Академия егерей (СИ) - Лерой Анна \"Hisuiiro\". Страница 56

Слева завизжала тварь, за ней подхватила визг еще одна. И мне показалось, что весь лес наполнился этим жутким леденящим кровь звуком.

43. Астер

Выводить на бумаге слова, когда на руках защитные перчатки, было не особо удобно. Но снимать их некогда, хотелось уже быстрее закончить эксперимент, залить фроскура изолирующей жидкостью и засунуть обратно в холодильный шкаф. То, что тварь морфировали, было понятно и без разрезов. Вот только дальнейшее исследование показало, что после первоначального вмешательства выросло не одно поколение тварей. И лежащая на лабораторном столе распятая тушка появилась на свет вполне естественным образом.

Я тщательно разложила внутренности фроскура в лотки и взяла образцы для исследования. Морфирование давно прижилось и даже обзавелось отрицательными компенсирующими механизмами. Получившийся в итоге через несколько поколений фроскур уже не боялся солнца и открытых пространств, что можно отнести к закрепленным положительным признакам, но на свету был практически слеп, поэтому тварь в поисках еды ориентировалась на нюх и шум.

Возможно, это была проба, возможно, неизвестный не собирался дальше наблюдать за экспериментом. В общем, кем бы он ни был — тот ученый — я считала его безответственным преступником. Морфирование животных без особого на то разрешения, так сказать, в домашних условиях, не запрещено, но требует четкого исполнения правил: самое главное из которых — экспериментальный объект должен быть стерильным. Получившийся образец нужно зарегистрировать в алхимическом совете. А тут нарушение всех правил.

Ужасная невнимательность! За такое лишают статуса и ссылают навечно мыть пробирки в школьных лабораториях.

Я обязана была сообщить о найденном эксперименте. Фроскуры размножались быстро, но срок жизни у них был недолгим, иначе вся округа уже была бы в фроскурах. Жаль только, никак нельзя определить, когда было проведено морфирование. Мирийке уже грозят неприятности, а потом и до Слойга докатится волна. Если только я не найду еще парочку экземпляров и уточню риски: возможную популяцию, давность морфирования и четкость наследования признаков. Тогда зашевелятся, пусть и нехотя, государственные структуры и сюда пригонят гвардейцев, охотников и магов, чтобы вычистить эту заразу. Может, действительно сбегать на болото и собрать себе новый материал для исследования?

Я покачала головой: это было несколько опасно, хотя и необходимо. Не столько для побочного исследования, но и для подготовки к будущим занятиям. Может, гран Дари даст мне парочку курсантов последнего года обучения в помощники? Тех, конечно, кто умнее, иначе я их сама прикопаю где-нибудь под деревом в болоте. Не стану дожидаться, пока идиотов сожрет на завтрак какая-нибудь магическая тварь.

А свободного времени на обустройство и подготовку становилось все меньше… Если бы не фроскур, то я бы не волновалась по поводу лекций. Но просто выбросить из головы все, что происходит вокруг, как советовал гран Дари, я не могла. Поэтому спешила сейчас.

Из-за спешки я оставила след на бумаге — три почти черные капли крови сорвались с перчатки. А мне показалось, что я вытерла их… Но вышло символично. Шел третий день, как я обустраивалась в Академии егерей. Третий день в это крыло бегали все здешние жители, чтобы посмотреть на новенького профессора. Не только посмотреть, а еще и потрогать. Впрочем, последнее я пресекала строго и сразу.

Делать мне больше нечего, на идиотские заигрывания отвечать.

Тушку фроскура я начала исследовать на следующее утро, как только мне ткнули пальцем в тот угол, где находилась алхимическая лаборатория. Это оказалось почти полуподвальное помещение, не особо большое, зато с приличным охладительным шкафом и внушительным складом для ингредиентов — пустым, естественно. Мелькнувший в углу голый роттский хвост окончательно смирил меня с тем, что легко в Академии не будет. И начать придется не с варки зелий, а с банальных строительных работ — например, замазать все дыры на складе и в самой лаборатории. Потому что кормить здешних грызунов я не нанималась.

Рядом с узкой дверью в лабораторию была еще одна двустворчатая — вход в аудиторию. Оборудовано было только место лектора, все остальное помещение занимали составленные в сплошные линии столы. Вопросы по поводу деления курсов на группы для практических занятий сразу отпали. Практику, видимо, предполагалось постигать, наблюдая, как лектор бубнит себе что-то под нос и бросает в колбу какие-то ингредиенты. Вряд ли в этой ситуации курсанты слушали преподавателя, скорее всего, просто болтали или спали на столах.

От лаборатории до комнат, где меня поселили, было неблизко — примерно полчаса быстрым шагом. Все из-за того, что преподаватели селились на самом верхнем — третьем этаже в той части крепости, что была по правую сторону от ворот. На втором этаже здесь располагалась администрация, заседала бухгалтерия, местный деканат и еще несколько малозначительных служб. На первом же — библиотека — настолько небольшая, что рядом с ней уместилась и столовая для преподавателей, и оружейная.

А вот все, что касалось процесса образования и собственно курсантов, было перемещено в корпус, который был по левую сторону от ворот. Эти две части почти не соединялись, разве что для удобства преподавателей был создан переход-коридор на уровне третьего этажа. Классы тоже находились на третьем этаже. Преподаватели нужно было всего лишь пройти по узкому коридору-переходу, опоздать было сложно.

Возможно, когда-то эти два крыла и соединяли длинные коридоры с анфиладами, дополнительными комнатами и залами, но с тех пор прошло немало времени и сохранилось только то, что было ближе к главным воротам. Большой крепостной двор заканчивался огромной свалкой камней. Ее попытались привести в порядок, выстроили что-то вроде стены вместо разрушенной части крепости и на этом оставили все как есть.

Сами же курсанты жили на втором этаже, как раз напротив окон деканата. На первом располагалась их столовая и некоторые другие помещения — те, места которым не нашлось нигде больше. Например, тренировочный зал, музей, кабинет лекаря и алхимическая лаборатория. Мне повезло так, что впору рвать на голове волосы: как ни крутись, а все равно каждый день тащиться три этажа вниз-вверх или мимо директора и администрации, или мимо улюлюкающих молодых идиотов.

Госпожа Эльса — преподаватель истории и моя соседка — сочувствующе гладила меня по руке и повторяла, что я привыкну. Она помогла освоиться мне в новой среде, была слегка навязчивой старушкой, но портить с ней отношения я ее не стала. Польза перевешивала легкие неудобства. Ведь госпожа Эльса была в курсе всех событий в Академии последних тридцати лет. Именно столько она уже преподавала здесь.

Мой предшественник тоже страдал из-за расположения лаборатории, возраста он был уже почтенного и бегать туда-сюда не мог. Однажды все-таки не выдержал, на ступенях у выхода из корпуса сел и умер. Лекарь сказал, сердце не выдержало, мол, слишком большие физические нагрузки.

— Так и нашли его, — вздохнула госпожа Эльса. — Синее-синее лицо, белые-белые губы и пальцы на груди так рубаху сжимали, что аж до дыр!

Я про себя подумала, что алхимик, каким бы он плохим ни был, сердечные капли-то сварить себе мог. И смерть пришла к нему по другой причине. Скорее всего, его доконала эта жизнь — сквозняки, запах болота, плесень на стенах, бесконечный громкий хохот курсантов и собственная никчемность — никому не нужно то, что ты делаешь.

Именно это чувство меня впервые посетило в кабинете директора. Я широким шагом преодолела расстояние от входа до большого письменного стола и упала в ближайшее кресло. Твердое, обивка была смята и вытерта поколениями посетителей, об него можно было отбиться ягодицы. Но я заставила себя улыбнуться, будто меня все устраивает. Директор смотрел на меня непонятным взглядом, я слишком мало знала об этом человеке, чтобы его читать.

— Курьер принес ваш контракт, госпожа Астер, — медленно произнес мужчина.