Твой путь (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 29

В дождь прицельность выстрелов была достаточно плохой, к тому же ветер мешал ровному ходу стрел. Лучники не видели и не считали убитых. Те, кто находился на лестницах и внизу, отчаянно сражались за каждый шаг, за каждую сажень земли. Несколько отрядов по распоряжению Йалы было переведено к воротам, чтобы дартшильдцы не вошли в город. А конница тем временем схлестнулась в долине у подножия холмов: сквозь шум и грохот ливня пробивался лязг и звон железа. Ближе к лесу местность была заболочена, лошади вязли в грязи, что существенно мешало двигаться всадникам. Многие спрыгивали на землю, присоединялись к пешим отрядам, подрубали ноги коням и подпруги на сёдлах всадников. Перед самой мордой лошади мелькнула чья-то тёмная фигура, воин нырнул под копыта, рискуя разбить себе голову, и исчез, а Кит почувствовал, что начинает соскальзывать с седла.

— Прикрой!

Просьба не относилась ни к кому конкретно; ближе всех к Отцу Совета оказался Эгилл. Он развернул своего коня так, чтобы Кит был неуязвим — спереди и сзади выручали мощные лошадиные копыта, справа встал конь товарища, слева начинался лес. На смену подпруги и ремня ушло немало времени, но Эгилл успел подарить товарищу несколько драгоценных минут, и тот успел перетянуть ремень, поддерживающий седло, вскарабкаться обратно, бросить короткое «спасибо!» и скрыться в общей толпе. Эгилл чуть приподнялся в седле, отыскал глазами Хольда, свистнул — тот услыхал сигнал каким-то чудом, — и оба направили коней вслед за Китом.

Всадники из Ренхольда вскоре осознали, что удача на их стороне: спустя некоторое время они смогли потеснить людей Империи к лесу, а там, в чаще и зарослях, конный — не воин. Гонец тайными тропами добрался до места, куда выводил один из подземных ходов, вкратце передал обстановку, и четыре засадных отряда, в каждом из которых было по двадцать легко вооружённых воинов, оцепили лагерь Дартшильда с противоположной стороны. Когда гонец вернулся, Кит велел ему отправляться обратно за стены и передать кому-либо из сотников, кто остался, о том, что задача защитников стен — не пропускать чужаков в пределы города и только расправиться с оставшимися отрядами пеших, брошенных на штурм, а конница сумеет задержать остальных.

Едва он успел отпустить парня с поручением, откуда-то из-за стены густых зарослей вылетело четверо конных. Они были почти совсем безоружны, только их предводитель, высокий, плечистый мужчина в бордовой накидке и в шлеме с алым пером, крепко сжимал в руке короткий меч, привычное оружие в имперском войске. Предводитель отдал несколько приказов на чужом языке, Кит понял всего два слова — «лагерь» и «доложить».

Двое конных воинов остановились друг напротив друга, перехватывая мечи поудобнее и примериваясь, с какой стороны сподручнее заходить. Кит чувствовал, что перебитая подпруга плохо закреплена и может в любой момент съехать набок; предводитель отряда дартшильдцев был ранен в плечо, и ему приходилось держать меч левой рукой. Для честного поединка оба должны были спешиться: мечи были разной длины, но думать об этом не оставалось времени. Воин из Империи пустил коня вперёд. Короткий удар мечом, и подпруга оказалась перебита с другой стороны. Кит успел вытащить ноги из стремян и убедиться, что твёрдо стоит на земле. Пеший конному, известно, не соперник, но в последний момент, когда короткий меч врага свистнул где-то над ухом, Кит вспомнил, о каком приёме когда-то рассказывал Леннарт, начальник конницы. Штука была непростая, но при правильном исполнении гарантированно сбрасывала противника на землю и обездвиживала.

Выждав момент, когда лошадь снова будет направлена на него, Кит позволил всаднику подойти так близко, как только можно, а потом, не целясь, махнул мечом перед самой лошадиной мордой. Конь испуганно взвился на дыбы, Кит нырнул вбок, нагнув голову, перерубил подседельные ремни и бросился в сторону. Всадник кубарем скатился на траву, хотел подняться, но Кит опередил его: остриё длинного меча упёрлось в грудь сопернику.

— Онхён понимаешь?

Дартшильдец чуть приподнялся, чтобы кивнуть, попытался вырваться, но меч прижался крепче и продавил плотный кожаный щиток на его груди. Неожиданно где-то за спиной послышалось чавканье грязи под лошадиными копытами, чьи-то голоса, и на поляну вылетело несколько всадников. Впереди всех остановились Эгилл и Хольд. Они быстро оценили обстановку и жестом подали команду другим стоять на местах.

— Назовись, — приказал Отец Совета побеждённому.

— Дамир, — глухо ответил тот. — Командир лагеря я.

— Отпущу, если бросишь оружие, — Кит нахмурился и слегка приподнял меч, давая поверженному противнику возможность дышать. Дамир отбросил свой меч в сторону, вытащил из-за пояса нож и тоже отложил его. Кит позволил ему подняться, однако свой меч не убрал. Товарищи Кита следили за обоими с любопытством и тревогой, оружия не убирали — на случай, если противник не один.

— Считай, что мы на равных, — продолжал Отец Совета. — Я главный в городе. Сейчас мы идём в ваш лагерь, и ты приказываешь своим людям отступать от стен.

— С какой стати? — выходец из Империи зло сощурился и метнулся в сторону, но чужой меч слегка ударил между лопаток, давая понять, что просто так ему не уйти.

— Ты проиграл схватку, — спокойно произнёс Кит. — Скажи спасибо, что я сохраняю тебе жизнь, хотя бы и на своих условиях. Нас ждёт долгий разговор. А сейчас идём в лагерь.

Дамиру позволили ехать самостоятельно, но коня его завели в центр отряда, чтобы не свернул ненароком в сторону. Кит стащил со своей лошади испорченное седло и велел указывать дорогу.

17. За всё нужно платить

В лагере Дартшильда заложник привёл их к наблюдательному пункту на возвышенности. Несколько трубачей и горнистов стояли на взгорье с поднятыми инструментами, готовые в любую минуту исполнить приказ предводителя. При виде чужаков они смешались, начали переглядываться, но Дамир угрюмо поднял руку, приказывая им стоять на месте.

— Вели им играть отбой и общий сбор, — сказал Кит. Дамир перевёл его приказ на имперский, трубы и горны вскинулись вверх, сверкнули начищенной медью, и раздались два долгих сигнала. Подобные отголоски отдались вдалеке ещё несколько раз: по договорённости, наблюдательных пунктов было несколько, да и в гвалте сражения навряд ли можно было бы услышать единственный сигнал. Едва звуки труб и горнов стихли, к лагерю со всех сторон потянулись пешие и конные. Отобрав инструмент у одного из горнистов, Кит сыграл простую, незамысловатую мелодию — сигнал для своих, понятный лишь членам старшего Совета.

Подсчитывать убытки и потери времени не было: это Кит оставил простым жителям Ренхольда, тем, кто не имел отношения к вражде Кейне и Дартшильда. Парнишка-гонец передал Сверре, Йале и Лодину просьбу Отца Совета: прийти к северному входу в лес с небольшим вооружённым отрядом на переговоры с имперцами. Условия были обговорены сразу: командир стал заложником на собственной территории, Кит не убирал меч в ножны и всё время неотступно следил за каждым шагом противника.

Сверре был ранен, и вместо него в лагерь Дартшильда пришёл Ольгерд. Рана советника была неопасна, но требовала внимания, и он остался в городе. Кроме Ольгерда и остальных советников, в лагере очутился Ярико: после первого в своей жизни убийства он казался потерянным и совершенно обескураженным, и Йала не оставил его одного: быть может, подле отца парень придёт в себя, Кит сможет поговорить с ним, да и на допросе ему не помешало бы присутствовать: заодно бы разобрался, что к чему, кто да против кого.

Лагерь имперского войска представлял собой стройную организацию. Шатёр предводителя стоял в самом его центре и был окружён шатрами поменьше — там расположились его ближайшие помощники. Дальше, в глубь леса, тянулась вереница палаток, навесов, кое-где виднелись даже загородки для лошадей. Места для костров были припорошены мокрым серым пеплом и присыпаны пожухлой травой: в дождь костры было бы невозможно развести. Пустым лагерь не казался: отряды постепенно возвращались, остатки конницы и пеших, брошенных на штурм, тянулись с другой стороны. Зрелище было не из приятных, можно сказать, даже из печальных, однако до раненых и убитых никому не было дела: штурм Ренхольда, столицы, провалился, к тому же командир дартшильдцев оказался в весьма невыгодном положении — мысли всех занимало другое. Все ясно видели, что Дамир стоял в окружении чужаков и ни на кого не смотрел, чувствуя себя неловко: кажется, только утром он был волен в жизни и судьбе многих, а теперь — не волен даже в своей. Лагерь притих в ожидании дальнейших действий или приказов. Судя по тому, что командир не изъявлял свою волю ни в чём, никто не решался броситься ему на выручку и расправиться с чужаками. Наконец один из них, светловолосый мужчина солнцеворотов сорока пяти, негромко заговорил на онхёне. Воин в чёрных одеждах, стоявший по правую руку от него, перевёл его слова на имперский.