Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 1 (СИ) - Аэлрэ Шеллар. Страница 2

Неужели это королевский штандарт? То есть императорский — поправила она сама себя, с любопытством нависая над дорогой. Несколько огромных кустов зацветшего кустарника парро идеально скрывали её от чужих глаз, а натертая кин-травой кожа не давала запаха. Впрочем, она вовсе не собиралась играть в диверсанта и пытаться совершить самоубийственную атаку на командование захватчиков. Напротив, если бы кто-то спросил её, она бы их искренне поблагодарила. Пальцы задумчиво погладили тонкое лезвие её единственного дозволенного оружия и единственной улики — великолепно сделанного ножа из «темной» стали с полустертым клеймом. Ножа, который она обнаружила в комнате матери в день, когда та бесследно исчезла.

Дейирин рассеянно посмотрела на дорогу и замерла, затаив дыхание. Рядом со штандартом, который бережно нес высокий светловолосый чужак, на какой-то странной твари о четырех ногах ехал всадник, закованный в легкие пластины чуть светящейся кольчуги. Но больше всего её внимание привлекло другое — всадник проехал прямо под выступом скалы, и Дейи заметила теперь не только соединенные в один три изящных браслета, но и длинные волосы цвета белого золота, собранные в какую-то невероятно-сложную и странную прическу. Боевая — машинально отметило сознание, привычно выхватывая из общей картины прячущиеся в чужих волосах шипы. Такой косой можно убить или тяжело ранить… Очень старая прическа, у них уже давно считающаяся слишком архаичной. То-то видимо войска и гвардия короля, вооруженные «по новому стилю» и возглавляемые лично Луноликим были разбиты в пух и прах той, кого они так презирали — женщиной! Она жадно впитывала в себя облик вражеского полководца, подмечая и привычно уверенные жесты, и команды, отдаваемые на чужом языке негромким, холодным голосом, и то, с какой скоростью повиновались ей подчиненные. Вот она — мечта. Так близко… Войска прошли дальше, и, дождавшись пока арьергард не скроется из виду, Дейирин поспешила возвратиться. В оккупированном уже почти месяц городе все ещё была напряженная обстановка, и комендантское время начиналось с третьей джиды до полуночи.

Впрочем, лечь спать, как того хотелось утомленной долгим днем девушке, не удалось, в дверь постучали, но тихо. Значит это не солдаты нового гарнизона. Но кто тогда осмелился нарушить покой в такое время, рискуя привлечь чужаков? Что за самоубийца? Дейи прикрыла рот, сглатывая зевок, и поспешно переоделась — теперь она вопреки всем прежним правилам одевалась только в мужскую одежду, впервые за долгие годы чувствуя себя хоть немного свободной.

Разум все ещё захлестывала злость — она ненавидела это место так сильно, как это было только возможно, и если бы только знала что-то важное — ни на мгновенье бы не сомневаясь рассказала бы все захватчикам. Для нее они были спасителями — от доли завернутой в шелка с ног до головы покорной и послушной куклы в руках у какого-нибудь богатенького извращенца, решившего приобрести себе новую наложницу. Лун Кермет уже намекал ей, встретив на гуляньях… и с каждым месяцем намеки становились все настойчивей. В последние недели перед войной она боялась выходить из дома, хоть и приходилось выбираться вечером на посиделки, чтобы не дать повода себя заподозрить и не волновать мать.

Пальцы привычно проверили пояс с оружием, укрывая его теплым плащом. Стук стал сильнее и, недовольно поморщившись, Дейирин поспешила на первый этаж.

— Кто? — коротко поинтересовалась, стараясь задавить непонятно-тревожное чувство.

Дом стоит на отшибе, в конце улицы, фонари здесь не светят, да и сейчас магэнергия идет с сильным перебоем…

— Рин, открой! — этот тихий, чуть затравленный голос она узнала сразу, облегченно выдохнув. Олейна Шартан, её единственная близкая подруга.

Лязгнули три засова, осторожно отодвинулась цепочка. Уже открыв дверь, Дейирин раздраженно заметила, что подруга не одна, а в компании двух здоровенных бугаев, впрочем, затравленной или испуганной она не выглядела, явно чувствуя себя в их обществе вполне комфортно.

Девушка молча посторонилась, впуская компанию в дом. «Слишком спокойные. Особенно для тех, кто знает, чем грозить быть застигнутыми на улице теперь в такую позднюю джиду. А ещё злые. Слишком наглые, самоуверенные, явно слушающие только себя. «Определенно, дорогая, во что-то ты вляпалась», — ехидно заметила интуиция. К тому же где-то она их видела, определенно видела — и не при самых благоприятных обстоятельствах.

— Что вас сюда привело в такое время? Лей, тебе не кажется, что время не слишком подходящее? Что на тебя нашло? — она все ещё старалась говорить спокойно, не обращая внимания на хозяйские взгляды придурков с одной извилиной в голове и обращаясь только к Олейне.

— А что, байстрючье отродье, мы для тебя уже не достаточно хороши, чтобы заговорить? — голос одного из них был неожиданно низкий, негромкий, но наполненный такой ненавистью, что в первое мгновенье Дайирин просто растерялась.

— Оскорблять хозяина дома — на это нужно много смелости, впрочем, сие слово я вижу вам не знакомо, — она заговорила медленно, осторожно, словно боязливо опуская руку под плащ.

— Что с ней церемониться, Дижи! Хозяин давно уж приказал доставить эту к нему. Проведет пару деньков с нами, сразу гонора поубавится, хороша… — дальнейшие эпитеты ради своего душевного здоровья Дийи предпочла пропустить мимо ушей.

Судя по всему, извилина у них в голове действительно одна. На двоих.

Вот только эта реплика подействовала не хуже удара под дых. Разум, на мгновенье затуманенный паникой, прояснился, обретая холодную четкость. «Как ты хочешь стать воином, если ведешь себя ровно безмозглая курица? Так-то ты достойно отвечаешь за оскорбление памяти отца и матери?».

Склоненная в страхе голова. Румянец на щеках — то ли гнева, то ли смущения. Спасибо, Олейна, за науку. Вот её любимое выражение лица: ухватиться свободной рукой за кончик нерасплетённой косы, сверкнуть полными слез и страха глазами — легко изобразить, когда просто давишь эти чувства в себе, даже придумывать не надо. Любая ошибка будет так дорого стоить!

«Гнев убивает, дочь, как и страх. Всегда оставляй голову ясной. Помни, даже в самой безнадежной ситуации нужно бороться. Все закончится только тогда, когда ты сдашься, но тогда это будешь уже не ты», — и озаренные каким-то внутренним светом и силой янтарные глаза матери.

Прочь горечь от предательства, обиду, гнев и страх. Она выживет. Потому что её есть, кому ждать, ей есть, ради чего жить…

— Лейни, да что ж они говорят? Зачем привела ко мне таких хамов? — тихо и жалобно.

Как хорошо, что, не желая напугать подругу, она никогда не раскрывалась перед ней полностью, не показывала свою натуру, не рассказывала о своих мечтах и желаниях, разве что вскользь. Но видимо и этого оказалось достаточно. Хорошенькое круглое личико с первыми следами полноты искажается в некрасивой гримасе.

— Ты язык свой придержи, дура! Я тебе не «Лейни», а будущая Луноликая госпожа! И господин мой Кермет из тебя шлюхи да предательницы выбьет весь гонор! За счастье полагать будешь приблизиться к нему! — она срывается на визг, брызжа слюной, так, что Дийи невольно пятится прочь, чуть не попадая в объятия одного из тяжело дышащих и жадно оглядывающих её ладную фигуру уродов.

Теперь все становится понятней… Как она проглядела зависть? Как не поверила матери, словно видящей всех насквозь? Думала, что уже достаточно умна и сильна, а попалась, как наивный ребенок. Хотелось верить в дружбу, в искренность, в порядочность. Но ничего этого нет. И сердце словно покрывается коркой. Ноги немеют на миг, но это достаточно — тот, что с развороченным носом, хватает за косу, пытаясь намотать её на руку, так, что из глаз текут слезы. Потная грязная рука хватает грудь и в голове все мутится.

— А можа сейчас прям и развлечемся? — хриплый смешок и шаги.

Подойдет второй и… К горлу подкатывает тошнота, и она громко пронзительно кричит, так, что в ушах стоит гул, и чужая хватка ослабевает на полэстари. Это оказывается достаточно. Дрожащие пальцы смыкаются на потеплевшем оружии, нанося самый жестокий и подлый удар — между ног. Кровь заливает и её, и оседающего у её ног джаббе[1]. Раздается какой-то глухой звук — толстушка мешком падает на пол, тормозя второго нападавшего. Единственный шанс.