Пустой (СИ) - Кормильцев Александр. Страница 36

— А давно он в улье, давно этот дар получил, не знаешь?

— В улье то давно, сказывал, што третий год уж, токмо энтот дар у него второй, не так давно появился, месяца три назад чтоль. Первый дар у него совсем без пользы, толку нет в нем. Так что до того, как второй дар в нем пробудился, был он обнаковенным воином. Не слабым, но и не шибко сильным, так, серединка на половинку. Теперича то он в первые ряды выбился, но не зазнался, такоже по простому со всеми, не как Фёдор энтот, индюк надутый.

— А почему его с таким ценным для битвы даром на промысел не взяли?

— Так его наоборот упрашивали, он сам не хочит, со старейшиной поругался два дня тому, вот и остался с нами. И славно, што остался, тяжко б пришлося без евоного дара. — мне оставалось лишь кивнуть.

— Слушай, а зачем ему столько оружия? — я вспомнил о куче смертоубийственных предметов, что таскал с собой Ловкач. — Причём все оружие у него короткое, что мечи в руках, что остальное на поясе.

— Ну энто у его про запас вродь как, коли сломаеца одно, он за другое возмеца.

— Что-то за остальными воинами я не замечал подобной запасливости…

— Ну так у них и ломаеца нечасто.

— А у него часто что-ли?

— Ну да, быват. А чегой, я тебе об том не сказывал чтоль?! — моим ответом было молчаливое согласие — Сразу б и спросил, а то никак не уразумею, чегой ты выспрашивашь.

— Вот я и спрашиваю. Почему у него оружие ломается?

— Ну, тута дело такое. В опчем, я тама сам не все понял, замудрено все, да и Ловкач толком не сказывал. Как понял, так и сказывать буду. Он как дар свой пользовать начинат, все вокруг медленно двигаца, а он, значица, поскорее всего прочего становица. Вот и оружье, коим он одержимых бьёт, також двигаца. Но тама есче сила больше становица и когда он, значица, бьет мечом, то могет при том задеть костяную бронь тварей иль даж кости, коль глубжее клинок загонит. Пока время замедлено, Ловкач могет энтого и не заметить, и оружье сломать при том. Вот и таскат кучу оружья, коли сурьезна битва намечаца. А так быват, што он копье берет, аль сулицы, да и с луком не забыват тренироваца, потому как дара надолго не хватат, а одержимых как раз наоборот, с лишком даж, особливо сегодня.

— Вот еще что, не знаешь, зачем… — досказать я не успел, нас окликнули, причём уже во второй раз.

— Эгей, болтуны языкастыя, кончай языки начесывать, идтить надобно! — вновь крестный застал нас за отлыниванием от дел, опять мы разговорились в неподходящий момент. Только что с тварями бились, туши убитых одержимых под ногами, раненные где-то рядом стонут, а мы с Тимофеем дары улья обсуждаем. Такие беседы начинают входить в привычку.

— Вона, оружье захватите, потащите пока, а то стоите без делу, два лодыря. И откель вы на мою бедну головушку взялися?! — крестный нас отчитывал, но явно не всерьёз, слова его сквозили смехом и добродушием.

Из оружия нам пришлось погрузить на себя не так много, как думали изначально: крепкое длинное копье с опасно выглядевшим наконечником, самострел, к нему полупустой колчан с болтами. — Ты, Пустой, самострел себе бери покамест, копье счас Архип заберет, евоное кусачуга поломал.

— Так я не умею, не пользовался им не разу, толку с меня не будет. — я взглянул на врученное мне оружие и пожал плечами.

— Чегой тута уметь?! С им даж дурак справица! Так вота берешь, этой вот штукой натягивашь, болт сюда, направил, куда надыть и нажал сюды. Делов то! — Бородокосый выдернул оружие из рук и начал показывать, как с ним обращаться. После демонстрации вернул его мне обратно и вдобавок протянул куртку из толстой плотной кожи с металлическими вставками, слегка проржавевшими по краям. — Вот есче, тебе должно в пору быть, самострельщикам защита кака-никака положена, покамест тожить у тебя будет, потом мож договоришься, да выкупишь, тама поглядим.

— Так на ней тут кровь! — я взял куртку из рук крестного, и чуть не выронил. Догадка по поводу происхождения, внезапно ставшей ненужной, куртки остановила первый порыв сразу натянуть на себя обновку. Лишь бросив взгляд на ворот, сразу заметил несколько темных капелек крови, рядом тоже было темное пятно, чуть не на пол плеча. Видимо тут тоже была кровь, но вытирали её наскоро, небрежно.

— Эгей, конешно кровь, энто ж Егоркино добро — арбалет да доспех кожаный. Ему уж не понадобица, забрал улей парня… Эх… теперича тебе послужит, да и нам в бою подспорье. Быват, што один болт могет исход боя решить. В опчем надёвывай, некогда балаболить попусту, идтить пора.

Натягивать на себя еще теплую, не успевшую остыть куртку, снятую с тела погибшего бойца хозяйственными местными, было неприятно. Но для споров не было времени. Пришлось немного повозиться, чтобы разобраться с завязками, пуговиц либо не было, либо местные их ещё не изобрели. Несмотря на то, что эта куртка считалась здесь легким доспехом, напялив её на себя, легкости не почувствовал. А вот прибавившийся вес и ограничивающую свободу движений стянутость ощутил в полной мере.

А я ещё о кольчуге раздумывал, в том смысле, что неплохо было бы себе её раздобыть. Это ж сколько она весит?! А если вспомнить историю и латы, которые так любили европейские рыцари. Как они вообще могли передвигаться, полностью обвешенные железом?! Я на себя местную кожанку натянул и сразу ощутил прибавившийся вес и неудобства!

Маленькое войско медленно потянулось назад по улице, к стене, откуда недавно пришли мы с Тимофеем. Причём двигались в обратном порядке, впереди женщины и подростки, на всякий случай, для защиты к ним присоединились несколько лучников и арбалетчиков, идущие по бокам. За ними шли стрелки и метатели, а замыкали шествие бойцы первой шеренги.

Вместе с “санитарами” в центре находились четверо раненных, двое шагали сами, хоть и с трудом. Одного тащили, подставив плечи двое суличников, у него были сломаны обе ноги. Последний из пострадавших передвигаться сам не мог, состояние было очень серьёзное, топтун разворотил ему бок, сломал ребра и, наверняка повредил внутренности. У нас раненный после таких повреждений прямо там, на месте, богу душу отдал бы, но здесь улей. Как сказал дядь Прохор, здесь людишки гораздо живучее, и чем дольше в улье проживешь, тем живучее станешь. Неизвестно, сколько протянет с такими ранами воин, но, по словам крестного, если знахарка сегодня-завтра вернётся, то вытащит пострадавшего.

Из тех, кто в битве близко подступились к топтуну, у некоторых тоже оказались повреждения. В основном ушибы и пара рваных ран страшного вида, которые местные не считали чем-то серьёзным. Даже не перевязывали, а просто прижимали комьями поднятой из-под ног земли, дескать, так быстрее кровь остановится и заживать лучше станет.

На мой вопрос о возможности занесения инфекции и последующего заражения крови, местная “медичка”, занимавшаяся первой помощью раненным, лишь похихикала. А крестный ответил, что попавшие в улей не болеют людскими болезнями, у них и без этого забот хватает. Главное, не забывать про живчик и всегда будешь здоров, как бычок откормленный. Да уж, с такой медициной лучше поостеречься получать серьёзные травмы.

Неприятной новостью для меня оказалось, что в схватке были погибшие помимо Егорки, в куртку которого я сейчас одет. Один из воинов первой шеренги был сбит с ног влетевшим в строй топтуном. Пока бойцы отбили товарища у разъяренной твари, он был уже мертв. Стальные когти чудовища разорвали кольчугу, словно она была сделана из картона. То же самое было с телом бедняги. Грудная клетка разворочена, то же с сердцем и легкими, правая рука вырвана вместе с суставом. Картина была ужасная, хорошо, что видел я ее лишь издалека. Но и этого хватило, чтобы подступившая к горлу тошнота едва не заставила тело скрючиться в рвотных спазмах.

Погибших с собой не брали, оставили тела в одной из ближайших изб, подперев дверь обломком копья, в надежде на то, что вечноголодные твари не смогут до них добраться. Конечно, можно было взять их с собой, но и так часть воинов была занята помощью раненным и при неожиданном нападении не могла оперативно отреагировать на появившуюся угрозу.