Рот, полный языков - Ди Филиппо Пол. Страница 77

Ни одно из перечисленных имен ничего мне не говорило, кроме Эйнштейна, сумасшедшего еврейского физика, опозорившего Швейцарию. Пришлось допустить, что эти люди некогда жили.

— Зачем вы убивали ученых? Почему не пошли в политику и не попытались изменить правительство, которое вело такую войну? Уничтожили бы главных лидеров.

— Длинный путь. Политики были всегда, а наука только зарождалась. Во всем виноваты ученые. Эти надменные ублюдки заслужили смерти. Как можно бездумно создавать то, что ты не в силах контролировать? Словно дети, которые ради удовольствия разбирают запруду. Да и что бы изменилось, если бы президентом избрали другого человека или назначили иного премьера? Стала бы Россия демократичнее, если б ее возглавлял не Андропов? Дала бы независимость союзным республикам? Вывела бы войска из Афганистана? Маловероятно. Я не игнорировал политику. Благосклонно отзывался в печати о создании нового научного совета, который появился при Рузвельте, хвалил его членов. Писал предвзятые статьи, высмеивая любую попытку финансирования чего-либо, отдаленно связанного с ракетами и атомной энергией. После моей чистки такие предложения редко проскакивали. Конечно, приходилось постоянно выслеживать выскочек, которые хотели занять нишу былых гениев.

До Второй мировой история почти не отличалась от той, которую я помнил. Ядерная физика в моем прошлом дала о себе знать в сороковых. К тому времени как Гитлер вступил в Польшу, я был уверен, что выполнил свою задачу, предупредил атомное завершение войны. Я спас Землю от уничтожения.

Только вот мои действия привели к большим человеческим потерям при вторжении американцев в Японию. Сотни тысяч лишних смертей, и все из-за моего вмешательства в историю. Не думай, что я не переживаю об этих людях, каждую ночь сравнивая утраты с количеством беззащитных граждан в Хиросиме и Нагасаки, а потом и по всему земному шару. Чаша весов всегда перевешивает в ту же сторону. Последствия атомных разрушений намного ужасней.

Он уже говорил практически сам с собой, все более и более увлеченно, пытаясь оправдаться, и мое непонимание не имело никакого значения. Свин перестал храпеть.

— После войны события стали сильно отклоняться от тех, что я пережил. Ход истории выскользнул из-под моего контроля. Постоянное присутствие американцев в разгромленной Японии привело к усилению борьбы китайских республиканцев против Мао и его партизан, и в итоге они потерпели неудачу. Разве я мог предвидеть, что из-за американцев на границе России с Монголией русские сделаются столь параноидально-агрессивными? Все рассчитать невозможно. Инцидент на границе, который послужил поводом для Третьей мировой, — это же просто безумие! Но я ничего не мог поделать! А что нынешняя перестрелка планете? Атомных-то бомб нет. Или есть? Тебе не доводилось их видеть?

Я молча пялился на него. Писатель схватил меня за рубашку.

— Я спас твой зад от жаровни, — прошипел он. — Я сделал больше, чем Иисус! Вы все обязаны мне жизнью, сосунки. Я сотворил ваш мир…

Прогремел выстрел, сопровождаемый криками и звоном разбитого стекла. Пальцы путешественника во времени разжались, он выпустил мою рубашку и рухнул на пол. Над ним с моим пистолетом в трясущейся руке стоял Свин Бодин.

— Мой чертов папаша погиб при вторжении в Японию, — сказал он.

— Бодин, полагаю, ты только что убил Бога, — заключил я.

— Сейчас война, старина. Почему Бог должен легко отделаться?

Мы выскочили из «Железного жернова» так быстро, что нас не успели остановить. Сразу нашли Сахарную Зайку с Виорикой и перепихнулись в безопасном месте до начала шоу. После всего, что пришлось пережить, негоже будет пропустить его.

«Битлы» играли превосходно, особенно ударник Пит Бест. Толпа забыла свои переживания по поводу Дня победы над Японией и начала веселиться. Во время их последнего номера — маленькой песенки «Будущее никогда не известно» — я так зарыдал, что пропустил все выступление «Сьюпримс» и первые аккорды элвисовского «Таинственного поезда».

Однако от пения Пресли мир показался мне снова реальным и даже более значимым, чем раньше.

После концерта мы вчетвером прогуливались, держась за руки, по ночным улицам, освещенным лишь звездами, которые так высоко, что до них не долетит ни одна «ракета» с «атомной бомбой». Мы шли к грузовику, более не отягощенному красочным содержимым, как и моя голова планами.

И все же я чувствовал удовлетворение.

— Куда, мальчики? — спросила Сахарная Зайка.

— В будущее, — ответил я. — Куда же еще.

— Ну, ну, ну! — фыркнул Свин. — Как насчет того, чтоб вернуться в прошлое? Мне опять хочется в тот амбар.

— Если тебе доведется побывать в прошлом, Свин, пожалуйста, не пытайся его перекроить. И так плохо жить в мире, сотворенном моральным идеалистом. А каково будет на планете, созданной аморальным гедонистом, представить себе не могу.

Девушки ничего не понимали. Свин хотел объяснить, до визга щекоча их.

— Разве могло быть хуже, Том? Разве могло? Хо-хо-хрю!

Линда и Фил

1

Утка издавала звуки, очень похожие на человеческую речь. Механический клюв, однако, двигался не в такт.

— Вубнеш. Слышишь меня? Пора бежать.

Чернокожая девочка, к которой были обращены слова, не отвечала. В бесформенной однотонной рубашке, бритая наголо, она неподвижно сидела в углу пустой, обитой резиной комнаты. Даже расслабленное, ее лицо походило на выжженные прерии Уоттса и Детройта, где после губительного пожара остались только булыжники.

Не получив ответа, утка возбужденно защелкала клювом. Соломенная шляпа с цветами, крепившаяся дужкой, съехала на электронные глаза.

Утка заговорила словно сама с собой:

— Не выводится из состояния аутизма. Что делать? Да? Хорошо, попробую.

Переваливаясь с лапы на лапу в соответствии с гомеостатической программой, утка вскоре оказалась на расстоянии клевка от вытянутых голых ног девочки. Наклонив голову, она начала щипать пластиковым клювом темную кожу.

Сначала девочка не реагировала на стимул. Утка удвоила усилия. Если бы ее искусственные глаза могли выражать чувства, в них отразились бы тревога и досада. Клюв продолжал порывисто стучать. Наконец девочка спазматически задергалась. Утка подняла голову.

— Вубнеш. Вставай. Иди за мной.

По-прежнему не говоря ни слова, девочка неуклюже поднялась на ноги, не меняя выражения лица, и утка повела ее к единственной в комнате двери.

— Попробуй повернуть ручку.

Вубнеш выполнила приказ. Заперто.

— Отойди, — сказала утка, и девочка шагнула в сторону.

Изнутри утки вырвался высокочастотный вопль. Когда он перешел в не воспринимаемый человеком диапазон, из прикрытого шляпой глаза выстрелил луч когерентного света, испепеливший и шляпу, и замок в двери.

Утка доложила незримому собеседнику:

— Я почти ослепла, энергетический ресурс исчерпался на треть. Совет? Как скажете…

Вубнеш сама открыла дверь. Хемосенсоры утки уловили запах паленой плоти — от руки, притронувшейся к горячей ручке. Девочка встала в дверном проеме, очевидно, исчерпав запас свободной воли.

Утка поспешно обогнала ее.

— Быстро, Вубнеш, на крышу!

Парочка прошла по пустому коридору до лестничного пролета, ни на кого не наткнувшись.

— Возьми меня на руки, — сказала утка. Девочка послушалась. — Теперь поднимайся вверх.

Через два этажа они приблизились к последнему выходу. Утка, не раскрывая клюва, издала какой-то звук.

— Открой дверь.

Крышу снаружи караулил охранник, в форме и с оружием. Он повернулся слишком медленно и получил в грудь луч.

— Теперь окончательно ослепла. Включаю запасную батарею. Вубнеш, к вертолету.

Черная девочка послушно последовала за уткой, ступая голыми ногами по гальке и гудрону к большому вертолету с надписью «Блэкбридж Энтерпрайз Лимитед».

Внутри кабины утка приказала поставить себя.

Вубнеш опустила ее на сиденье. Утка начала слепо тыркать по панели управления, пока не нашла то, что нужно: конец болтающегося кабеля. Схватив его клювом, она повернулась к девочке — два выжженных глаза как стигматы.