Огонь желания (Ласковая дикарка) - Харт Кэтрин. Страница 9
Таня очень смутилась, появившись перед ними в чистом виде и невредимой. Ее золотистые волосы блестели и были ухожены, а платье было чистым и в хорошем состоянии. Ей было стыдно при мысли о том, что она оплакивала свою судьбу, когда другим жилось намного хуже. По сравнению с ними, к ней относились как к избалованной принцессе! И до сих пор Пантера не изнасиловал ее. Он не бил ее с того дня, когда она пыталась убежать. Он вовсе не обращался с ней плохо, если не считать того, что она чувствовала себя униженной, когда он надевал ей на шею поводок и каждый вечер оставлял ее голой. Он даже познакомил ее с прекрасной молодой индианкой по имени Застенчивая Лань. Таня подружилась с девушкой.
Днем, в одно и то же время. Пантера брал ее на прогулку по деревне, всегда надевая ненавистный поводок. Она ненавидела этот поводок и все, что было с ним связано, но ей приходилось смиряться, чтобы у нее не отняли права на драгоценные прогулки. Они всегда завершали прогулки у стойла и наблюдали, как молодой воин приручает дикую пятнистую лошадь. Его прогресс был медленным, но верным. В первый день лошадь, наконец, понюхала его руку. Во второй день чейинец смог погладить ее шею и морду. К концу третьего дня он гладил ее спину и почти все, что хотел.
Если дни Тани проходили в работе, то ночи были напряженными. В конце ее первого дня пребывания в лагере она чувствовала изнеможение и заснула от усталости. Вернувшийся Пантера ее разбудил. Она сразу почувствовала его присутствие, когда он сел на циновку. Он снял мокасины и набедренную повязку и устроился возле нее в обнаженном великолепии. Она попыталась отодвинуться, но он остановил ее, взяв ее за запястье. При этом он ее не трогал. От нее требовалось лишь одно: спокойно лежать рядом.
Следующей ночью он настоял на том, чтобы она разделила с ним его соломенный тюфяк. Он крепко обнимал ее, их тела соприкасались. Его объятие было теплым, а убедившись, что он больше ничего не требует, она отметила, что его руки как-то странно успокаивают. Проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что ее голова лежит на его груди, а их конечности сплетены.
Третья ночь выдалась еще более тревожной. Устраиваясь на тюфяке, он притянул ее к себе. Затем он начал гладить ее волосы и лицо. Его длинные бронзовые пальцы скользили по ее лицу, вычерчивая линии вокруг глаз, вдоль носа, вырисовывая форму губ, которые дрогнули от его прикосновения. Его руки быстро нашли контуры ее тела, на какую-то секунду задержались на бедрах и грудях. Как раз тогда, когда Таня уже было начала паниковать, он прекратил свои исследования, прижался к ней крепче и уснул. В ту ночь Таня еще долго не могла успокоиться, она лежала, анализируя эти новые события. Ей было стыдно признаться в том, что его прикосновения вовсе не вызывали в ней отвращения.
Сейчас, сидя на краю ручья с Застенчивой Ланью и Утиной Походкой, Таня раздумывала над своей реакцией. В ней в равной степени смешались страх и ожидание, когда она принялась стирать одежду Пантеры. Скоро он придет и заберет ее на прогулку. Одна ее половина с нетерпением ожидала его прихода, а другая умоляла время замедлить свой ход.
Успехи воина в приручении своей дикой пятнистой лошади стали еще заметнее. За последние шесть дней он добился того, что она сама подходила к нему и брала с рук лакомство, подходила на его зов, а потом дала себе оседлать. Теперь он мог водить ее на поводке. Вчера лошадь позволила накинуть себе на спину одеяло, а сегодня приняла вес воина, который полулежал поперек ее спины.
Таня сама достигла хороших результатов. Она жила в чейинской деревне уже девять дней. Она многому научилась и усердно работала. Ее мышцы начинали привыкать к труду, ее руки больше не кровоточили. Ее тело больше не болело от побоев уздечкой, а струп на бедре наконец отвалился и на его месте осталось ярко-розовое клеймо. Открытые солнцу и ветру участки кожи загорели и стали светло-золотистого цвета. Она уже настолько владела чейинским языком, что могла сама составлять простые предложения и многое понимала из того, что ей говорили, если говорилось это основными словами и медленно.
Когда время и мысли Тани не были заняты Пантерой, она с беспокойством думала о своей семье и женихе. Узнали ли они, что произошло с ней и остальными девушками? Возможно ли спасение в ближайшие несколько дней или чейинцы слишком хорошо замели свои следы? Бросят ли они женщин умирать, прекратив поиски?
Где сейчас ее семья? — думала Таня. Добрались ли они в Пуэбло или возвратились в форт Лион? Известили ли Джеффри, тетю Элизабет и дядю Джорджа? Есть ли у них подозрение, что за похищением стоит Гордая Пантера? Понимала ли Джулия, что она просто сбежала? Скучают ли по ней все так же сильно, как она скучает по ним? Доведен ли Джеффри до безумия от горя? Как мама и отец справляются с этой бедой?
До того как привыкнуть к своей новой жизни, Таня только и молилась о том, чтобы спасение наступило как можно скорее. Она прекрасно понимала, как быстро приспосабливается, благодаря сильному желанию выжить. Молодая и податливая, она быстро научилась чейинскому языку, а долгими темными ночами ее тело начинало отвечать на ласки Пантеры.
Уже больше недели каждую ночь она разделяла с ним ложе. Теперь Пантера не просто легонько гладил ее, но долго ласкал, целовал и шептал что-то ласковое. Каждую ночь она все больше поддавалась его гипнотическим чарам. Под взглядом его горячих черных глаз ее решимость таяла. Когда его губы прикасались к ее губам, когда его язык исследовал укромные уголки ее рта, она чувствовала, как теряет рассудок. Поначалу она очень боялась и не могла отвечать на его ласки, она решительно не обращала внимания на первые, пробные движения своего тела, но когда его руки творили чудеса с ее телом, она слабела.
Неделю спустя Таня была смущена как никогда. Как раз прошлой ночью она обнаружила, что горячо отвечает на его ласки и дарит ему свои собственные. Сегодня ночью, глядя, как Пантера раздевается, она дрожала. Дрожь вовсе не относилась к страху, что ей причинят боль. Эта дрожь была связана с тем, что она боялась отдаться ему полностью.
Он был прекрасным экземпляром: высокий, смуглый, изящный. В нем звериная сила его тезки — пантеры. Пантера лег и притянул к себе ее дрожащее тело. Глубоко заглядывая в ее золотистые глаза, он чувствовал, как его собственное тело начинает трепетать от страсти. Теперь, прекрасно зная ее шелковистую кожу, его руки действовали сами по себе, помня все изгибы контура. По ее телу пробегала дрожь от его прикосновений.
Таня пообещала себе, что этой ночью не будет отвечать на его ласки, но в тот миг, как их губы встретились, она растерялась. Его губы коснулись ее губ, и они растаяли, как нагретый воск, поддаваясь его требованию. Тонкие, проворные пальцы нашли розовый сосок, ласкали его до тех пор, пока он не стал упругим, вызывая болезненный трепет в пояснице.
Оставив ее губы, он начал целовать ее лицо, нежно целовал брови, нос, глаза, подбородок. Она задрожала, когда он обвел языком контур ее уха. Он спускался вниз по ее шее, пощипывая кожу зубами и успокаивая ее языком, пока не обнаружил чувствительный изгиб плеча. Его распущенные волосы ласкали ее груди и плечи.
Таня невольно изогнулась и сильнее прижалась к нему, когда он одновременно ласкал рукой ее грудь, а языком проводил по линии плеча. Он шептал ей какие-то бессмысленные фразы, побуждая ее к ласкам. Она упиралась руками в его гладкую грудь, как бы отстраняя его, но, казалось, теперь ее руки жили сами по себе. Медленно они начали исследование, измеряя его плечи, чувствуя, как сокращаются мышцы под ее ладонями. Ее ищущие пальцы гладили его руки и плечи, медленно поднимались к его густым черным волосам.
Наконец бархатные губы Пантеры нашли ее грудь, обжигая ее своим жаром. Его зубы теребили ее пульсирующий, раздувшийся сосок, а язык омывал его. Вспышки страсти пронизывали ее, заставляя кричать от тоски — почему, она сама не знала. Она ухватила его за голову и прижалась к нему ближе в своем порыве.