Рот, полный языков - Ди Филиппо Пол. Страница 71

— И черт с ними, с гусиными потрохами, — сдавленно смеется Нил, незаметно, довольно, внутри себя, и предлагает как действиями, так и словами — он правда что-то говорит? — усомнился Джек, — вернуться к тому, что истинно важно, а именно к сворачиванию этих гм, мм, ик, мексиканских си-гарь-йет!

Джек на цыпочках придвигается поближе к Нилу, и они вдвоем, напевая, начинают любовно творить и создавать и даже не будет преувеличением сказать «рожать» красавицу-раскрасавицу самокрутку с зернышками в волосах, такую длинную, что получилось бы два нормальных косячка.

Такая хорошо вставляет.

В это время Билл Берроуз расслабляется в кресле-качалке, снова зависший, но еще не до конца под кайфом, потому что его тревожат мысли об атомной бомбе и раздражает болтовня беспрестанно молотящих один и тот же вздор торчков. Время течет: медленно-медленно для Сала и Дина [39], и так быстро для Уильяма Ли [40].

Итак, Доктор Миракл и Литтл Ричард летят на всей скорости через Аризону, на восток по сороковому шоссе прямо из Вегаса. Их карманы набиты серебряными долларами, выигранными у каких-то фраеров, а бумажники по швам трещат от крупных купюр, которые они получили, обналичив фишки: сорвали банк в рулетку в шести разных казино благодаря личному незапатентованному методу, основанному на перенаправлении векторов нейтронов, переносимых сквозь шесть дюймов свинца пространственно-временной диаграммой Фейнмана в механизм разнузданной незамысловатой микроскопической системы из шариков и лунок.

Доктор Миракл говорит, пытаясь выражать мысли четко, чтобы компенсировать свой венгерский акцент и последствия от выпитого алкоголя:

— Надо не забыт послат Стэну Уламу открытку ис Лос-Аламоса, сообшит оп успехе его монте-карловского метода моделирования.

— В Европе он сработал бы еще лучше, — соглашается Ричард. — Там на колесе рулетки нет лунки с двойным «зеро».

Доктор Миракл с мудрым видом кивает. Ему уже за пятьдесят: пухленький старикан с редеющими волосами; круглый подбородок, широко посаженные глаза. На нем двубортный костюм, яркий гавайский галстук, широкий как фунт бекона.

Литтл Ричард моложе, худощавее, с характерной еврейской внешностью. У него густая высокая прическа с валиком. Одет в широкие штаны цвета хаки и белую рубашку; пачка «Лаки страйк» засунута в закатанный левый рукав.

С первого взгляда понятно, что эти двое — АТОМНЫЕ КОЛДУНЫ, КВАНТОВЫЕ ШАМАНЫ, ПЛУТОНИЕВЫЕ ПРОРОКИ И БИБОПОВЫЕ АТОМБОМБОВЫЕ ВОДОРОДНИКИ!

Доктор Миракл, познакомьтесь с Ричардом Фейнманом [41]. Литтл Ричард, скажи привет Джонни фон Нойману!

На заднем сиденье стоит ящик шампанского, как раз между ними. У каждого ученого-атомщика по открытой бутылке, чтобы хлебать большими глотками, а их машина — ультрасовременный двухцветный сухопутный корабль с огромными крыльями-«плавниками», шикарный розово-зеленый «кадиллак» — несется по шоссе.

За рулем никого. Переднее сиденье пусто.

Фон Нойман, Помазанный Мастер Автоматики, представьте себе, наспех собрал первый в мире автопилот. Он никогда не умел толком водить машину, а теперь у него и необходимости нет. Не только у него, а вообще! Спереди и сбоку «кадиллака» по радару, вставленному в хитроумную штуковину в багажнике — малышку-кузину лос-аламосского МАНИАКА Ваймера и Улама, штуковину, набитую электронными лампами и кулачковыми механизмами, всякими штырями и шатунами. Штуковина эта — механический мозг, который посылает кибернетические импульсы прямо к рулю, газу и тормозу.

Трехсторонняя комиссия постановила, что мозг в багажнике «кадиллака» слишком крут для солдафонов, уж слишком крут, и что самоуправляемая машина никогда не должна попасть на сборочный конвейер. Стране нужно совсем мало суперавтомобилей, и этот решили отдать в пользование двум гениям, которые пожелали обсудить высокие квантово-физические, метаматематические и кибернетические темы, не отвлекаясь на бремя слежения за дорогой. Увеселительные поездки, периодически совершаемые Джонни и Дики из Аламоса в Вегас, снимают нервное напряжение, неизбежное для создателей бомб.

— Так что ты думаешь о моем новом методе укладывать в постель манекенщиц? — интересуется Фейнман.

— Дики, хотя исходные пропы приемлемы, нужно имет больше точек на графике, чтопы экстраполироват, — с грустным видом отвечает фон Нойман. — Ты, может, и славно провел с ней время, эгоистичный мутак, я же… я не получил удовлетворителного сексуалного расслабления. Куда там.

— Ну-у-у, — тянет Фейнман, — в моем любимом ночном клубе, в Эль-Пасо, девочки жарче, чем гамма-лучи, и краше, чем сохранение чётности. Там ты наверняка получишь желаемое, Джонни. Мы можем повернуть в Альбукерке не налево, а направо, и попасть в него до рассвета. В Лос-Аламосе так и так все будут в Уайт-Сэндс. Служба безопасности не станет искать нас до понедельника, а к тому времени мы вернемся, истратив энное количество миллилитров спермы.

— Эль-Пасо, — бормочет фон Нойман, достав из внутреннего кармана пиджака некий прибор…

ЭТО ПЕРВЫЙ КАРМАННЫЙ КАЛЬКУЛЯТОР! Вещица размером с том «Британники» с бакелитовыми кнопочками, и что делает ее поистине бесценной, так это наличие всех дорог из атласа «Рэнд Макнэлли», помещенных в базу данных на бобине проволочного магнитофона. Фон Нойман чрезвычайно им гордится и, хотя мог бы быстрее просчитать алгоритм в голове, вводит в устройство их текущую скорость и местоположение, находит там локацию Лас-Вегаса, Альбукерке и Лос-Аламоса и продолжает передавать данные.

— Ты праф, Дики, — после паузы объявляет фон Нойман, продолжая смотреть на загадочное мелькание цифр калькулятора. — Мы можем сделат, как ты говоришь, и вернуться в лагер даже ранше рассвета в понеделник. На сколко назначено испытание, позвол спросит?

— На восемь утра в воскресенье.

Лицо фон Ноймана расплывается в широкой улыбке.

— До чего синхронистично. Мы именно тогда будем проезжат Уайт-Сэндс. Я не присутствовал на испытаниях с Троицы. Предстоит самое масштабное. Эта бомба, ты сам знаешь, Дики, проложит дорогу водородной, как считает Улам. Я за! Позвол, я перепрограммирую мозг машины!

Фейнман неспешно перебирается на переднее сиденье, а автомобиль все несется по шоссе между штатами, ошеломляя медленные туристические «бьюики» и семейные «студебекеры». Фейнман тащит с собой ящик с шампанским. Фон Нойман кладет назад вертикальную подушку и всматривается в открывшуюся панель с данными мозга в багажнике. Время от времени поглядывая на калькулятор, фон Нойман вносит нужные изменения, выдергивая и вставляя провода, какие бывают в телефонном коммутаторе.

— Я устал вставлят в металлические разъемы, Ричард. Со следующей девушкой я пойду первым.

Ночь. Обкуренные балдежники в ауте от бенни [42]. Нил, с перекошенным лицом, украдкой пробирается по стене лачуги Берроуза и берет с комода ключи от «бьюика» Билла, на кухне Джоан слушает радио и что-то пишет. Спускаясь по крыльцу и воровато идя к машине, Нил полагает, что Билл его не видит.

Усталое презрение Берроуза катастрофически притупилось от бензедрина и алкоголя, перейдя в мучительную нетерпимость. Морфинист со стажем вытаскивает обрезанный дробовик из потайной трубы, которую когда-то поместил под крыльцо в отверстии, высверленном в сгнивших досках. Он стреляет из оружия двенадцатого калибра мимо Нила, в его опустошенную покореженную коробку марихуаны, едва не задев Джека.

— Ого, — говорит Нил, бросая Берроузу ключи.

— У тебя в доме есть крепкое спиртное, Билл? — интересуется Джек, пытаясь определить, действительно ли дробовик выстрелил. — Может, пинта виски в ящике письменного стола, уже открытая? Или немного хереса?

— Продолжая нить моей послеобеденной мысли, — произносит Берроуз, кладя в карман ключи, — отмечу, что я говорил о термоядерных разрушениях и о будущем всего человечества, представители которого только что едва не были раздавлены в спермацет ректальными спазмами прыщавой задницы Билли Сандея. — Он вставляет в дробовик еще один патрон. У Билли глаза-точечки завзятого торчка. — Я жалею, что позволил вломиться сюда таким отъявленным наркоманам-латахам [43], я вас имею в виду, в особенности тебя, закоренелый уголовник, мошенник Кэссиди.