Тьма навынос, или До самого конца(СИ) - Керлис Пальмира. Страница 44

– Вечером все расскажешь, – сказал он, словно ставя перед фактом. – Ангела будет занята, поэтому отвезу тебя к себе. Заодно покажу дневник.

Я кивнула и побежала на лекцию, стараясь не думать, хочу ли я к нему ехать. Какая разница? Кто-то должен меня охранять – Лина или Юра, – и от этого никак не отвертеться. Да и что там у него дома может со мной случиться? Все уже случилось.

Новая информация постепенно укладывалась в голове. С одной стороны, я могла понять Таисию: жутко, когда тебя преследует существо из другого мира. Но Эф же милый и пушистый! Спас ей жизнь, подарил второй шанс, а она жаловаться побежала. Удивительно, как он рискнул повторить подобное со мной. Значит, я не такая уж ранимая, раз не впала в истерику и не сошла с ума. Или, может, Лейман прав и просто никакого ума у меня нет? К слову, специалиста по темным энергиям на последних лекциях не было. В общем-то, правильно. Ему в универе находиться опасно, на виду у двух охотников. Хотя Лину я сегодня больше не видела. Если она и присматривала за мной, то тайком. Подумать только… Ее попытка меня убить нашей дружбе не повредила, а стоило мне признаться, что я влюбилась в ее жениха, так отношения резко испортились. Хотя за что Лине на меня злиться? Я же ничего не знала об охотничьих традициях! И не подозревала, что у нее могут быть к кому-то чувства. Но что я вообще знала о подруге? Лина всегда была скрытной, мало говорила о себе. Лишь через полгода знакомства рассказала мне, что ее родители давно погибли в автокатастрофе и она была приемным ребенком в семье. Три года назад семья переехала из Москвы куда-то в глубинку, а Лина осталась и поступила на журфак. В общежитии ей не понравилось, поэтому она снимала ту кошмарную квартирку и жила на некое наследство. Теперь мне кажется, что никакой автокатастрофы не было, а ее приемная семья переехала намного дальше…

Юрина машина оказалась внедорожником, на котором вполне можно было бы и по лесу рассекать. Я села на переднее сиденье и быстро об этом пожалела. Он был так близко, что я чувствовала тепло его тела, взгляды, от которых не спрятаться, видела краем глаза руки, плавно поворачивающие руль. Мгновенно стало жарко, в горле пересохло. Черт! И ехать далеко, по вечерним пробкам. Я зажмурилась и сделала вид, что страшно устала. К счастью, вскоре укачало, удалось задремать.

Дома у Юры я сразу попросила обещанный дневник. Он оставил меня на кухне, с чаем и толстой тетрадкой. Расплывшиеся чернила, забавные рисунки на полях страниц. Белочки, звездочки, сердечки. Почерк у Таи был разборчивым, а вот мысли и события скакали как попало. Еще она любила описывать еду. Хорошо хоть, Юра сделал закладки, иначе можно было бы утонуть в обилии завтраков, обедов и ужинов.

От первой же отмеченной им записи я сгрызла ноготь. Тая описывала, как упала на лестнице, больно ударилась затылком и очутилась… в тесной кладовке. Знакомо! В отличие от меня Тая выглянуть из нее не успела. Услышала «непонятную шелестящую песенку» и очнулась абсолютно целой и невредимой. Вторая, третья и четвертая записи были посвящены Эфу, воронке-порталу и путешествию в мертвый мир. «Чудовище из страшных снов» не оставляло ее в покое. Пятая запись была пронизана тоской и нежностью: ее муж оказался тезкой Юры и, насколько я поняла, чем-то серьезно болел. Значит, в своем видении Тая рвалась за дверь именно к нему… Шестая запись была более радостной, сообщала о выздоровлении любимого и долгожданных объятиях, а также упоминала некое чудо, на которое никто не надеялся. Узнаю вчерашнее видение! А дальше все скатилось в психоделику. В каждой новой записи становилось меньше смысла и больше многоточий. Тая писала о «темной стране», «звуках, которых нет», «двух началах без конца», «чувствах внутри» и о том, что «все стало неправильным» и ей страшно. Предложения обрывались на середине, а порой она забывала, о чем начинала писать, и сбивалась на рецепт очередного пирога. Начинку расписывала особенно тщательно. В конце Тая перешла на картинки: заштрихованные ручкой облачка чередовались с длинными волнами и россыпью маленьких кружочков.

Голова пошла кругом. Понятно, что ничего не понятно… В глубине квартиры раздался шум, после – тонкий жалобный всхлип. Я отложила дневник и выскочила в коридор. Юра был там же. Взглядом указав держаться сзади, приблизился к порогу гостиной. И оторопело замер. Еще бы! На диване сидела бледная Камилла в перепачканной футболке и не художественно разодранных джинсах. Прикрывала рот ладонью и судорожно вдыхала воздух.

– Жить надоело? – отмер он. – А ну назад, бегом.

– Нормально все… – глухо выдавила она. – Где-то час у меня есть… Наверное…

– Никаких «наверное»!

В ответ Камилла снова всхлипнула. Юра взял ее за плечи, поднял с дивана и, глядя в глаза, без намека на жалость выговорил:

– Тебе надо возвращаться как можно скорее. Есть что сказать – говори.

Камилла вывернулась из его рук и прошептала:

– Два года никто не трогал… Лишь фыркали презрительно. А теперь им вздумалось нас забрать… Мама с целой толпой пришла, дом почти с землей сровняли… Наш дом, где мы каждый гвоздик, каждую салфеточку… – Она сдавленно всхлипнула. – И садик… Его-то за что?!

– Отнеслись серьезно наконец-то, – невесело усмехнулся Юра. – Обстоятельства изменились.

Так это из-за меня? Не явись она с подругами за мной в замок, их бы не тронули?!

– Я по пути сумела удрать… каким-то чудом… к порталу…

– И зачем? – ничуть не оценил он. – Уж тебе-то она бы ничего не сделала. А мне бы все равно быстро передали. Или ты умереть ей назло решила?

– Затем, – отрезала Камилла. – Я не позволю ей опять… Лучше умру, чем… чем…

Напор ее решительности иссяк, хлынули слезы. Она забралась на диван, уткнулась носом в свои колени и расплакалась. Юра повернулся ко мне и попросил:

– Посиди с ней. Мне надо кое-кому позвонить.

– Посижу… – Я испуганно покосилась на Камиллу. Та плакала все надрывнее. – А ей можно находиться в нашем мире?

– Нельзя, – хмуро отозвался Юра. – Если энергии жизни нет, пребывание здесь причиняет боль. И с каждой минутой становится хуже.

– Что же делать?..

– За руку подержи, ей будет легче. А я скоро вернусь.

Он решительно вышел из гостиной, я присела рядом с Камиллой, взяла ее за руку, как было велено. Она этого, кажется, и не заметила. Ладонь у нее была холодной и дрожала, на тонком запястье наливался багровый синяк. Никогда больше не буду на свою маму жаловаться… На глаза навернулись слезы, в горле появился комок. Ну вот еще не хватало рыдать на пару в два ручья! Я глубоко подышала, пытаясь успокоиться, расслабиться. Вроде бы получилось. Дыхание выровнялось, слезы отступили. Камилла тоже притихла, но по-прежнему сидела, не поднимая головы. Ее плечи содрогались от беззвучных рыданий, ладонь ставилась все холоднее. Еще немного, и ледышку напоминать начнет…

Минуты текли ужасающе медленно, Юра не возвращался. Тишина погружала в причудливый транс, пульсация в висках глухо отдавала в глубину сознания. Во мне что-то росло, зрело, набирало силу. А потом я почувствовала ее – энергию. Точнее, две энергии. Одна была теплой и светлой. Невероятно легкой, словно ворох искрящихся перышек. Вторая – прохладной, темной. Более застывшей, что ли. Лейман был прав: они действительно разные. Ни за что не спутаешь! Я крепче сжала ладонь Камиллы и ощутила… ничего. Огромное затягивающее ничего, звенящее напряженной пустотой. Это было невыносимо, как бесконечное эхо, отдающее тянущей болью в каждой клеточке тела. Стало жутко, очень. Не знаю, что именно я сделала. Оно будто получилось самой собой. Парящие невесомые сгустки энергии выстроились в золотистую дорожку, жаркую и скользящую. Свет потек обжигающей лавой через мою ладонь – вперед, к цели, к Камилле. Минуя барьеры, заполняя пустоту. Она вздрогнула и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Секунда, вторая, третья. Еще одна. Комната поплыла, накатила дикая, нечеловеческая слабость. Камилла отдернула руку, вскочила с дивана. Выглядела в разы лучше: ни бледности, ни покрасневших глаз, ни гримасы отчаяния на лице. Только изумление.