Стратег (СИ) - "Пантелей". Страница 63
Командующий крестоносным войском сидел в обычном деревянном кресле, правда установленном на подиуме, на голове у него была корона из булатной стали с семью зубцами, из украшений только простенькая брошь на левой стороне груди [135] и серебряный перстень с чёрным камнем на безымянном пальце правой руки.
Посол султана поклонился Ричарду по правилам европейского этикета.
– Моими устами вас приветствует великий султан Кей-Хосров, Сир.
– Моими устами я лично приветствую султана и его посла, – усмехнулся английский король. Этот вчерашний кочевник стал именовать себя великим, победив армян. Манией величия он явно не страдает, а наслаждается. – Что хочет от меня ваш султан?
– Мира, Сир.
– У нас с вами и так мир, или я что-то путаю?
– Такой великий король, как вы, Сир, не может ничего спутать. У нас действительно с вами мир, но договор истекает чуть более, чем через год.
– Я бы сказал, чуть менее, чем через полтора, но это уже вопрос диалектики.
– Я не знаю, что такое диалектика, Сир.
– Это учение о совмещении противоположностей. Наш договор будет действовать ещё год и три месяца, однако для вас это чуть более года, а для меня чуть менее полутора. Это как с волосами на голове и в супе. Если на голове растут всего сто волос – это очень мало, а если они плавают в супе – это очень много [136]. Итак, вам этого времени мало, я правильно понял?
– Правильно, Сир.
– Я правильно понял, что вы собираетесь вытеснить Византию из Малой Азии, и вам нужен надёжный тыл?
– Правильно, Сир.
– На сколько вы хотите продлить договор?
– Ещё на два года, Сир.
– Такое возможно, – кивнул Ричард. – Но вы же понимаете, что просто так мы всё это время сидеть не будем. Вы хотите вытеснить Византию из Малой Азии, а мы Багдадский халифат из Месопотамии. Вас не смущает такой размен. Они ведь ваши соплеменники.
– Мы предполагали, что вас заинтересует халифат, и я получил указание согласиться на такой размен. Они наши соплеменники, но уже давно не родичи. Мы с ними не раз воевали.
– Мы тоже часто воюем между собой, пока нет внешней угрозы, но как только она появляется, вчерашние враги объединяются.
– Мой султан не станет оказывать помощи халифату. Во время недавней смуты, ан-Насир поддерживал мятежников и до сих пор укрывает двоих из них.
– Обычное дело, – кивнул английский король. – Политика – это очень подлая штука. Я когда-то сам воевал со свои отцом, и мне до сих пор стыдно за те ошибки молодости. Знаете, уважаемый хаджа, я сделал открытие, что люди в течении жизни изменяются по нескольку раз. И довольно часто случается так, что подвиги молодости в зрелом возрасте заставляют их стыдиться. Мы продлим договор о мире и торговле с вами ещё на два года. Что-нибудь ещё?
– У нас много пленных христиан. Мы бы в знак доброй воли передали их вам бесплатно, но их пришлось кормить в течении почти полугода.
– Чуть больше трёх месяцев, – поправил Ричард посла. – Я готов забрать всех по двенадцать пенсов за голову.
– Сир! Даже простой крестьянин сейчас стоит двадцать пенсов.
– По двадцать поищите другого покупателя. Все ваши пленные – это городские бездельники армяне и греки. Хороших крестьян я бы купил по двадцать, а за эту ленивую криминальную сволочь и по двенадцать слишком дорого. Готов забрать их только из-за чувства христианского милосердия.
– Это несколько дешевле, чем ожидал мой султан, но я надеюсь, что он примет ваши аргументы и не повелит отсечь мне голову. Двадцать тысяч пленных – это четыре тысячи шиллингов. Мы бы хотели закупить на эти деньги дамасские доспехи.
– Доспехи стоят по сорок шиллингов, и это только для друзей. За пленных вы получите сто комплектов.
– Сто двадцать, Сир. Иначе мне точно не сносить головы.
– Так себе аргумент, – ещё раз усмехнулся Ричард. – Но так и быть, ваша голова заслуживает того, чтобы остаться на своём месте. Что-то ещё?
– Да, Сир. Князь Киликии, Левон II.
– Помню такого. И что с ним?
– Он у нас в плену.
– Мы же договорились по двенадцать пенсов за голову.
– Сир! Но он же князь!
– Для вас может и князь, а для меня всего лишь ещё один из пленных армян, от которого никогда не будет никакой пользы. Продайте его византийцам, пока не начали с ними войну. Мне он не нужен даже за двенадцать пенсов. Что-нибудь ещё, хаджа?
– Если позволите, Сир, вопрос задам лично от себя.
– Задавайте.
– Что будет дальше? После того, как наш договор истечёт?
– А мне-то откуда знать, милейший? Я не Аллах, и даже не Пророк. Может быть мы с вами начнём воевать, а может нас тут всех вместе накроет чумой, или чёрной оспой, Великим потопом, или нашествием саранчи, лихорадкой, или случайным арбалетным болтом в шею. Доживём – увидим.
– Я не о том, Сир. Хашашшины мирно живут посреди ваших владений, пользуясь вашей защитой. За что им даровано такое счастье?
– За верность слову. Все обязательства, которые на себя взяли хашашшины, они исполняют. Их купцы платят мне все положенные налоги, куда дисциплинированней, чем свои же христиане. Мусульмане мне не враги, пока они не пытаются меня ограбить, или обмануть. Хашашшины проводят свою политику только среди последователей Пророка, ля иляха илля Ллах ва Мухаммадан ррасулюЛлах, и в наши дела они не лезут. Мне так даже удобнее, чем принять от них оммаж. Вассальная клятва, хоть её и даёт ленник своему сюзерену, на самом деле обоюдная. Принимая оммаж, я тоже беру на себя обязательство защищать своего вассала. Три года мира – это много. Докажите мне, что вы верны своему слову и обещаю, что мы обязательно вернёмся к этому вопросу. – Ричард посмотрел на сундуки с дарами от султана и подал знак оруженосцу. Жиль де Сольте немедленно передал королю довольно изящный ларец. – В этом ящичке, насколько я понимаю, находится борода Пророка, Ля иляха илля Ллах ва Мухаммадан ррасулюЛлах. Одна из ваших исламских реликвий. Передайте её как мой ответный дар великому султану. Она с боем взята нами у сарацин. И передайте ему, что мы обязательно ещё раз пообщаемся, даже если нам в будущем предстоит война. А пока, совместно с графом Савойи, готовьте новый договор. Я с вами встречусь ещё раз, для его подписания.
Когда посол принимал получал ларец, у него заметно дрожали руки. Это нормально. Прикоснуться к такой святыне суждено в этой жизни далеко не каждому правоверному.
В Крещение Господне спустили на воду «Генриха Шампанского». Такое имя было дано первому кораблю океанского класса крестоносного флота. Трёхмачтовая, трёхпалубная каракка сразу начала течь по щелям, но для деревянных кораблей это была норма. Доски разбухнут, щели законопатятся, главное, что ни крена, ни дифферента у него пока не наблюдалось.
Неказистый, кургузый корабль, напоминающий по форме разрезанную повдоль половину огромной бочки, сначала предполагалось назвать именем одного из апостолов, конкретно Петра, а потом сразу двоих – Петра и Павла, но Ричард это мракобесие пресёк на корню. Христианству давно нужны новые апостолы, а Генрих Шампанский годился на эту роль лучше всех.
Стоит отметить, что если сама каракка опередила своё время всего на век, то система управления кораблём перепрыгнула сразу через пять веков. На «Генрихе Шампанском» была настоящая рубка с настоящим штурвалом, компас и хронометр на карданной подвеске. Правда, изготовленный из бронзы хронометр в сутки безбожно врал на пять минут, но в ясную погоду его показания сверялись секстантом и вводилась навигационная поправка. Плюс-минус лапоть, конечно, но мимо Америки промахнуться осень трудно, а Африку можно огибать в пределах видимости берега.
Сначала Ричард хотел обшить днище медью, но потом решил, что это излишнее расточительство. Это станет разумным, когда через Атлантику начнут шастать сотни, или даже тысячи таких кораблей, а тот, у которого сильнее обросло днище, чаще всего становился добычей, из-за меньшей скорости и худшей манёвренности. Пока же в океане не ожидалось ничего, кроме штормов, гораздо дешевле было раз в полгода проводить техобслуживание. Точно так же не имело смысла устраивать две орудийные палубы. «Генрих Шампанский» был более двухсот футов в длину, и на второй палубе комфортно вставали по двадцать пушек на борт, и ещё оставалось достаточно места для обитания экипажа из сотни матросов, которые спали в гамаках, и десятка офицеров, для которых ближе к корме были оборудованы кубрики. Никаких кают и кают-компаний, разумеется, не было. Даже капитан располагался в кубрике, отгороженном от мостика чисто условно. Видно его не было, но слышно ему всё было всё отлично.