Атака седьмого авианосца - Альбано Питер. Страница 6

Снова раздался голос командира:

— Здесь, на юго-западе, и высаживался десант.

Брент взглянул вниз, на приветливые пляжи, на огороженную рифами уютную бухточку и невольно вздрогнул, заметив три прохода между рифами. «Самая дорогая недвижимость в мире», — подумал он.

Такии словно прочел его мысли:

— Здесь сложили головы тридцать тысяч японских моряков и пехотинцев. И тысяч двадцать местных жителей. Чуть ли не все население острова. Здесь погибли адмирал Нагумо и генерал Сайто.

— И еще тысячи американцев, — не выдержал Брент. — Здесь дрался мой отец. И адмирал Аллен. Нам недешево обошелся штурм Сайпана.

— Конечно, Брент, — примирительным тоном сказал старый летчик. — Я не хотел тебя обидеть. Это была настоящая трагедия… И за что только отдали жизни все эти отличные молодые парни?..

Их разговор прервал голос Йоси Мацухары, вызывавший базу. Все трое напряженно выпрямились, слушая звучавший в наушниках доклад об уничтожении ливийского самолета. Ликования не было — три пары глаз с еще большим вниманием принялись обшаривать небосвод.

— Содружество Марианских островов держит один аэродром на южной оконечности Сайпана, а другой — на Тиниане.

Тем временем стал виден ближайший из островков этого архипелага, похожий на точку под восклицательным знаком длинного Тиниана. Они приближались к эпицентру урагана, грозные черные тучи застилали уже все небо на юге сплошной черно-серой пеленой, изредка прорываемой вспышками молний. Там уже погромыхивало, и сам воздух изменился: он был до такой степени насыщен электричеством, что кожу Брента пощипывало, а сам он ощущал какое-то смутное и томительное предчувствие недоброго. Чтобы избавиться от него, он стиснул челюсти и стал поглаживать деревянную двойную рукоять пулемета.

Такии, уходя от грозы, заложил вираж над проливом, отделяющим Тиниан от Сайпана. Брент снова поднял к глазам бинокль. Взлетно-посадочные полосы, похожие на гигантские «иксы», шли, перекрещиваясь, по южной оконечности Сайпана и в центре плоского и ровного Тиниана. Теперь было понятно, почему он стал любимым местом американских В—29 во время войны.

— Штурман, — спросил Такии, — радиоперехват ведешь?

— Так точно, командир. Но полное молчание и на восемнадцатом канале, и на FM—10.

— Что, даже штатские радиостанции молчат?

— Молчат.

— Продолжай искать. Стрелок! Брент-сан! У тебя глаза как у орла. Не видно истребителей на земле?

Брент с биноклем в руке перегнулся за борт, оглядывая Сайпан. Остров казался не то что вымершим, а просто мертвым, словно те, кто сорок лет назад с таким неистовым ожесточением истреблял здесь друг друга, отказались и после смерти покинуть его, и их миазмы уничтожили здесь все живое. Брент снова зябко поежился, но на этот раз — не от холода.

— Ни одного самолета не вижу, командир.

Такии в сердцах стукнул по приборной доске так, что стрелка тахометра показала на сотню оборотов больше.

— Помоги нам, Аматэрасу! — пробурчал он себе под нос. — Стрелок, тут что-то не то. Как, по-твоему?

— Согласен, командир. Странно как-то: ни машин, ни рыбачьих баркасов.

Заметив какую-то насыпь возле взлетно-посадочной полосы, Брент стал еще внимательнее вглядываться в нее. Мешки с песком… Кустарник…

— Командир! Похоже на замаскированные капониры!

— Истребители! — перебил его голос штурмана Хаюсы. — На востоке и выше — пеленг один-восемь-ноль!

Вскинув к глазам бинокль, Брент взглянул в указанном направлении и похолодел: с востока на запад и сверху вниз, то есть прямо на них, неслись клином три «Мессершмитта»: два угольно-черных по бокам, а впереди — красный, точно вырванное из раны копье, еще покрытое дымящейся кровью врага. Брент знал, что на этом Me-109 летает капитан Кеннет Розенкранц, командир Четвертой истребительной эскадрильи, — лучший летчик в авиации Каддафи, бессовестный наемник и безжалостный убийца. Он еще полгода назад, когда его сбили над Токио и взяли в плен, поразил всех своей циничной отвагой. У этого лютого антисемита была душа кобры и инстинкты акулы. Ходили слухи, что он получает от Каддафи миллион долларов в год и по пятьдесят тысяч за каждый сбитый самолет. Он и сам с ухмылкой как-то разоткровенничался перед Брентом:

— Если повезет ухлопать еще десятка полтора жидов и япошек, я стану миллионером задолго до того, как кончится вся эта заваруха. Тогда перекуплю у Херста островок Сан-Симеон, заселю его девками и буду только перелезать с одной на другую, жрать и пить.

Брент возненавидел его с первой минуты и испытывал яростное желание убить его своими руками. Желание это чуть было не осуществилось после жестокого мордобоя в судовом лазарете, когда Розенкранц едва не забил до смерти раненого летчика Таку Исикаву. Если бы не подоспел подполковник Тасиро Окума, Брент, уже занесший над поверженным врагом хирургические ножницы, прикончил бы его. За этим последовало похищение наследного принца Акихито и обмен его на Розенкранца. В аэропорту тот в отместку за побои на прощание пообещал убить Брента.

— Мы еще встретимся с тобой, чистюля, — сказал тогда Кеннет.

— Всегда рад, — ответил ему Брент.

И вот судьба сводит их вновь, но теперь все шансы на стороне Розенкранца. Ворочая стволом своего «Намбу», Брент слышал, как штурман лихорадочно твердит в микрофон:

— Сугроб, сугроб, я Тигр-второй, нахожусь в тысяче метров над Сайпаном. Меня атакуют три Me-109! Как поняли меня? Прием!

— Понял вас, Тигр-второй, понял, — ответили с «Йонаги», и Брент с ликованием услышал, что руководитель полетов вызывает Мацухару.

В наушниках прозвучал твердый голос подполковника. Руководитель полетов приказал:

— Наш патрульный самолет атакован тремя «Мессершмиттами» над Сайпаном. Идите на перехват! Ваш вектор — два-три-ноль. Как поняли?

— Понял. Иду. Связь кончаю.

Руководитель полетов и Мацухара говорили такими обыденно-спокойными голосами, словно заказывали обед в ресторане, и Брент, не выдержав этого бесстрастия, завопил в микрофон:

— Йоси, давай, давай поскорее, ради всего святого! Поторопись, пока мне не отстрелили задницу!

Его мотнуло к борту: это командир заложил крутой вираж к югу и, включив форсаж, рванулся в пике к грозовому фронту. Старик делал то немногое, что было в его силах: прижимал машину брюхом к воде, прикрывая снизу, и уходил под прикрытие шторма. Прикрытие прикрытием, но «Мессершмитты» настигнут их раньше.

А «Мессершмитты», действуя слаженно, как трио цирковых акробатов, изящно развернулись по широкой дуге и пристроились бомбардировщику в хвост. Потом в небе распустил три своих лепестка смертоносный цветок — Розенкранц почти вертикально взмыл вверх, а его ведомые разошлись вправо и влево. Брент почувствовал, как вздыбились волоски на похолодевшей коже шеи и рук и чуть было не сработала прямая кишка. В горле застрял тугой комок. Тем не менее руки делали свое дело: правый «Мессершмитт» уже вплывал в первый круг прицела. Брент шепотом выругался — они заставляют его выбирать, а сами, можно не сомневаться, будут атаковать одновременно с обеих сторон, а их вооружение не сравнить с его единственным «Намбу».

Розенкранц держался наверху и пока не вмешивался, наблюдая за происходящим, словно зритель из ложи, и Брента вдруг осенило: «Он натаскивает молодых летчиков на нас. Летная практика и стрельба по движущейся мишени». Он подобрал свои длинные ноги, скорчившись за пулеметом, крепче стиснул челюсти — и вдруг успокоился. Из такого же точно «Намбу» он сбил «Мессершмитт» над Средиземным морем, и другой — над Кореей, и за штурвалом сидел тот же самый старик Такии. Брент считается редкостно одаренным воздушным стрелком — говорят, он Богом создан для ведения огня в безумных, ежесекундно меняющихся условиях воздушного боя, когда противник — одновременно всюду. Он умеет угадывать его намерения, он будто кожей чувствует, какое упреждение надо дать, он хладнокровен — этого у него никто не отнимет. И Брент Росс ждал, когда Me-109 вползет во второй круг.