Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира. Страница 13

Мир снова выглядел солнечным и дружелюбным. И даже то, что автобус притормаживал у бесконечных маленьких поселений, на «лежачих пешеходах», перед веревками, натянутыми над дорогой, ее не расстраивало. Водитель что-то сказал по-испански про них, и она даже поняла общий смысл, что скоро начнется хорошая дорога и там такого не будет.

Она почти задремала, подложив под голову рюкзак, когда вдруг автобус, притормозив в очередной раз, не разогнался обратно, а остановился. Аля выглянула в окно — со стороны водителя маленькая девочка протягивала в окно кулек с орехами в перце, обычную мексиканскую закуску, продающуюся во всех мелких магазинчиках. Она еще удивилась, зачем водителю понадобилось ее покупать посреди дороги, и тут в автобус вошли несколько молодых парней в черных футболках и платках, закрывающих пол-лица.

Она видела таких в Мехико и поначалу пугалась, но ей объяснили, что это не бандиты, просто в это время года в горах холодно, это такая замена шарфов. Ну и защита от грязного воздуха: в огромном городе слишком много машин, да и вулканы, окружающие его, добавляют пыли.

Вот только на юге было тепло. И чистый воздух.

Аля слышала про банды, которые тормозят на дорогах машины, раскидывая самодельные ленты с шипами. И грабят — туристам советуют отдавать все, что потребуют. Жизнь дороже. Люди, живущие в Мексике, на ее испуганные вопросы философски пожимали плечами и говорили, что да, случается. Но редко, можно не волноваться. Скорее всего, большой автобус никто не тронет.

Удача, увы, отвернулась от нее. Парни сразу прошли в конец автобуса, вынули пистолеты и что-то быстро и нервно начали говорить по-испански. Испуганные туристы выгребали все содержимое карманов и кидали, не глядя, в черные мусорные пакеты.

Онемело от страха сердце, измученное тревогой за последние несколько часов. Сколько можно уже! Аля вытащила из кармана свой телефон — чудовищно жалко отдавать. Но ничего, всего лишь деньги, купит что-то поновее. В кошельке денег осталось мало, все на картах. Несколько тысяч песо — небольшая потеря. В пачке прокладок в чемодане еще триста долларов. Если паспорт не отберут — то все отлично.

Будет еще одно приключение.

Тоже с последствиями, но вовсе не с такими суровыми, как могло бы быть.

Она почти успокоилась и достала из рюкзака кошелек, чтобы сразу его отдать. Не хотелось дольше необходимого смотреть в черное дуло пистолета, а не смотреть не получалось. Каждый раз, когда чье-нибудь оружие поворачивалось в ее сторону, Аля не могла отвести глаза, как загипнотизированная.

Грабители шли по автобусу быстро, им самим невыгодно было копаться, и все должно было закончиться буквально через минуту. И все, можно будет выдохнуть.

Не повезло.

Над одним из платков, закрывавших лица грабителей, она увидела знакомые жестокие глаза древнего бога.

Он замер — не ожидал.

Пистолет в руке дрогнул, смещаясь на нее.

Остальные удивленно оглянулись на Хесуса, вдруг застывшего посреди прохода, целясь в Алю. Похоже, он был тут вожаком. Короткий приказ — и ее подняли за локоть с сиденья и вывели наружу. Больше никого из туристов не тронули.

Автобус уезжал без нее.

1. Ранчо

За три дня, проведенных на ранчо, Аля узнала не так уж много об этом месте и этих людях. Только то, что она попала в банду, промышляющую грабежами на дорогах, перевозкой наркотиков и прочими незаконными мелкими делами того же толка. Может быть, еще убийствами, больно легко они относились к оружию, таская пистолеты за поясом и выкладывая их на стол рядом с мобильниками. Ее собственный — мобильник, не пистолет — тут, кстати, сеть не ловил вообще. Вай-фая тоже предсказуемо не было. Судя по всему, надо было сказать спасибо кровожадным мексиканским богам хотя бы за электричество.

Хесус был здесь за главного. Его нехотя, но слушались, хотя из двух десятков человек только половина была его возраста, остальные старше. Однако особым уважением он не пользовался, это было ясно по презрительному выражению лиц и медленной, ленивой реакции на приказы. Но особенно — по взглядам, которыми они ощупывали Алю при встрече, хотя он явно показал, что она его собственность. Не у него на виду, но в доме и во дворе попадавшиеся ей мужчины оглядывали ее с такой липкой наглостью, что казалось — отпечатки их взглядов остаются на коже, как жирные следы пальцев. После этого хотелось помыться, но дорога в душ пролегала мимо гостиной, где они проводили свое свободное время, и Аля старалась ходить туда пореже.

Особенно мерзкими были трое: один смуглый и очень волосатый, еще один с блеклыми рыбьими глазами, вообще не похожий на латиноса, и третий — в шляпе, закрывающей глаза. От него было совсем не по себе: никогда не было ясно, куда направлен его взгляд. Все они насмешливо смотрели на Хесуса и жадно — на Алю.

На открытый конфликт никто не шел, но с каждым днем атмосфера все сгущалась. Хесус тоже это чувствовал, не мог не чувствовать. Если поначалу он по-хозяйски лапал Алю прямо там, где заставал, то под звериными немигающими взглядами быстро перестал.

Дом, в котором она оказалась, был похож на тот, что в Паленке, своей пестротой и разномастностью. Когда-то это было каменное одноэтажное здание на три комнаты, но по ходу дела к нему добавляли пристройки из чего попало, иногда едва прикрытые пальмовыми листьями и с утоптанной землей вместо пола, и он постепенно разрастался в нелогичный лабиринт. На улице теснились облупленные розовые клетки, в которых на ночь запирали живность. Днем облезлые собаки, тощие куры и жирные индюки разбредались по всему немаленькому двору с обложенным камнями кострищем в центре.

Иногда Аля слышала откуда-то мычание, значит, тут были и коровы. Больше она ничего не видела, практически не бывая на улице. Почти все время она проводила в маленькой комнате, куда ее поселили, после того как привезли сюда в кузове пыльного пикапа.

Глаза ей не завязывали, мешок на голову не надевали — хотя примерно этого она ждала, смутно представляя себе, что случается в таких ситуациях по фильмам. Она могла свободно смотреть по сторонам, но где находится, все равно не поняла бы. В автобусе она не следила за указателями, а пикап, в который ее засунули, почти сразу свернул на полузаросшую дорогу без разметки, потом выбрался на узкое шоссе, снова свернул в заросли с едва заметной колеей и окончательно все запутал, развернувшись на сто восемьдесят градусов и направившись туда, откуда приехал. Даже если бы Аля постаралась, она бы не смогла запомнить весь этот путь.

Но она даже не пробовала.

С момента, как она оказалась на пыльной дороге у горячего бока автобуса, все происходящее расслоилось на отдельные картинки. То бледные, будто выцветшие пастельные рисунки, то нестерпимо яркие, причиняющие боль, как во время мигрени.

Черный зрачок пистолета, давящий, сворачивавший вокруг себя пространство в воронку. Чьи-то руки, забросившие ее в кузов. Ярко, вспышкой — россыпь замшелых камней на дороге, серо-охряных, похожих на те, из которых сложены пирамиды. Пресный вкус воды на губах. Забытье, рожденное однообразной тряской. Гул голосов, говоривших на незнакомом языке. Мозг выхватывал отдельные слова: «chicos», «corazon», «trenta» — но сплести из них реальность не получалось.

Звенящий тяжелый солнечный свет заливал голову расплавленным свинцом, дышать было все тяжелее, перед глазами мелькали расплывающиеся темные пятна. Когда подъехали наконец к дому, чьи-то руки сняли Алю с борта, и она оказалась в неожиданно прохладном доме без надзора безжалостного светила. Роящаяся перед глазами чернота рассеялась, и Аля упала на колени, вдруг почувствовав разлившийся по венам ледяной ужас.

Тошнота накрыла ее с головой, как соленая теплая вода океана, перед глазами все поплыло, и показалось, что солнце ворвалось в окна и двери, сдернуло крышу с дома, только чтобы добраться до нее и ударить по голове, погрузив в мутное бессилие и пустоту.

Первые сутки она провалялась под вентилятором, то погружаясь в тяжелый муторный сон, то выныривая на несколько минут, чтобы выпить ледяной воды, сходить в туалет и оглядеться, по кусочкам выстраивая образ комнаты, в которой ее поселили.