Академия егерей (СИ) - Лерой Анна \"Hisuiiro\". Страница 39
Когда-то я тоже пробовал курить, мне сначала даже нравилось. Все курили — почему бы и нет? Чуть меньше полугода прожила моя привычка. Потом просто бросил. Семья не одобряла, да и я сам понял, что рука тянется за следующей порцией...
На моем курсе многие маги курили. Или пили стимуляторы. Все оттого, что определенные снадобья и курительные смеси на четверть, если не больше, могли увеличить магическую мощь в бою. Ненадолго, но для экзамена такого стимулятора хватало. Потом, конечно, наступал откат и опустошение, тряслись руки, слезились глаза и хотелось срочно закурить или выпить еще, но это было потом. Главное, что экзамен был сдан.
Я невесело улыбнулся своим воспоминаниям. Все-таки обучение в Бардарине было не из легких. Даже мне — второму принцу — никто особенных поблажек не делал. Бардарин был основан, чтобы выпускать боевых магов и гвардейскую элиту. Чтобы наследники знатных семейств и богатых жителей Рики Винданна могли обеспечить своим отпрыскам пристойное будущее. Выпускников Бардарина уж точно не послали бы стеречь ворота Фрелси или другого городка. Отличники подготовки и вовсе должны были влиться в королевские отряды и носить на форме отличительные ярко-синие знаки. К званию полагалась и пристойная оплата, и надел земли с домом, а за определенные заслуги — даже поместье. Только нужно было доучиться. Со стимуляторами или без.
За стенами Фрелси и был похож на город из моих воспоминаний, и нет. Улицы восстановили, дома перестроили, и даже высокое здание ратуши снова возвышалось далеко впереди. Я помнил, как осыпались стены и горели здания, следы пожаров еще хранил потемневший фундамент домов. А сейчас там, где пылал огонь, трава пробивалась меж камней мостовой, деревянные постройки на месте монолитных каменных, тонкие, едва живые кусты вместо обильной зелени. Город выглядел серым.
Даже рыночная площадь — казалось бы, самое оживленное место — меня не впечатлила. После Красного рынка здесь и цены показались мне завышенными, и выбор скудным. Но тем не менее я все-таки решил прогуляться: оставил лошадей у коновязи, заплатил сторожу за сохранность своих вещей, а парнишке-конюху — за чистку и уход. Я не собирался останавливаться в Фрелси дольше необходимого. Вот только…
Возле рыночной площади раньше был магазинчик с выпечкой. За столиками всегда скучали или наоборот весело общались молоденькие девушки. А бравые адепты — и я в том числе — собирались чуть поодаль, возле раскидистого дерева и перемигивались с девушками, надеясь на взаимность. Мне тогда было шестнадцать или около того. А сейчас вместо магазинчика заколоченный дом, видно, что пытались его привести в порядок, но на попытке дело и закончилось. Нет и старого раскидистого дерева, остался пень — обгоревшую часть спилили.
Ноги сами несли меня дальше. Память подбрасывала мне картины: на этом углу мы с друзьями поспорили, кому достанется поцелуй цветочницы, а в соседнем здании был неплохой трактир, а в том переулке мне подбили глаз — местные парни не были рады видеть чужаков на своей территории. Я три дня прикладывал к синяку компресс и прятался в комнате над трактиром, даже на занятия не вернулся, чтобы никто не задался вопросом, откуда синяк у принца, чтобы никто — а в особенности мой старший брат — не решил найти моего обидчика.
А вот эта улица…
Я остановился посреди все еще разрушенного квартала. Здесь видны были следы стройки, но часть зданий так и осталась почти нетронутыми — обожженными, без толковых окон, с кое-как сделанной крышей. Квартал не был заброшен, просто здешним жителям было не по карману перестроить дом. Откуда-то доносился стук молотка и вялая ругань не на винданском, а может, и на винданском, но с таким акцентом, что я родной язык не узнал. Наверное, в самые бедные кварталы заселись приезжие и бродяги. А как иначе? Если так много жителей погибло.
И меня где-то здесь не стало. Да, все случилось на этих улицах — чуть в стороне и от ворот, и от рыночной площади. Здесь был жилой квартал: уютные домики теснились стена к стене, крошечные зеленые сады, деревянные дорожки у домов… Я бежал сюда, услышав крики, снес заклинившую дверь и помог выбраться кому-то. Спасенные тенями пробежали мимо меня.
Я на мгновение остановился напротив крайнего здания — дверной проем был закрыт сделанной на скорую руку из досок дверью. Сейчас и бесполезно было искать в памяти, кого именно я тогда спас.
А воспоминания неслись дальше. Я быстрым шагом пошел вперед, потому что и тогда — десять лет назад — мчался на помощь сквозь огонь. Мои заклинания не могли потушить альвское пламя, только сбить на краткое время, чтобы кто-то мог спастись. Я едва не споткнулся на неровной дорожке, но даже не заметил этого, не придал значения, что мог свернуть ногу. Я был сосредоточен на другом.
Шаг за шагом — как охотничий хундур за добычей по следу — я продвигался вперед, восстанавливая все свои действия. Перед глазами мелькало прошлое. Вокруг меня снова пылал огонь, кричали и умирали люди. Казалось, что воздух и правда воспламенился, таким обжигающим был каждый мой вдох.
Я забежал в проем между домами, перемахнул через покосившийся забор, напугал какую-то старушку в линялом синем плаще, пересек ее двор и снова оказался на улице. Да, именно так я оказался лицом к лицу с теми альвами. Вот еще мгновение — и я должен был вспомнить что-то еще, кроме их мантий, шлемов и белых перьев.
Кажется, я видел, как кто-то из альвов наложил заклинание, как двигалась его рука, как распахнулась на несколько секунд мантия… Что там было? Доспех? Какая-то одежда? Или мне удалось заметить цвет их кожи или волос? Да, их кровь была такой же красной, как и наша. Но до сих пор никто не видел ни их лиц, ни тел. Раненных забирали с собой, убитых же… Кто вообще видел альва убитым?
Мне не удалось даже сопротивляться их магии! Так, жалкие трепыхания, которые закончились то ли моей смертью, то чем-то более страшным — тем, о чем были мои кошмары. Как я был зол, сколько во мне было отчаяния, когда я понял, что все было тщетно, что я не могу спасти никого — даже себя.
Я крепко зажмурился: сейчас внутри меня снова бушевал огонь, как тогда в подвале алхимика. За закрытыми глазами я видел вспышки. Память не отпускала меня: в то же мгновение горели мои руки, и, несмотря на всю боль и отчаяние, я рвался вперед. Хотел выложиться до предела. Хотел, чтобы моя смерть не была напрасной… Чтобы не дать шрамам снова засветиться, чтобы отвлечь себя, я до крови прикусил губу. Боль слегка отрезвила, позволила продлиться воспоминаниям еще немного…
…Мои пальцы распадались, разлетались черным пеплом, картинка перед глазами расплывалась, покрывалась черными тлеющими пятнами, как будто листы бумаги. Это была смерть, наверное. По крайней мере, я так думал. Тогда иначе нельзя было думать.
В груди в один миг стало тяжело и больно. Я пошатнулся, оперся рукой о стену дома и прижал вторую ладонь к середине груди, там трепыхалось пронзенное острой болью сердце. Это было мое воображение… Или нет. Но на долю секунды я увидел или же мне показалось, что пальцы мои не рассыпались в пепел, а стали огненными вихрями…
— Воровка! — резкий окрик вырвал меня из странного состояния. — Держи воровку!
Кто-то мелкий с острыми локтями и плечами врезался в мой бок и отскочил, упав на дорогу. Я же едва устоял на ногах, тут же развернулся и покосился на того, с кем столкнулся. Девчонка — мелкая, рыжая и остроносая, в каких-то обносках, иначе и не сказать. Я подал ей руку, но она в ответ злобно зыркнула, сама чуть ли не прыжком оказалась на ногах и сорвалась с места.
— Держи воровку! — мимо меня проскочили несколько мужчин, один высокий, второй грузный. Мне даже пришлось посторониться, чтобы их пропустить. Проулок для нас троих был слишком узким.
— А ну проваливай с дороги, — наградили и меня драгоценным вниманием. Я мысленно пожелал неизвестным никого не догнать. Воровства не одобрял, но и вмешиваться не собирался. Что могла украсть такая мелочь? Пару монет? На мужчинах не было дорогой одежды или аксессуаров, они выглядели едва ли лучше маленькой воровки. Один так и вовсе разносил вокруг себя запах застоявшейся на дне стакана бормотухи.