Красный дракон - Харрис Томас. Страница 46

Еще до окончания выпуска новостей дикторы принялись величать убийцу Драконом. «Сплетник» быстро внедрил это прозвище. Грэхем не удивился. В четверг номер газеты пойдет нарасхват.

Он в третий раз налил себе мартини и позвонил Молли. Она смотрела новости в шесть и в десять, вдобавок видела «Сплетник». Поэтому ей было ясно, что Грэхем служил приманкой в ловушке, которую ФБР подстроило Зубастому парии.

— Ты должен был сказать об этом мне, Уилл.

— Возможно. А, может, и не стоило.

— Теперь он попытается тебя убить, да?

— Рано или поздно. Но это будет нелегко — я же не сижу на месте. И меня постоянно прикрывают, Молли. Он это знает. Поэтому все обойдется.

— Ты еле ворочаешь языком. Что, слазил в холодильник и приложился к бутылке?

— Да так, выпил пару рюмок.

— И как самочувствие?

— Хуже некуда.

— В новостях сказали, что ФБР не охраняло репортера.

— Предполагалось, что когда Зубастый пария прочтет газету, Лаундс уже будет у Крофорда.

— Теперь его называют Драконом.

— Да, это он так себя величает.

— Уилл, знаешь что… Я хочу забрать Уилли и уехать отсюда.

— Куда?

— К его бабушке и дедушке. Они его давно не видели и очень обрадуются.

— Гм…

У родителей покойного отца Уилли было ранчо на берегу реки Орегон.

— Мне здесь жутковато. Тут вроде бы безопасно, но мы почти совсем не спим. Может, на меня занятия стрельбой так подействовали…

— Мне очень жаль, Молли. Если б ты знала, как мне жаль!

— Я буду скучать по тебе. Мы оба будем.

Значит, она твердо решила…

— Когда ты уезжаешь?

— Утром.

— А как же твой магазин?

— Эвелин готова взять заботы на себя. Я все выпишу у оптовиков, а прибыль отдам Эвелин.

— Ну, а кто будет заботиться о собаках?

— Я попросила ее позвонить в округ, Уилл. Жалко, конечно, но может, кто-нибудь возьмет наших песиков.

— Молли, я…

— Если бы мое присутствие могло отвести от тебя беду, Уилл, я бы осталась. Я тебе здесь только мешаю. Когда мы уедем, ты будешь больше думать о себе, ведь нам ничего там не угрожает. И потом, Уилл, я не в состоянии таскать с собой этот проклятый револьвер всю оставшуюся жизнь.

— Может, лучше вам поехать в Оукленд и понаблюдать за…

Черт, он не хотел этого говорить! О Господи, как же она долго молчит!..

— Слушай, я тебе позвоню, — сказала Молли. — Или звони мне сам.

У Грэхема разрывалось сердце. Ему стало трудно дышать.

— Давай я все устрою. Ты уже заказала билеты?

— Я не назвала своей фамилии. Подумала, а вдруг газетчики…

— Отлично. Отлично!. Давай я попрошу, чтобы тебя проводили. Ты пойдешь через отдельный вход и вылетишь из Вашингтона. Так что ни одна живая душа об этом не узнает. Можно я это сделаю? Разреши мне. Когда вылетает самолет?

— Без двадцати десять. Рейс сто восемнадцать.

— О'кей, значит в восемь тридцать у Смитсоновского фонда. Это на Парк-райт. Машину оставишь там. Кто-нибудь тебя встретит. Он поднесет к уху часы, вроде как бы проверяя, идут ли они и вылезет из машины. Хорошо?

— Прекрасно.

— Ты делаешь пересадку в аэропорту «О'Хара»? Я мог бы приехать…

— Нет, у нас пересадка в Миннеаполисе.

— О, Молли! Я приеду за тобой, когда все кончится, ладно?

— Это будет чудесно. Чудесно…

— Денег тебе хватит?

— Банк переведет.

— Куда?

— На отделение Барклей в аэропорту. Не беспокойся.

— Я буду по тебе скучать.

— Я тоже, но сейчас мы все равно не вместе. Переговариваемся только по телефону. Уилли передает тебе привет.

— Ему тоже привет.

— Будь осторожен, дорогой.

Дорогой… Раньше она его никогда не называла дорогим. Но он плевать хотел на все эти названия: дорогой, Красный Дракон… Да хоть горшком назови…

Офицер, дежуривший ночью, был рад взять на себя хлопоты по поводу отъезда Молли. Грэхем прижался лицом к холодному окну и глядел на дождь, барабанивший по машинам, бесшумно ехавшим внизу по мостовой, на серую улицу, которая вдруг расцвечивалась пестрыми огнями рекламы. На стекле отпечатались следы его лба, носа, губ и подбородка.

Молли уехала.

День померк, осталась только ночь… Ночь и голос человека с откушенными губами, который бросал ему яростные обвинения…

Возлюбленная Лаундса держала в своих ладонях головешку, оставшуюся от его руки, пока все не кончилось.

— Алло, говорит Валери Лидс. Извините, я в данный момент не могу подойти к телефону…

— Ты меня тоже извини, — сказал Грэхем.

Он снова наполнил бокал и сел за стол у окна, пристально глядя в пустое кресло напротив. Он вглядывался в пустоту, пока она не обрела очертания и не стала похожа на тень. Грэхем вгляделся еще пристальней, пытаясь рассмотреть лицо. Призрак сидел, не шелохнувшись. У него не было черт, однако это безликое существо смотрело на Грэхема очень внимательно.

— Я знаю, тебе туго приходится, — сказал Грэхем. Он здорово напился. — Но попытайся остановиться, подержись, пока мы тебя не выследим. Ну, а уж если тебе приспичит сотворить свое гнусное дело, примись за меня. Мне на все наплевать. Так даже будет лучше. Они теперь изобрели кое-какие средства, чтобы помочь тебе остановиться. Чтобы охладить твой пыл. Помоги мне! Совсем немножко! Молли уехала, старина Фредди умер. Только мы с тобой остались, приятель.

Грэхем перегнулся через стол, протянул руку — и призрак исчез.

Грэхем лег на стол, подложив руку под щеку. Уличные огни вспыхивали, освещая отпечатки его лба, носа, рта и подбородка на стекле. Лицо, по которому растекались капли дождя. Безглазое лицо, полное дождя.

Грэхем мучительно пытался понять Дракона.

Порой в чуткой тишине, царившей в доме жертв, пространство, в котором двигался и существовал Дракон, силилось что-то выразить.

Иногда Грэхему казалось, что он подобрался совсем близко. В последние дни им овладело чувство, которое не раз возникало у него, когда он раньше вел расследования. Это было пьянящее ощущение того, что он и Дракон часто делают одно и то же, что бытовые мелочи их повседневной жизни во многом схожи. Грэхему казалось, что Дракон ест, спит или принимает душ тогда же, когда и он, только в другом месте.

Грэхем силился понять его. Пытался разглядеть лицо Зубастого парии в стеклах мебели и пузырьков, между строк полицейских рапортов, за мелким газетным шрифтом. Он делал все возможное и невозможное.

Но чтобы понять Дракона, чтобы услышать холодную капель во мраке его души, увидеть мир, представший ему в красном тумане, Грэхему необходимо было узнать то, о чем он даже не мог догадаться.

И совершить путешествие во времени…

Глава 25

Спрингфилд, Миссури, 14 июня 1938 года

Мэриан Долархайд Тривейн, усталая и измученная, вышла из такси, остановившегося возле городской больницы. Горячий ветер хлестал по ее ногам колючими песчинками. Чемодан Мэриан был гораздо приличней ее застиранного платья свободного покроя. То же можно было сказать и о вязаном кошельке, который она прижимала к своему большому животу. В кошельке лежали две монеты по двадцать пять центов и десятипенсовик. А в животе сидел Фрэнсис Долархайд.

Мэриан записалась в приемном покое как Бетти Джонсон. Это была ложь.

Еще она заявила, что ее муж — музыкант, но она не знает, где он сейчас. И это была правда.

Мэриан поместили в отделение, где рожениц содержали бесплатно. Она лежала, уставившись в пол.

Через четыре часа ее положили на родильный стол, и Фрэнсис Долархайд появился на свет. Акушер сказал, что новорожденный больше похож на летучую мышь, чем на младенца, и это тоже было правдой. Мальчик родился с двусторонними разрывами верхней губы и твердого и мягкого неба. Средняя часть верхней челюсти выдавалась вперед. Вдобавок у младенца отсутствовала переносица.

Персонал больницы не решился сразу показать его матери. Врачи решили проверить, выживет ли он без кислородной подушки. Под дружный рев других младенцев Фрэнсиса положили в кроватку спиной к окну. Дышать-то он дышал, а вот принимать пищу не мог — ему не давались сосательные движения.