Пустой (СИ) - Кормильцев Александр. Страница 50

Смотреть за развивающимися событиями было поначалу тревожно. Потому что чудовище, несущееся на застывшую, как и в прошлый раз, в расслабленной позе фигуру с мечами, было стремительно и по размеру не уступало тому, что влетело в толпу вояк при битве на улице. Одержимый приближался, а Ловкач все не торопился включать свою сверхспособность, наверняка берег остатки дара. Тварь, не снижая скорости, занесла свою кошмарную лапу для удара по жалкому человечку, дерзнувшему встать на её пути. Я сжал зубы и сморщился, хотя и понимал, что на самом деле ничего страшного не происходит. Но от вида приближающейся лапищи, способной одним ударом смести, казавшуюся такой маленькой фигурку, бросало в дрожь.

В следующий момент фигурка исчезла. И в эту же секунду тварь дернулась, изгибаясь всем телом, её нижние конечности подогнулись, верхние расслабленно повисли. Она кувыркнулась через голову, шваркнулась об настил, переломав несколько досок и подняв в воздух кучу грунта и на этом всё. Туша одержимого застыла, лишь слегка подергивались страшные лапы, но и ребёнку было понятно, что это конец. Женщины с малышами шарахнулись было в сторону, хотя от них до твари было около десяти метров.

Да уж, толку, что смотрел! Всё равно ничего не увидел. А где же сам Ловкач? Переведя взгляд на место, с которого Ловкач исчез, я не удивился, обнаружив его почти там же. Он не торопясь шагал к поверженному кусачу, но не дойдя с метр остановился, нагнулся и поднял обломок меча с рукоятью и гардой.

— Сломался-таки, добрый был мечишко! — видимо, клинок треснул во время исполненного одержимым смертельного кувырка. А перед этим Ловкач, будучи многократно ускорен под действием умения, загнал еще целый меч в затылочный нарост твари.

— Не страшно, перекуеца, лучшее прежнего будет. — Дед Василий ободряюще кивнул Ловкачу, глянул на труп твари и тут заметил меня, спустившегося немного по лестнице, но застывшего таким образом, чтобы видеть происходящее наверху. — Пустой…

Он ещё только начал произносить мое имя, а я уже был внизу, рядом с приготовившимися к схватке бойцами. Да уж, увлекся бесплатным спектаклем, получил нагоняй от командира. Тимофей отреагировал на мое появление смешком, а Феофан пробурчал под нос что-то о каких-то неслушниках и подвале в качестве наказания, на что Тимофей повторно хохотнул.

Непонятно, почему собравшиеся внизу одержимые до сих пор не отреагировали на творящееся рядом непотребство. Шум от грохнувшегося кусача был неслабый, а до увлекшихся каннибализмом тварей не больше сорока метров. Но выяснять причину их бездействия мы не стали, просто начали провоцировать их на сближение. Точнее провоцировал лишь Тимофей, а мы ждали. Первая стрела прилетела жрачу, что помельче, куда-то в бок, на что он отреагировал довольно странно, ударом лапы сбил ближайшего бегуна и завертел головой. От его внезапной активности остальные члены стаи завертелись на месте, видимо, не понимая, из-за чего всполошился их собрат. Вторая стрела воткнулась в бедро одному из бегунов, снова вызвав суету среди одержимых, но понять откуда прилетают неприятные гостинцы, у них вновь не получилось. Да уж, будь наш лучник пометче, можно было прямо там всех и перестрелять. Ну, может за исключением жрачей, оружие у юного лучника явно не отличалось мощностью. Тимофей потянулся за третьей стрелой, наложил на тетиву, но Феофан жестом остановил его.

— Токмо стрелу переводишь, бестолковый!

— Да тут ветер дурной… — опустил голову юный стрелок.

— В голове у тебя ветер дурной! Эх, понаберуца лучники-криворучники! — он замахал зажатым в руке дротиком и заорал в сторону одержимых — Эгей, дурни бестолковыя, чегой вы своего харчите?! Тута вона скок мяса свежего, айда, налетай!

Тимофея довольно захохотал, услышав слова хохмача-суличника, будто уже позабыв о сказанном в его адрес. Одержимым слова тоже понравились, правда хохота от них слышно не было, лишь урчание. Но зато они сорвались и шустро побежали на призыв, чего и добивался Феофан.

— Учися, малец! — бросил он улыбающемуся пареньку, и добавил, взяв дротик на изготовку. — Теперь уж стреляй, чаго спишь то?! Бегунов вали! Жрачов я сам!

Тимофей вновь взялся за лук, а я не спешил стрелять. Скорострельность у самострела заметно уступает луку. Да и свои навыки владения самострелом считал довольно посредственными, издалека вряд-ли попаду. К тому же, болтов осталось восемь штук. Это вместе с теми, что удалось собрать после смерти упыря. Так что бить стоит наверняка. Сейчас пока рано. Еще немного. Вот теперь можно попробовать.

Нажал на спусковую скобу, сразу же согнулся натягивать тетиву, отмечая про себя, что позорно промазал с пятнадцати шагов. Но рядом с целью выстрела несся еще один одержимый, в него и угодил болт, так что промахом это можно не считать. Когда выпрямился и потянулся к колчану за болтом, Феофан метнул первую сулицу и сразу прямо в яблочко. Бежавший впереди жрач-вожак покатился с торчащим из глаза метровым древком дротика. Его заместитель не долго находился на месте почившего начальника, секунду-две, спустя которые, получил аналогичный презент в середину лба.

За это время, Тимофей, наконец-то свалил одного из бегунов выстрелом в голову метров с десяти. Я прикончил другого одержимого следующим болтом, влетевшем в рот твари, прямо сквозь сомкнутые зубы. Да что же это такое опять?! Я ведь в лоб метился! Последнего, бежавшего за обещанным мясом, гурмана свалил Феофан своим последним дротиком.

Я опустил самострел, с удовольствием разглядывая устроенную нашей тройкой бойню, глянул на улыбающегося Тимофея, в ответ на мой взгляд отсалютовавшего зажатой в руке стрелой. Феофан к нашему веселью не присоединился. Видимо, для него этот бой, с не особо развитыми одержимыми, был чем-то ординарным, наподобие мытья рук перед обедом. Он вновь пробурчал под нос какие-то слова, и побрел к ближайшему одержимому вытаскивать из тел свои дротики, что именно он бормотал на ходу я не расслышал, слух уловил лишь одно слово — “детишки”.

— Эгей, вы чегой встали?! — раздался сверху недовольный голос Деда Василия. — Стрелы-болты собрать, мешки тварей очистить. Шустрее, давай, счас двинем уж, Настюха Варюхе руку перемотат и идем.

— А чегой с Варварой-то? — крикнул Тимофей, обшаривая пристреленного им бегуна на предмет трофеев.

— Кровь сызнова побегла, жилу видать задело. Шустрей, меньшей языком, большей руками двигай. — бесцветно объявил со стены хмурый паренек и скрылся за её верхним краем.

— Энто худо, коли жилу задело. На руке есче ничаго, но вот на ноге, оченно худо. — начал высказывать свое мнение Тимофей. — У нас такото один парнишка помер на промысле, рана вродь пустяшна, а кровь рекою. Знахарки не было рядом, вродь пережимали ногу, а она все течет… недонесли в обчем.

— Да уж, невесело. — я не стал продолжать беседу по поводу тяжелых ранений и их лечения, наверняка любознательный парнишка и здесь найдёт, что рассказать. Пока он не начал, решил перевести разговор на другую тему. — Слушай, Тимофей, ты вот про Волотов этих говорил, помнишь? Что это вообще за слово такое? Впервые слышу.

— Ха, не знаю, где как. Но у нас в деревне, где до улья жил-поживал, Волотами называли древних предков всех людей. Энто были могучие, огромадные великаны. Раньшее их почитали даж как богов навроде. Да вродь оне и были сынами богов… Не помню толком, давно было, мне мамка про их сказывала. Мож то вопше сказки были, кто знат?!

— То есть, Волотами звались предки людей, а тут самых сильных одержимых так называют, странно это! — мы с Тимофеем продолжали собирать боеприпасы и попутно обшаривали затылочные наросты тварей. Феофан собрал лишь свои сулицы, теперь обтирал их какой-то тряпицей, отойдя в сторону.

— Так энто у нас так, то бишь тама откель меня в улей закинуло. У иньших могет по-своему быть. Тута ж странная вещч быват… — Тимофей почесал шею, потом нос, потом ухо. Видимо, никак не мог сформулировать то, что собирался объяснить мне. — В опчем, людишки, которые в улей попадают, можут об одном и том жешь по-разному сказывать. Будто с разных миров оне, мне об том сказывали, ток я сам толком не понял. Могет быт такое, што с одного поселка людишки, а друг друга не помнють, хотя вродь как дома у них стена к стене стояли. Иль себя можно встретить, сказывают. Токмо то не ты будешь уж, а как бы с иньшего мира ты. Вопчем, в улье много всякого есть и чудного, и страшного, што сказки, а што быль и не поймешь. Всякое быват в улье, есть такое дажить, оп чем вопше сказывать неможно… всяко вопчем…