Дебют черных фигур (СИ) - Лимонова Аврора. Страница 55
Эльдар хмыкнул, слова девушки его вдруг позабавили.
— Все еще хуже, — иронично заметил он. — Я пытался их защитить. — Он повернулся, взгляд его устремился куда-то в темноту леса. — Как ни странно, но именно рядом с Маскароном я забывал, что рожден чудовищем. Он хороший учитель, я бы сказал, даже очень хороший. Он обучал меня магии, хитростям и уловкам, говорил, как обставлять противника умом, а не только силой…
Майя едва не фыркнула. Жаль, не могла сказать Эльдару, что они оба высидели не один урок, слушая во все уши мага в маске, пока тот выступал перед ними с открытым благодушным лицом — куда более опасной его маской.
— …Это длилось почти год. Все знания, что он мне дал, помогали жить в замке и не попадаться на уловки родных. Я очень собой гордился, ведь перестал быть беспомощным. Стал верить, что могу добиться всего, чего захочу. Стал верить самому Маскарону, ведь именно он это все мне дал, — парень глянул на Майю, словно загнанный зверь. Так смотрят, когда собираются сказать что-то очень постыдное и до боли откровенное. — Думаю, я любил его. Любил, как учителя и… как друга. Его доброта стала вторым смертельным ядом для меня… — Желваки на его лице дернулись, словно последние слова принесли ему физическую боль. — Настал день, когда он решил вознаградить за заслуги и исполнить мое желание. В тот момент я желал лишь одного — прекратить раздор в Рубиновом Замке, что так огорчал маму…
Эльдар глянул на девушку. Майя поняла, что он ждет, поймет ли она, что означает это желание. И она поняла: раздор легко прекратить, если его некому устраивать.
— …Он много рассказал о чародействе, но не научил кое-чему очень важному: есть вещи, которые магия не может дать, какой бы ни была жертва. Но в тот момент мне казалось иначе. — Парень взялся за ворот рубашки. Майя в недоумении замерла, видя, как он ловко растягивает пуговицу за пуговицей. — Посмотри через Занавес, чтобы лучше увидеть, — произнес он, распахнув рубашку.
— Лучше увидеть… — глупо повторила Майя.
Она вполне хорошо видела подтянутые мышцы на широкой груди и животе. Опьянение прошло, но мысли ее снова запутались, дав ей очередной раз понять, насколько она безнадежна рядом с Эльдаром.
— Через Занавес, — повторил парень.
Майя послушалась, надеясь, что он не заметил в ее выражении ничего лишнего.
Когда смотришь магическим зрением на мир, он меняется, обретает еще больше красок и форм. Видны потоки магии, скрытые от обычных глаз знаки или незаметные на первый взгляд связи. Посмотрев на парня, Майя прищурилась, а затем вновь вскинула брови: на его груди виднелся темный круг. Его едва было видно, но контур проступал под кожей, подобно клейму.
— Магия всегда оставляет следы, — произнес Эльдар. — Это память моего греха и его триумфа.
Девушка подвинулась ближе к нему. В диаметре магический круг был не больше ладони. Непроизвольно она потянулась, желая прикоснуться к незнакомым узорам, уловить их ауру, если она еще осталась. Но отдернула руку, вспомнив, что перед ней не письменная доска. Она просто рассматривала незнакомые руны, навсегда выжженные заклинанием в коже парня.
— Он создал проклятие, призванное уничтожить все, в чем теплится магия Яхонтов Красных. Нужен был всего лишь глупый мальчик, которого магия Основателя не тронет. Ключ к неприступному замку.
Девушка подняла на Эльдара взгляд и уже посмотрела обычным зрением. Сидя перед ним так близко, она видела, как его ресницы отбрасывают тень. В глазах с вертикальными зрачками промелькнула насмешка.
— Я сам его вывел по его указанию. Он дал мне кинжал и сказал, что последний ингредиент заклинания — моя храбрость.
— Он сказал тебе себя убить? — нахмурилась Майя.
— Ножом меня было и в детстве не убить, — возразил и стал застегивать рубашку. — Но заклинанию нужна была жертва носителя родовой магии Яхонта Красного. Добровольная жертва крови и путь к источнику. В моем случае живому, бьющемуся внутри меня. Маскарон объяснил — боль не такая большая плата за мир в моем доме. И я верил ему. Верил, потому что до этого он ни разу меня не подвел. Мне казалось, магия способна на все, если так говорит Маскарон…
«Магия сделала тебя счастливой?»
Майя нахмурилась, вспомнив белую маску. Там, в ее сне, Маскарон неожиданно задал ей странный вопрос. И что страннее, ее сердце так отчаянно заскакало в груди, словно хотело ответить вместо нее…
— …Я дождался ужина, чтобы все собрались за столом. А затем воткнул кинжал. В грудь он вошел довольно легко, даже боли особо не помню. Но хорошо помню, как в промежутках между забвением слышал стоны и крики. Вдыхал горящую плоть. Видел ползущие фигуры, чья кожа обугливалась за считанные секунды. Они корчились от боли, а я лежал под столом и шевельнуться не мог. Оцепенел от заколдованной стали ножа, пока мою душу выжирало проклятие…
Майя вспомнила, как Лесана пыталась вынуть ее магическую душу. Словно вырывают сердце, пока ты еще дышишь, видишь и — что хуже всего — чувствуешь.
— …Я не должен был выжить. Мне предстояло погибнуть вместе с ними. Но в тот день моя мама опаздывала к ужину, как, впрочем, и всегда. Она часто уходила работать в сад на заднем дворе, любила проводить время с феями. Она была единственным Яхонтом Красным, кто мог в тот день выжить. Огонь не тронул бы ее, если бы она не вошла в замок…
Хоть Эльдар не сказал, но Майя и так поняла — она вошла. И понятно — ведь в пылающих стенах остался ее ребенок.
— …Утром Корнелий нашел меня, прикрытым обугленным телом матери. В руках она держала кинжал. Это она вынула его из меня и остановила проклятие. Не дала ему убить меня. Вот только для остальных и для нее было уже поздно. Я выжил, потому что не человек. Мое сердце билось даже с дыркой в груди, пока я истекал кровью и скверной. Корнелий подлатал меня и отдал лесному народу. Я не буду говорить, как именно отец приводил меня в чувство и чем отпаивал… — Он глянул на нее, ничего не уточнив. Майя вспомнила, как ее отец дал Эльдару свою кровь, чем тут же привел серьезно раненного парня почти в полный порядок. — …От раны не осталось даже мелкого шрама, — положил он руку на грудь и прижал ладонь, смяв темную ткань, словно хотел сорвать клеймо вместе с кожей. — Их тела обратились в прах, а на мне ни единой царапины или ожога. Проклятое пламя не трогало меня — свой источник. Ей не стоило входить в огонь, — с горечью в голосе произнес Эльдар. — Я сжег все, ради чего она жила. И ее сжег.
Майя смотрела на него, на его отрешенный взгляд — пугающе пустой — словно видела его впервые. Он никогда не жаловался на что-то серьезно, любил иронизировать и шутить, порой довольно неприлично. Учился, и хоть, бывало, бурчал, что обязан сидеть в Академии против своей воли, но она часто видела, как увлеченно он погружался в учебники или слушал лекции. В такие моменты он походил на обычного адепта с обычными сложностями и увлечениями в его возрасте.
Сейчас же ей стало ясно, что пряталось за мелькавшей во взгляде виной или странными фразами. Его боль просачивалась сквозь его спокойствие и сдержанность, подобно воде сквозь плотную стену, которую он выстроил от других. Но все стены, особенно те, что слишком долго держат огромный поток, рано или поздно дают трещины.
— Эльдар, ты был ребенком, — помотала головой Майя. — А Маскарон…
— Маскарон был тем, кем являлся всегда, — резко отрезал Эльдар. — И я был тем, кем являлся всегда. Оба мы монстра. Единственная разница в том, что он чудовищно умен, а я был чудовищно наивен. Вот та правда, которую ты так хотела услышать, — он мрачно глянул на Майю. — Я сжег свой дом и свою семью. Погубил все, за что боролась моя мать.
Майя хотела подбодрить Эльдара, что-то сказать, от чего ему стало бы легче. Но не представляла, что можно сказать. Разве что свою правду:
— Я давно нормально не сплю. Сердце отбивает сотни ударов в ожидании чего-то непоправимого. Я покажу…
Он помотал головой, но затем смягчился и позволил взять себя за руку. Майя положила ее на свое сердце. Сквозь ткань она ощутила прохладу его пальцев. Довольно непривычно, ведь руки у Эльдара обычно теплые.