Ясный Огонь (СИ) - Юленков Георгий "Коготь". Страница 7

-- Вы все перечислили, пан Стахон?

-- Вряд ли, панове. Я ведь не занимался специально учетом переданного Советами военного имущества, поэтому передаю лишь частные сведения, полученные из штаба пана Берлинга и немного личным наблюдением. Кстати, для Сил Поветжных Моровский договорился о привлечении в бригаду 'Сокол' сверх штата одного полка на французских самолетах (русского производства). И отдельной эскадрильи на румынском фронте с секретными реактивными ускорителями, произведенными по его заказу в Британии.

-- То есть, все, что мы услышали о допущенных ошибках Моровски, это лишь подлые наветы?!

-- Простите пан генерал, а кто именно готовил этот 'чудесный запрос', насколько я понял, полученный из штаба генерала Томме?

-- Вообще-то это к делу не относится, но никакая не тайна! Запрос был сформирован по приказу начальника штаба Южного корпуса, пана подпулковника Ковальского, и заверен подписью командующего Южного корпуса генерала Томме. Сомневаться в компетенции начштаба Южного корпуса не приходится. Подпулковник Ковальский достойный офицер, награжденный за...

-- Это, случайно, не тот ли пан Ковальский, с которым собирался стреляться пан Моровский во время Висленского разгрома фон Клюге и Гудериана? Думаю, не все из вас, панове, знают о той истории, поэтому стоит вспомнить ее подробней.

-- Этого нам еще не хватало...

-- В тот раз пан капитан Моровский командовал парашютным батальоном, из нескольких пулеметно-минометных рот, и ракетной роты вооруженной тяжелыми ракетами его собственной конструкции. По приказу штаба Войска, он высадился с батальоном, совершил марш через болота, атаковал переправы через Вислу и обороняющий замостье в шесть раз более сильный панцерный отряд 19-й танковой дивизии Гудериана, являвшейся авангардом 8-й армии фон Клюге.

-- Пан Стахон, нельзя ли без столь долгих прелюдий?

-- Увы, пан Халлер. Для понимания той ситуации, нужно ее себе в деталях представить. Так вот...Авангард врага батальон Моровского ударом своих ракет дезорганизовал и почти уничтожил. Кстати, там же, впервые, отметился воздушный брандер конструкции пана Моровского. Такие же недавно бомбили столицу и промышленные центры Германии. Затем при поддержке передовых рот группы 'Модлин' под командованием генерала Абрахама, батальон пана Моровского захватил и понтоны одной из двух переправ, и, вскоре, навел наплавной мост для группы 'Модлин' ниже по течению. А вот после наведения той захваченной переправы, командуя 'тет де поном' Моровский был ранен, и отозван вами пан генерал Зайоц.

-- Все верно, пан Стахон. Моровский тогда вынужденно оставил командование на оказавшегося там же майора Ковальского, и получил от того слово чести, что тот не бросит его подчиненных в бессмысленные атаки. Но майор слова не сдержал, и безо всякого толку положил там полроты ракетчиков пана Моровского, за бесценок, потеряв уникальных военных специалистов.

-- Именно так все и было, пан Зайоц. И вернувшийся на другой день Моровский узнав об этом, бросил пану Ковальски перчатку, которую тот не поднял!

-- Панове, это-то тут причем?! Это ведь сугубо дисциплинарный вопрос!!!

-- Вы уверены пан, Халлер? Затаив злость на пана Моровского, пан Ковальский сейчас фактически хотел обвинить в измене или некомпетентности офицера куда более достойного, чем он сам. Не подлость ли такое поведение, панове?! Достойно ли это офицера наших войск?!

-- А я бы добавил, что это еще и несусветная глупость. Попытка убрать с фронта мастера по проведению неожиданных операций Моровского, или принизить его роль в восстановлении Сил Поветжных, окажется ножом в спину нашей общей борьбе с врагом. Вы все знаете, какой авторитет имеет пан Моровский в Силах Поветжных и у союзников. Или я не прав, панове. И стоит ли нам тогда дальше продолжать это разбирательство?

-- Гм. Пожалуй, вы правы, пан Зайоц, продолжать этот фарс, действительно, не стоит. Мое доверенное лицо подпулковник Лембович докладывал из Хелма о постройке в повяте двух заводов по переснаряжению боеприпасов всех типов, и переносу сборочных и ремонтных производств самолетов и бронетехники в район Пшемысля. То есть Моровский обоснованно оставил в Польше наиболее нужные производства, которые легко восстановить. И убрал подальше от тевтонских рук, те производства, которые, при потере, заменить будет нечем. А стало быть, панове, не все столь мрачно, как нам описал штаб Южного корпуса!

-- Вы правы, пан Халлер. Выполняя свою роль куратора наших производств, Моровский просто здраво разделил задачу снабжения, между безопасными районами Польши и поставщиками из большевистской России. Он вывел из-под тевтонского удара часть нашей промышленности и, фактически, заставил коммунистов танцевать под свою дудку. Я уверен, панове, в правоте решения покойного пана Сикорского и его заместителя пана Кукеля, который был передан болгарами немцам. Не поставь они пану Моровскому этих задач, количество и качество вооружения и амуниции на Восточном фронте было бы существенно меньше и хуже. Планируемые штабом операции на Востоке, также в значительной степени заслуга Моровского...

На этом странное и слабо подготовленное 'судилище над Моровски' было окончательно закрыто. Решение по проведенному штабом разбирательству было оформлено и подписано всеми присутствующими. Штаб Войска на Восточном фронте получил карт-бланш на планирование операций. А в штаб Южного корпуса унеслось оформленное пакетом неудовольствие верховного командования. Подпулковник Ковальски снова стал майором, и был назначен командиром альпийского польского батальона. Генералу Томме указали на его излишнюю пассивность при высоких потерях на Южном фронте, отобрали из его корпуса один полк для усиления Центрального фронта, и дали задание готовить предложения по десантной операции Альянса в северных районах Италии и на Сицилии. Такая дополнительная нагрузка, надежно купировала излишние амбиции генерала, и его штабных любимчиков, звезды карьеры которых плавно уходили за горизонт.

***

Воскресный день выдался теплым, даром, что только март. Сидела за столом с открытым окном, поэтому крик с улицы услышала сразу. И не отвлекаясь от своего дела, ответила почтальонке.

-- Эгей, Максимовна!

-- Чего надо-то?

-- Ты, в окошко-то выгляни!

-- Чего тебе Прашка?! Говори быстрее, мне сейчас некогда!

-- Да брось ты свои тетрадки-то! Я тут такое увидала!

-- Что ты там увидала? Обсмотрись хоть, а мне некогда!

-- Ну ка, глянь ка! А?!

-- Что тебе, 'а'?

-- Похож на твово-то, спрашиваю?! На Пашку-то?

-- Да где ж похож-то?! Поляк вон какой-то. И всем обликом спесивый.

-- А все одно словно близнецы они с твоим Пашкой-то. У меня глаз-то наметан!

-- Мне ничего нет ли? Ну, вот, так и знала! Шла бы ты своей дорогой, Прасковья. Мне еще двадцать контрольных проверять.

-- Скучная ты баба, Веруня! Люди, вон на Луну лететь собрались! На самую Луну!!! И главный у них на твово Пашку, будто родной брат похож. А ты... Эх ты! Ладно, прощевай Максимовна, до другого разу. А то, что тебе писем нету, это-то и хорошо. Значит все в порядке у твово Пашки на службе-то. Но и отличиться, видать, не успел еще. Ты жди, скоро напишет...

Сорокавосьмилетняя учительница, прикрыла окно, и снова взялась за тетради. Но работа больше не спорилась. В голову полезли странные мысли. Молодой поляк на фото, выглядывавший из кабины странного самолета (то ли ракеты), без винта спереди, и впрямь немного смахивал на ее Пашеньку, только возмужавшего сильно. Лицо было очень похожим. Вот только взгляд его... Куда-то вдаль, мимо фотографа, глядел он холодным чужим совсем не пашкиным взором. И хмурился он чуть-чуть по-другому.

С того странного разговора прошло почти полгода. Писем от Пашки все не было. Бывало уже с ним такое, вот только сердце щемило, от предчувствий, прямо как в тот день, когда Вовка на Волге сгинул. Писала письма Ларисе Петровской, жене бывшего пашкиного командира полка. Та, как обычно, успокаивала. Говорила, мол, секретные испытания дело не быстрое, и письма оттуда иной раз по году не приходят. В груди все тянуло тоской. Да и те письма, что Василий Иванович в тот раз в ноябре привозил снова достала. Странные какие-то были письма. Вроде все в них обычными словами расписано. Все как обычно сын писал, а чувство в груди беспокойное и непонятное. Знала, что повредил сын руку в Крыму, с парашютом прыгая. И что почерк немного поменялся, ей ясно было. Да и полковнику верила, он-то сразу видно человек хороший и врать не станет. Да, точно не врал ей Василий Иванович! И, что в Монголии вместе летали, и что с Пашкой недавно виделся, и все равно было тревожно. Холодные стали от Пашки письма. Про друзей подруг спрашивать перестал, и шуточек его дурацких в тексте больше не было.