худяков прекращал огонь, чтобы сменить позицию, темп стрельбы во взводе настолько ослабевал, что огневые точки «противника» быстро оживали и затрудняли продвижение нашей пехоты. А виноваты некоторые номера второго расчета. Их заряжающий Гончар до сих пор не научился плавно выгонять поперечный уровень и задерживал этим темп стрельбы. И вот вам результат — отличные действия Худякова были, по существу, смазаны. Скажу больше: в настоящем бою его расчет мог быть уничтожен вместе с пехотой. Ведь прикрытия-то настоящего не было.
Худяков чувствовал себя неловко. Как же так? Его отличный расчет мог быть уничтожен!
— Нехорошо подводить товарищей, — полушутя-полусерьезно заметил Худяков своему напарнику после разбора занятий.
Старший лейтенант Кучмасов встревожил и заставил призадуматься не только Худякова, но и весь его расчет. Вернувшись с занятий, солдаты долго толковали о соседях, обсуждали причины их промахов.
— Я, примерно, догадываюсь, почему Гончар не умеет плавно выводить уровень, — сказал беспокойный Черняшук. — Он, наверное, руку чересчур напрягает. Была и у меня такая ошибка…
— Так помочь надо, — сказал Худяков. — Или силы не хватит?
На следующий день после занятий Черняшук подошел к заряжающему второго расчета Гончару:
— Пойдем-ка к миномету…
Они долго возились у миномета. Черняшук ощупывал руку Гончара, когда тот выводил поперечный уровень. Потом брался выводить сам. Снова менялись местами, и Гончар наконец понял свою ошибку.
Командир взвода, внимательно следивший за всем, что делалось в расчетах после того разбора, высоко оценил поступок Черняшука.
— Кто не помнит прекрасный суворовский девиз: «Сам погибай, а товарища выручай». А кто не помнит подвига сталинградца Героя Советского Союза Макарова, который в трудную минуту боя поднял свой расчет на выручку товарищам? Эта прекрасная традиция живет и у нас. Ее можно увидеть и в скромном поступке солдата Черняшука. Он болеет душой за успехи товарища, тот всегда чувствует его локоть. Вот это по-фронтовому, по-гвардейски!
Многим захотелось после таких слов помочь своим друзьям. И помогали. Дружба между расчетами крепла.
Шагая сейчас к болоту рядом с сержантом Конобеевских, Худяков бросал иногда беглый взгляд на его солдат и был очень доволен тем, что они не хуже других ни по виду, ни по выучке. Месяц назад на одном из занятий они снова совместно поддерживали пехоту и справились в основном со своей задачей.
Болото подступало постепенно. Все больше и больше пахло мхом, водорослями. Зажужжали комары. Еще несколько десятков шагов — и среди кочек, кустов желтого камыша заблестели зеленоватые лужицы. Обогнув вывороченную из земли коряжину, первый и второй расчеты пошли через болото левой стороной.
— Да, асфальт неподходящий, — шутил Худяков, медленно вытаскивая то одну, то другую ногу.
Идти обычным порядком было нельзя: не выдерживала зыбучая трясина. Солдаты первого расчета шли гуськом, соблюдая порядочную дистанцию.
С первых же трудных шагов сержант Худяков оценил обстановку: нужна не только осмотрительность, но и быстрота. Главное — суметь проскользнуть, чтоб не успела тебя засосать трясина.
— А ну живей! — торопил он минометчиков.
— Без шеста не пройти, — заныл кто-то.
— Еще рывок, еще один, — не умолкал Худяков.
Через несколько минут первый расчет форсировал трясину. Облегченно вздохнув, Худяков вытер со лба пот и посмотрел на часы. В назначенное место прибыли на двадцать две минуты раньше срока. «Вот будет доволен командир подразделения! Опять скажет: „Худяков впереди“».
Но скоро удовлетворение сменилось у сержанта беспокойством: «А как же второй расчет? Без поддержки соседа отличной оценки не получишь».
Подождав минуты две-три, он твердо сказал:
— Надо помочь! Одним нам не выполнить задачи.
Худяков отыскал расчет сержанта Конобеевских на середине болота. Соседи оказались в очень невыгодном положении. Единственная узкая полоска мало-мальски твердой почвы, по которой двигался первый расчет, была теперь совершенно размыта, кое-где опустилась, заполнилась липкой, чавкающей грязью, и приходилось тащиться по зыбучей трясине.
— По шестам надо. Дело пойдет, как на лыжах — советовал Худяков.
— Давай-ка свою плиту, — сказал Гулашвили застрявшему в кочках солдату Балакиреву. — Давай, давай…
Он взвалил на спину плиту и по шесту перенес ее к белесому, высохшему кусту камыша.
Сообща дело пошло веселее. Через несколько минут самое зыбкое место осталось позади, почва стала тверже. Еще одно дружное усилие — и солдаты выбрались к ракитовым кустам, за которыми уже виднелся косогор, усыпанный белыми ромашками.
— Взвод! — послышался призывный голос Кучмасова. — Огневая позиция у сопки Бурой, направление стрельбы высота Веселая, к бою!
Минометчики работали проворно и слаженно. Метким сосредоточенным огнем они заставили замолчать огневые точки «противника» и открыли путь пехоте. Пехотинцы ринулись в атаку. Отставать от них нельзя! И когда Худяков по приказу командира устремился вперед, второй расчет заработал с небывалым проворством. Разгоряченный Конобеевских старался отдать все, что мог: силы, знания, чтобы только обеспечить успех, не остаться в долгу перед товарищем.
Спустя полчаса взвод старшего лейтенанта Кучмасова вместе с другими подразделениями занял высоту. Отсюда, с Веселой, все сопки были как на ладони. Сизая дымка постепенно рассеивалась, приобретая нежный сиреневый оттенок. Зеленая падь прояснилась, стала светлее и ярче.
Оглядев все вокруг, командир взвода собрал солдат и сделал разбор занятий. Отделения, по его оценке, отлично справились с задачей. Особо отличился Худяков. В самые ответственные минуты боя его расчет посылал свои мины именно туда, где они больше всего были нужны. Успех Худякова командир взвода объяснил тем, что его никто на этот раз не подвел, хотя командир ставил перед расчетами сложные задачи, выводил из строя номера расчета.
Худяков и Конобеевских стояли рядом, посматривая друг на друга. Теплый ветерок гнал им в лицо бодрящий запах трав. Все выше поднималось солнце, обещая жаркий, погожий день.
ДОТОШНЫЙ КОМАНДИР
После учений стрелковый полк вышел к подножию сопки Бурой и остановился на ночлег. На землю медленно спускалась теплая летняя ночь. В небе все ярче разгорались зеленоватые звезды. Командир полка подполковник Сошников подмял под голову мягкий пласт только что скошенной травы и, вглядываясь в темный силуэт сопки, негромко сказал:
— Вот так мы и проходим забайкальскую академию — в походах, в тревогах. Нелегкое это дело. Так находишься за день — ноги гудят. К сожалению, об учебных буднях не шумит громкая слава. А вот если бы у меня спросили: «Что легче — повести роту в бой или подготовить ее для боя?» — я бы, пожалуй, не ответил. Подвиг, конечно, ярче. Но ведь он только проявляется в бою, а зарождается на учебных полях.