Атака седьмого авианосца - Альбано Питер. Страница 12

Он медленно набрал высоту и зашел в хвост «Тигру», прикрывая его сзади. Отсюда ему был хорошо виден Брент. Глаза их встретились. Только теперь Йоси заметил, что и комбинезон американца весь в пулевых дырках и следах запекшейся крови — его друг ранен и нуждается в срочной помощи. Но до «Йонаги» еще час лету, а ведь еще нужно сесть на палубу — это с поврежденным-то колесом! Брент улыбнулся ему, помахал рукой, и этот сердечный дружеский жест тронул Йоси. Он не без горечи мысленно обратился к Бренту: «Знал бы ты, что у меня ни одного патрона, — не махал бы». Брент похлопал по стволу своего пулемета и снова поднял вверх кулак. Йоси отсалютовал в ответ и выдавил из себя ободряющую и уверенную улыбку.

Брент, преодолевая боль и слабость, взглянул на «Зеро» Мацухары и помахал другу. После всего, что пришлось пережить за последний час, — атак «Мессершмиттов», гибели штурмана, невероятной ярости шторма — маленький белый истребитель появился как символ спасения и защиты, как вестник надежды на избавление от смертельной опасности. Он был уверен, что Хаюсы уже нет в живых: со своего места Брент видел его изуродованную голову с оторванным ухом и развороченной челюстью, видел кровь, залившую штурманскую кабину. И когда самолет потряхивало, тело штурмана перекатывалось грузно, как мешок с рисом.

Брент оглядел себя: вся грудь его бушлата была разодрана, раскаленная добела магнезия трассирующей пули насквозь прожгла его, оставив черный след на комбинезоне, свитере и белье. Он нерешительно ощупал эти дыры на груди и скривился от боли, когда его рука наткнулась на длинную рану, наискось пересекавшую грудь. Осколок полоснул его, словно клинок ножа. Наверно, это был трассер — он вспомнил жгучую боль и характерный запах горелого… Но кровь вроде бы унялась. А потерял он ее много — очень много. Он чувствовал, сколько ее натекло и застыло в паху, на ягодицах и ниже, на ногах. Потом Брент заметил белые лохмотья на палубе и понял, что очередь попала в парашютный ранец и разнесла нейлон купола. Араб хорошо прицелился, но ему не повезло. Брент усмехнулся, но тут же с тревогой спросил себя, сможет ли он владеть оружием?

Он взялся за рукоять пулемета, попробовал двинуть стволом и застонал — сотни раскаленных игл вонзились ему в живот и грудь. От холода боль усиливалась, тело деревенело, мышцы то и дело сводило судорогой. «Во мне, пожалуй, сидит несколько железок», — подумал он и, кривясь от боли, попытался пошевелиться. Нет, он обездвижен. Эта мысль привела его в бешенство: поражение было немыслимо, недопустимо, невозможно. Если опять появятся «Мессершмитты», он будет драться, он не даст прикончить себя, как барана… Глядя, как близко летит, обещая защиту, белый истребитель, он вздохнул с облегчением: рядом — Йоси, лучший летчик на свете, и от сознания этого к нему вернулись бодрость и уверенность, он сумел даже выпрямить спину.

В какой жуткий шторм они попали!.. Он до сих пор весь исхлестан дождевыми струями и вымок до нитки. Когда они влетели в грозовую тучу, ему показалось, будто самолет попал в пасть рассвирепевшего зверя: мощный поток восходящего воздуха подкинул машину кверху, завертел, швыряя из стороны в сторону, закрутил ее, как бабочку, и от дикой болтанки Брента чуть не стошнило. Вокруг все было сплошь затянуто черно-серой пеленой, и понять, где они находятся, было невозможно: нельзя было даже определить, несясь в этой безумной карусели, где верх, а где низ. Головокружительный вихрь нарушил даже закон всемирного тяготения. И дождь не капал, не лил, а низвергался в кабину толстыми струями: Брент чувствовал себя как человек, оказавшийся в реке у подножия прорванной плотины.

Зрение и слух его были поражены одновременно ослепительными вспышками молний и тяжкими, как залпы артиллерии главного калибра, ударами грома, мучительно бившими по барабанным перепонкам. Брент мысленно попрощался с жизнью: ему казалось, что он уже умер и входит в ворота ада. Ни один даже самый гениальный пилот на свете не сумел бы удержать машину в этих вихрях, кидавших ее то вниз, то вверх, под крупным, как булыжник, градом, колотившим по плоскостям крыльев и фюзеляжа. Но ураган вместо того, чтобы погубить, спас их: подкинул вверх, швырнул вниз, перевернул, выпрямил — и вдруг выбросил из тучи прямо в чистое синее небо. Брент с изумлением увидел, что им не оторвало крылья и что линия горизонта стоит вертикально. Но Такии совладал с управлением, горизонт сместился туда, где ему надлежало быть, и вот тогда Брент понял, что шторм полностью лишил его ориентации в пространстве.

Возблагодарив богов, они повернули на север, курсом на Тиниан. Здесь их и нашел Йоси Мацухара.

В наушниках, прерывая его мысли, заскрипел голос командира:

— Брент-сан, ты ранен?

Брент развернулся на сиденье, попытался вглядеться вверх и вдаль, несмотря на то что шея не ворочалась вовсе и каждое движение причиняло мучительную боль. Но еще хуже боли было то, что перед глазами все расплывалось и он никак не мог сфокусировать зрачки. Он устремил взгляд на большую грозовую тучу, окруженную по краям сияющим ореолом, широко раскрыл глаза, потом чуть сощурился. Ничего не помогало — изображение было нечетким, словно чуть растушеванным, как будто шли съемки стареющей голливудской красавицы и оператор выбрал щадящую, мягкорисующую оптику.

— Ранен, командир, — честно ответил он в переговорное устройство. — Грудь зацепило, и крови потерял порядочно. — Он стиснул челюсти и выдавил из себя неприятное признание: — Ослабел я чего-то… Короче говоря, для боя — не в самой блестящей форме.

— Боезапас?

Вопрос был более чем уместен — Бренту в этот день пришлось много стрелять. Он взглянул на пулеметную ленту, уходившую в паз палубы и ответил:

— Полагаю, патронов около сотни.

— Штурман ушел от нас, — глухо произнес Такии.

— Да. Но он умер с честью, и карма его сильна.

Такии поднял глаза к небу:

— Жизнь и смерть — частицы одного целого. На сороковой день он возродится и взлетит на самолете — не чета нашему. — Старик оглядел покалеченную плоскость. — А если крыло не выдержит, мы с тобой скоро последуем за ним.

— Если уж оно не оторвалось во время этой чудовищной грозы…

— Богиня Аматэрасу поддерживала его, — со вздохом сказал Такии.

— Да и сделан наш «Накадзима» был на совесть.

Брент оглядывал пробоины в крыле, сквозь которые было видно, как ходят тяги элеронов, когда Такии дает педаль. Машина и в самом деле потрясающая. Он посмотрел вниз: Марианские острова скрылись из виду, а о недавнем буйстве шторма напоминал только темный гриб тучи на горизонте. Отсюда, с высоты тысячи футов, Марианская впадина глубиной пять тысяч морских саженей отсвечивала темно-красным, а по поверхности, словно по глади тихого пруда, бежала легкая рябь — это докатывались сюда затухающие волны бушевавшего на юге шторма.

— Командир, а мы найдем путь на «Йонагу»?

Такии усмехнулся:

— А почему же нет, Брент-сан? Компас исправен, таблицы при мне, и опыт кое-какой имеется.

— А если авианосец изменит курс и скорость?

— Тогда будем уповать на радио подполковника Мацухары, — старик ткнул себе за плечо большим пальцем, показав на «Зеро», гудевший у них за кормой.

Больше часа оба самолета двигались в пустом небе. Брент, насколько это было возможно, осмотрел свои раны. Пули, которые иссекли его бушлат и комбинезон, открыли доступ струям ледяного воздуха: сосуды сжались и кровотечение остановилось. Но шея и плечи не просто ныли, а были сведены жестокой судорогой. Он потряс головой, одолевая накатывающуюся волнами дурноту, повертелся вместе с креслом, поднял очки на лоб и стал вглядываться в небо. Но очки показались ему такими тяжелыми, точно отлиты были из чугуна, а зрачки упорно отказывались фокусироваться.

— Наше место — двадцать три градуса широты, сто пятьдесят восемь градусов долготы. Пересекли тропик Рака. Скоро прямо по носу увидим «Йонагу».

— Хорошо.

— Хорошо и плохо, Брент-сан.