Ясный Огонь (СИ) - Юленков Георгий "Коготь". Страница 17

***

Первые месяцы службы для Алекса прошли, словно в тумане. Генерал умел держать слово, и отправил Алекса в пехотную роту с самым строгим командиром, капитаном Теренсом. Все там было непривычным, обидным и скучным. Капитан, игнорируя солдат, словно они насекомые, регулярно орал и шипел на взводных, а доставалось в итоге всем. То, что Алекс обещал Моровски в Чикагском Университете, ему вскоре пришлось самому хлебнуть полной ложкой. Зуд в ногах, и выпрыгивающее в горло сердце. Ползание в грязи и вечная вонь от армейских носков. А рядом благоухающие парфюмом офицеры с важным и презрительным, трагично заботливым или беспечно жизнерадостным выражением на лицах. В героической Второй Армии Великих Озер, всякого разного хватало с избытком, но воспитание Алекса не давало ему шанса стать как все, и регулярно делало Вандеккера объектом начальственной критики и насмешек бойцов взвода. Дядя-прокурор, конечно, не бросил родную кровь. Надавив на все мыслимые и доступные ему рычаги в Вашингтоне, дяде Дугласу удалось перевести своего племянника в полк Национальной Гвардии штата. Вот только от насмешек сослуживцев это и здесь не спасало. Ничего такого, с чем можно было отправиться в суд, но жизнь мажора и плейбоя всего за несколько недель превратилась в ад и там. Чуть менее сильно, чем в роте Теренса, но все равно чувствительно и обидно. Родня и тут не ударила в грязь лицом, переведя Алекса в ранг водителя при штабном начальстве. Вот только чаще всего, возить ему почему-то приходилось каких-то злобных проверяющих с характерами мизантропов и садистов. С такими пассажирами даже пускать газы за рулем было рискованно. О личном времени, тем более, и речи не было. Старый 'Кадиллак' оливкового цвета помнил еще времена вторжения в Панаму, и мало походил на стремительный серебристый 'Деляж-8 Спорт' Алекса. И все-таки это была уже не пехота, а совсем другой уровень. Впрочем, ползать (правда, не на пузе, а лишь на спине) рядовому Алексу Вандеккеру частенько доводилось, при ремонте своего антикварного аппарата. У машины постоянно что-то барахлило. Запчастей не хватало, и за любую услугу коллеги по автороте стрясали с 'богатенького сынка' разные профиты. Алексу волей-неволей приходилось крутиться. Он заказывал матери в письме много всякой всячины на взятки, понимая, что иначе тут не выжить. Отец прислал новый карбюратор и тормоза к его полудохлой машине. Без этого, ездить на ней было просто опасно. А дальше служба вошла в колею. Сегодня он летит в Баффало. Завтра в Милуоки. Потом мелкий ремонт. Дни до окончания контракта тянулись резиной.

В декабре 1939-го, когда до ухода со службы оставались какие-то несколько дней, в часть нагрянула целая делегация во главе с самим горячо любимым дядей - окружным прокурором графства Дугласом Вандеккером. Дядю сопровождала Элизабет Вандеккер - мама Алекса, дядин помощник Максимилиан Гаттон и еще какой-то армейский капитан. После завершения экспрессивного выражения чувств матерью рядового, от которого Алекс с огромным трудом отбился от нежностей, слово взял старший Вандеккер. И речи его мог завидовать сам Цицерон...

-- Алекс ты возмужал! Теперь, ты настоящий мужчина не ноющий о жизненных трудностях! Это достойно уважения!!! И мы с твоим отцом решили, что возвращение домой в чине рядового младшего мужчины нашего рода, было бы умалением чести нашей семьи. Вандеккеры не могут возвращаться домой побитыми псами!! Ты достоин большего, мой мальчик!!!

Не веря своим ушам, недавний представитель 'золотой молодежи', с ужасом, узнал новость. Оказывается, армейская жизнь для него, отнюдь, не закончилась. Теперь на несколько лет его ждали плацы, аудитории и тактические поля Военной Академии 'Вест-Пойнт'. А после ее окончания, служба в армии до получения звания капитана. Из переданного Алексу письма его отца следовало, что дела их семейной автофирмы теперь не слишком хороши. После того громкого позора в Лэнсинге, пришлось даже сменить вывеску, потому что спрос на машины и аксессуары к ним резко упал. То есть посетителей стало даже больше, но все они приходили лишь поглазеть на 'отца грубияна Вандеккера', как теперь склоняли Алекса в Чикаго и окрестностях. К тому же по городу поползли слухи, что отца Моровски заказали мафии именно старшие братья Ванддекеры. Отец нанял управляющего, и совсем перестал появляться в офисе. Это помогло ненадолго. Любопытные перестали мозолить ему глаза, но наступил застой в торговле - 'мертвый сезон'. Конкуренты почувствовали слабину, стали давить снижением цен, и рвать клиентуру из рук. За эти полгода их фирма, из вполне преуспевающей, скатилась до уровня захудалой. А впереди маячило разорение. За все это следовало 'поблагодарить' мерзавца Моровски. Кстати, его имя, теперь, было у всех на слуху. После польских подвигов, и особенно после того громкого шпионского скандала в Калифорнии. Никому неизвестный еще полгода назад парень теперь стал 'притчей во языцех'. За те же полгода он умудрился стать известным летчиком, капитаном Авиакорпуса, получить массу боевых наград в Польше, побывать в германском плену, вернуться триумфатором, и даже создать какие-то женские воздушные части. В письме отец рассказывал о беседе с генералом Маккоем, из которой он для себя понял, что с этим Адамом Моровски лучше бы, ни ему, ни Алексу, никогда больше не связываться. И ту же мысль настойчиво внушал в письме своему обожаемому сыну.

----------------------------------------------

Алекс!

Я не знаю, кто его покровители в столице! Но этого 'скунса' трогать себе дороже!

Забудь о нем! Наше дело страдает от той твоей ошибки! Так исправь ее раз и навсегда!!!

...

---------------------------------------------

И еще целая страница о том же другими словами...

Напоминание отца о том, что во всем этом 'нестроении' есть и немалая вина самого Алекса, и что именно ему и исправлять положение, было горьким, но справедливым. Теперь Алекс и сам это понял (Ну что ему стоило, не давать той дуре пощечины?! Надо было просто повернуться к нахалке спиной...). Но этот отцовский посыл нес в себе также мечту о возрождении их семейного бизнеса. Вернувшись домой в офицерском звании и с наградами на мундире, молодой Вандеккер вполне мог бы породить новый бренд для их семейного дела. Причем, уже не опасаясь насмешек и упреков в собственной никчемности. А там и до гонок дошли бы руки! Капитан Вернон как раз был представителем хороших знакомых дяди, которые должны были составить Алексу протекцию.

Как ни хотелось вернуться к прежней разгульной жизни, и как ни жаждал бывший автогонщик наказать своего обидчика, но аргументы, все же, смогли дойти до его расстроенного сознания. В январе 1940 года вступительные экзамены были им сданы (не без содействия), и новоиспеченный капрал-кадет приступил к занятиям в Академии. Капрала ему дали авансом, под залог будущих ответных услуг хорошим людям со стороны городских властей Чикаго и прокурора округа.

Учеба была еще более скучна Алексу, чем работа 'военным извозчиком'. Единственной отрадой стало наличие пусть временных, но подчиненных. Звание капрала, давало право гонять молодых мальчиков поступивших на учебу в сентябре, и до этого не видавших службы. Заставлять их отжиматься от пола или заледенелой тропинки младшему Вандеккеру нравилось. А потом служба снова вошла в колею. За прошедшие месяцы, он привык учиться, и даже почувствовал вкус к занятиям. Серьезно связывать свою жизнь с Армией Алекс не собирался, но красивая форма и некоторые привилегии притягивали к себе молодого человека. Но у военной службы офицера и солдата имелась и еще одна сторона. Любой, кто служит в армии, должен был быть готовым нести боевую службу, то есть воевать, а порой и лить свою кровь. Родственники Алекса отлично понимали все это, но не верили в серьезную опасность близкой войны, и выжимали из ситуации все возможное для возвышения отпрыска. В его карьерные перспективы они верили. Поэтому вскоре Алекса вместе с несколькими другими кадетами услали в командировку в Старый Свет.

На удачно начавшихся в апреле 'Учения нейтральных стран' Алекс попал стажером опять же по протекции знакомых своего дяди. Отправившиеся в Бельгию другие кадеты, за редким исключением были старшекурсниками. В Европе Алексу повезло. Он временно стал стажером командира автомобильного взвода. Возможность драть водителей за каждую мелочь вызывала в нем восторг. А вот дальше что-то пошло не так. До нападения немцев на Бельгию и Голландию, просто не успели вывезти их всех обратно в Штаты. Два дня германского наступления прошли в непонятках. Генерал Фрэнк Маккой ходил очень раздраженным, орал в телефон и гонял посыльных. Американские части пока никто не бомбил, но зенитчики-янки, временно приданные бельгийцам, уже вступили в бой с Люфтваффе. Вскоре пришел приказ и всем остальным. Вашингтон в этот раз решил, что потеря лица в случае бегства с Континента ударит по репутации Армии даже сильнее, чем возможное поражение 'американских добровольцев'. И американским военным пришлось вступить в дело. Учебу пришлось прервать на неопределенное время. Вскоре прислали новую форму и документы, младший Вандеккер, неожиданно для себя стал добровольцем сержантом. Когда начались бои с 'джерри', его автовзвод раздергали на отдельные машины. Сам Алекс вынужденно, околачивался при штабе генерала Маккоя, став стажером командира отделения охраны штаба, и одновременно, шофером-охранником для штабных пассажиров. Большего ему, увы (а может, и к счастью), не доверили. Теперь ему часто приходилось выполнять при штабе роль посыльного. Корпус 'Миротворец' нес потери и отступал вместе с французами. Как-то раз Алексу довелось увидеть Моровски. Тот в мундире бельгийского майора ВВС заезжал в штаб соседей-американцев. Их взгляды встретились неожиданно. Юного автогонщика, в этом заматеревшем опытном офицере, с длинными планками наград на мундире и с редкой сединой в висках, Вандеккер узнал с трудом. В том, что ненавистный мерзавец его узнал, никаких сомнений не было. Однако, ни кривой усмешки, ни презрения на его лице прочесть было нельзя. Лишь на одно мгновение, задержав на нем свой взгляд, бывший соперник по гонке, только ободряюще кивнул, и скрылся за массивной дверью генеральского кабинета. Больше они с Адамом не виделись. А вот, слышать про командира 'Белых Драконов' приходилось часто. И не только слышать... Как-то раз Алекс вез капитана с пакетом в одну из частей американского добровольческого корпуса 'Миротворец'. Неожиданно впереди на дороге взметнулись фонтанчики от пуль, а над головой раздался рык самолетного мотора. Алекс сразу узнал звук шестьсот первого 'Даймлер-Бенца', какие обычно стоят на 'мессершмиттах', и рванул свой штабной 'Бьюик' с дороги, через мелкую канаву, на большой луг. Вовремя. Пулеметно-пушечная трасса разворотила асфальт там, где они только что ехали. Из кабины мало что было видно. Но судя по звуку мотора и треску очередей, 'немец' не ушел. Машину бросало на ухабах, стучали камешки, летевшие от колес в днище и в колесные ниши. То справа, то слева по курсу вставали фонтаны земли, но вдруг исчезли. Неожиданно, к первому звуку самолетного мотора добавились еще два других. Стрельба в воздухе усилилась. Несколько томительных минут они скакали на 'Бьюике' по неровностям поля в сторону леса. Наконец, влетели под деревья, и водитель вместе с пассажиром капитаном резво выскочили из машины. Теперь можно было взглянуть на их несостоявшегося убийцу. А картина в небе сильно поменялась. Над опушкой леса, атаковавшего их 'мессера' зажали два серебристых 'Брюстера' с белой эмблемой на боку. Один летел чуть выше, пресекая попытки оторваться. Несколько маневров, грохот очередей. И вдруг 'мессершмитт', получив короткую очередь, взрывается, и на землю падают горящие обломки. Алекс слушал восторженные комментарии капитана, и не сразу понял, о чем тот говорил.