Это небо (ЛП) - Доутон Отем. Страница 29

Как ни странно, жизнь в Сан-Диего входит в колею. Дни проходят быстро, протекают сквозь пальцы плавно и легко, как вода.

По словам Джули, я расслабилась, потому что утихло таблоидное безумие вокруг Рена. Я больше не боюсь увидеть свое лицо на журнальной обложке, когда подхожу к кассе в продуктовом магазине. Письма и звонки от репортеров почти прекратились. Я знаю, как одолеть это препятствие.

Я работаю, играю, провожу время с Лэндоном. Я берегу себя, делаю глубокие вдохи, намеренно сбавляю темп.

Я не отвлекаюсь.

Я сосредотачиваюсь.

Я запоминаю.

Я цепляюсь за каждое выражение, каждое прикосновение, как животное копит пропитание перед надвигающимися заморозками.

По ночам мы лежим нос к носу, касаемся друг друга пальцами, руки зажаты между нами, мы рассказываем истории, пока в горле не начинает першить, а веки не опускаются.

Я узнаю Лэндона. Шаг за шагом. Миг за мигом.

Однажды вспомнив то, что Клаудия рассказывала о детстве, я спросила его о родителях. В темноте моего лица он не видел — наверное, поэтому я и задала этот вопрос, хоть и знала, что это против правила «не копаться в прошлом».

— Отца нет, — пожал он плечами, словно ему все равно. — А о матери тебе знать незачем.

Разумеется, я настояла:

— Почему?

Он молчал. Я чувствовала, как у него вздымается и опадает грудь. Я чувствовала, как у него тикает сердце. Когда он наконец-то зашептал мне в волосы, я закрыла глаза и прокручивала слова в голове, чтобы понять правильно.

— Она торговала наркотой.

Я охнула, задеревенела, из-за реакции почувствовала себя дурой. «Торговала наркотой?» А я-то считала своих родителей плохими, потому что они бросили меня и уехали за тридевять земель.

— Я не хотел говорить. Ты слишком хорошая и не поймешь. Мое детство… черт… не было приятным.

— Мое тоже, — ответила я, вспомнив об Эндрю.

— Дружки матери любили напиваться в хлам и колоться, а еще любили шпынять меня.

Я напряглась сильнее. Глубоко дыша через нос, я прошептала:

— Твоя мать их не останавливала?

— В твоем мире родители поступают так. А в моем они торчат и забывают о вашем с сестрой дне рождения. Они пропадают на несколько дней. Деньги, отложенные на продукты, они тратят на наркотики.

Сердце упало.

— Лэндон, я…

— Не хочу об этом говорить, — прошептал он, прижавшись губами к моему виску. — Давай забудем.

— Я… я…

Разве такое можно забыть?

Лэндон обнял меня крепче.

— Пожалуйста.

— Но…

Я не успела произнести ни слова: он оборвал меня обжигающим поцелуем, сигнализирующим об окончании разговора.

Я не забыла о том, что он рассказал. Не могу. Но после этого правил я больше не нарушаю. Мы ловко избегаем щепетильных тем: Рена, наших семей, будущего. Мы заворачиваем обрывки нашей жизни в мерцающие вспышки, словно накладываем веселую попсу на нарезку из фильмов.

Я рассказываю о педагоге по актерскому мастерству, который вынудил нас лечь на пол, прижать колени к груди и представить, что мы в утробе. Лэндон говорит о воде. Кончиками пальцев он рисует волны на моей обнаженной коже. Я смешу его пародией на Губку Боба Квадратные Штаны и историей об ужасном первом поцелуе, случившемся за боулинг-клубом, если вам это о чем-то говорит.

Когда между нами не остается ничего, кроме слов и золотистой кожи, раствориться в нем так просто. Это естественно и правильно. Я понимаю, что происходит, только когда взволнованное сердце сливается с его сердцем, наши жадные вздохи звучат в унисон. Когда его глаза отражают лучи света, напоминающие паутину, а он крепким телом вдавливает меня в землю, легко позабыть, что вместе мы не навсегда. 

Глава 14

Джемма

Клаудия вскидывает бровь, когда замечает, как мы идем к барной стойке.

— Ничего себе!

С улыбкой опускаю глаза на черные берцы, взятые у Джули.

— Мы хотели проникнуться духом мероприятия.

— Сознайся: тебя сюда так и тянет.

— Я… — Я пытаюсь сглотнуть.

— Тянет, — подтверждает Джули, улыбаясь во весь рот, и щекочет мое предплечье. — Она сменила четыре прикида, красилась сорок пять минут. Это прелестно.

— Стоп! — Шлепаю ее по руке, усаживаясь на табурет. — Красилась я долго, потому что не привыкла к бордовой помаде и сантиметровому слою пудры. Ну правда, нельзя, что ли, в выходной выпить с друзьями?

— Я хотел пойти в «Дон Педро», — фыркает Смит, — потому что сегодня тако-вторник, но она, — показывает он на меня большим пальцем, — настояла, чтобы сначала мы зашли в «Тетю Золу». Сказала: «Просто так», — от души хохочет он.

— Не просто так, — защищаюсь я, все это время осматриваю бар в поисках Лэндона. — Сегодня вечеринка девяностых. Интересно же посмотреть. Вы что, не рады, что мы пришли? Тут и живая музыка, — настаиваю я на своем и показываю на сцену, — и светящиеся палочки, и идиотские наряды, и…

— Мой брат? — со знающей улыбкой договаривает Клаудия.

Господь всемогущий.

— Ага. Девочка подхватила любовную лихорадку.

— Втюрилась по уши, — заявляет Джули.

Она поправляет бретель комбинезона, который выудила из закромов шкафа. В ответ на вопрос, где она его взяла, она метнула в меня острый взгляд и сказала, что мне незачем знать. Пожалуй, она права.

— Ни в кого я не втюрилась, — закатываю я глаза.

— Втюрилась! — Она поворачивается к Смиту с Клаудией. — Утром она пела в душе, я все жду, когда же из груди вылетит стайка бабочек.

— Спасибо, что поделилась этим любопытным фактом, Джулс, — говорю я с сарказмом в голосе.

— Тили-тили тесто, — напевает Клаудия.

— Нет-нет! — Прячу лицо в сгибе локтя, тяжелые серебряные серьги ложатся на руки. — Эй, люди! Разбитое сердце? Интрижка? Бридж-кредит? Говорит вам о чем-то, нет? — Они молчат, я поднимаю голову и продолжаю: — Мы с Лэндоном договорились.

— Договорились они, ну-ну, — бормочет под нос лучшая подруга.

— Я веду себя ровно так, как предложила ты, — напоминаю я с робкой улыбкой. — Не драматизирую. Не доверяю. Ничего не жду. Лэндон… — «Лэндон кажется разумным», — мне нравится, но это лишь способ отвлечься, пока я разбираюсь, что к чему. Пожалуйста, не усложняй. Мы уже решили, что просто развлекаемся.

— Что значит «развлекаемся»? — Клаудия выставляет четыре стопки.

Постукиваю пальцами по стойке и облизываю губы.

— Ну скажем, наслаждаемся чем-то или веселимся.

— Ты же понимаешь, о чем я, — закатывает она глаза, между тем разливает водку и «Блю Кюрасао». — Я хочу понять, что происходит между тобой и Лэндоном.

Я тяжело вздыхаю.

— Как-то странно обсуждать это с его сестрой, — делаю я акцент на последнем слове, — но если ты правда хочешь знать, мы друзья с привилегиями. Ничего серьезного. Точка.

Джули с Клаудией переглядываются.

— Вчера я застукала ее, когда она досматривала «Дневник памяти», а меньше недели назад она цитировала «Комнату с видом».

— Неправда, — яро возражаю я. — Это было десять дней назад.

— О, пардоньте, — язвительно смеется Джули.

Как бы ни хотелось верить, что все мои слова — правда, в глубине души я знаю, что несу полную чушь. Серьезно все, что происходит с сердцем. Меня тянет к Лэндону не только на физическом уровне, и это пугает.

Каждый день приходится напоминать себе о границах. Никаких обязательств. Никаких сожалений. Грустно, однако, но изначально правила выдвинула я. Это было мое решение. Впрочем, Лэндон спорить не стал, так ведь?

— Земля вызывает Джемму!

Джули щелкает пальцами перед моим лицом; видимо, на несколько минут я ушла в мысли.

— Извини, — смущенно бурчу я.

— Ничего страшного. Мы знаем, что ты улетела на Ла-Ла-Лав Ленд.

Со вздохом я приваливаюсь к стойке и зажмуриваюсь.

— Ребят, между мной и Лэндоном нет ничего серьезного, я не подхватила любовную лихорадку. Я попранная женщина, которую интересуют страсть и секс.