Портрет моего мужа - Демина Карина. Страница 42

— Интересная вещица, — Кирис плюхнул куртку на стол, прямо поверх бумаг. Впрочем, дома Мар ничего важного не держал. Растянул, прошелся по ней ладонью, собирая грязь. Ладонь же вытер о штору, правда, зря, потому как за последний год висения бархат изрядно набрался пыли.

Было в этом что-то донельзя мелочное.

Но удовольствие доставило.

— Посмотри, — палец Кириса ткнулся в беловатое пятнышко, которое при прикосновении исчезло. — Знаешь… когда мы там были… я точно знал, что не выживем. Даже подумывал твоей супруге шею свернуть.

Прозвучало на редкость двусмысленно.

— Не в том смысле, а чтобы не мучилась… я знал, что щита не хватит, что… у меня уже далеко не те силы, которые раньше. И как только он бы лопнул, я и…

— Рад, что не лопнул.

— А уж я-то как рад, — Кирис потер ладонь о штаны, кожа зудела. И скоро этот характерный зуд расползется по всему телу. К утру на коже появятся волдыри неполученных ожогов, а к обеду лопнут, и лучше бы, чтобы этого никто не видел.

Откат — вещь такая… неприятная.

Мар смотрел выжидающе. И бровь приподнял, выражая недоумение. Пожалуй, стоило бы взять себя в руки, но эхо силы еще гуляло в голове, а огонь, он терпеть не может притворства. И все же Кирис справился с ним.

Вздохнул.

Стиснул пальцы, впиваясь ногтями в раздраженную кожу ладоней.

Надо будет перчатки найти, чтобы не пугать людей.

И сказал:

— Извини, знаю, что ты не при чем, просто… как-то вот… знаешь ли, в полной мере ощутил прелесть жизни.

Мар не без брезгливости коснулся вещицы. Понюхал пальцы. И вновь же их вытер, правда, не о шторы, но белоснежным платком.

— Щит держался… вот веришь?

— Верю. Ты сильный маг.

— Ну да… я потом думал, что, возможно, мы пробыли там не так и долго, что… время ощущается иначе, я это проходил. И на пару минут меня бы хватило, но… потом… я уверен, что мы там были далеко не пару минут. У меня просто-напросто не хватило бы сил.

— И виновата куртка мой жены?

Мар куртку поднял.

Пощупал.

Кожа, определенно, только чем-то обработанная. А вот чем? Поверхность будто лаком покрыта, но каким-то таким, умудрившимся сохранить текучесть. Ни трещин, ни… вердикт Мар вынес быстро:

— Защитное покрытие.

— До этого я и сам додумался. Только какое? Какое, мать его, защитное покрытие будет подпитывать чужие щиты?

Ответ известен. Никакое.

Покрытие — это покрытие и только.

Мар посмотрел этак снисходительно. Ему нравилось быть умнее прочих, даже когда в этом особого смысла не было.

— Покрытие не будет, но вот у Эгле наверняка с собой пара-тройка накопителей имелась. Вот с них и потянул на пределе.

Объяснение звучало вполне правдоподобно. И Кирис поверил бы. Он бы, пожалуй, поверил бы и в изъявление божественной воли, которой он жив остался. Вот только это он.

А Мар…

Откуда такое спокойствие? И главное, равнодушие?

Мар поднялся и велел:

— Иди отдыхай. И завтра тоже. Видеть твою болезную рожу радости никакой, — теперь в его голосе скользнуло раздражение. — В следующий раз постарайся не лезть… куда не просят.

Уже в собственных покоях, где назойливо пахло плесенью, и запах этот держался не первый год, Кирис стянул одежду.

Холодная вода принесла облегчение, правда, ненадолго.

Сила… не желала стабилизироваться. Она, казавшаяся почти исчезнувшей, теперь требовала выхода, поднимаясь к коже, раскаляя ее докрасна. И вода лишь дразнила пламя.

Терпеть.

Он и терпел. Распахнул окна, впуская ледяной воздух. Дышал. И когда все же отпустило — уже под утро — вернулся к куртке.

Кирис очистил ее от грязи.

Повесил на кресло, одно из трех, которые некогда хранились на чердаке, а теперь вот пригодились. И вправду, к чему прислуге новая мебель…

Он развернул кресло.

Бережно разгладил складки, попутно отметив, что кожа, несмотря на отвратительный вид, была на удивление мягкой. А еще сохранила запах.

Тонкий такой аромат…

Это просто откат. Разум слабеет, и голос моря заглушает все. Главное, не слишком вслушиваться, а что чужую куртку он нюхает, так это мелочи…

— Глупый мальчишка, — голос Вельмы донесся издалека. — Разве не знаешь, чем чреваты подобные привязанности? Возьми уже себя в руки.

— Возьму, — пообещал Кирис, прижавшись щекой к коже. Он бы даже закрыл глаза, но тогда была велика вероятность отключиться. А нельзя. Откат еще шел, а силе все равно, в сознании он или нет.

Щиты подняты.

Дом не пострадает. Кирис с большой долей вероятности тоже жив останется, а что выйдет из игры… может, в этом дело?

— Правильно, думай. Думать полезно.

— Ты мертва.

— Когда и кому это мешало? Не забывай дышать.

Он не забывает. Почти.

— Будь осторожен, — присутствие Вельмы становится почти ощутимым. Еще немного, и она коснется обожженной шеи. — Не повторяй моих ошибок…

Сегодня она хотя бы не обвиняла. И ушла быстро, значит, совсем скоро отпустит.

И Кирис, раскрыв ладонь, позволил пламени выплеснуться. Оно кинулось к куртке, обняло ее, чтобы стечь рыжей волной. Зашипел паркет, впрочем, пламя тотчас унялось, послушное воле создателя. Ковер, правда, подпортило.

И паркет.

Стоило бы выйти во двор, но… во время отката думается туго.

Кирис погладил темную кожу, которая ничуть не пострадала, разве что слегка нагрелась и заблестела, будто маслом смазанная. Погладил и прижался щекой. До утра осталось немного, а там… как-нибудь продержится.

Главное, не заорать.

Пламя вздохнуло. И улеглось, будто мягкое прикосновение этой самой кожи и его успокаивало. Хорошо, если так… просто-напросто отлично.

Только Вельма права. Не стоит увлекаться.

Спала я крепко. Вот как добралась до постели, запечатала контур, ибо к приему гостей была категорически не готова, рухнула, закрыла глаза и заснула. Снилась мне Этна и еще рыжий, который что-то выговаривал, при этом донельзя походя на моего старого школьного учителя, уверявшего, будто математика для девиц — наука излишняя. Им достаточно цифры знать и считать до десяти.

Больше десяти яиц в пирог все равно не кладут.

Короче, еще тот идиот был, да… предрекал после мне незавидную участь старой девы. Жаль, не сбылось.

Проснулась я ближе к полудню, и то потому, что Этна разбудила. Она прыгала на подушке и отчаянно посвистывала. В дверь же колотились, и так душевно колотились, что, будь дверь обыкновенной, всенепременно бы вынесли.

— Чего надо? — спросила я, подойдя к двери. Нити сторожевых заклинаний держались, даже стали потолще за ночь. Надо будет еще укрепить, попробовать создать внутренний дочерний контур и стабилизировать перемычками…

— Эгле, открой! — голос Мара я узнала.

— Зачем?

И с трудом удержала зевок. Вот же… а под утро мне снилось что-то донельзя хорошее, то ли сад вишневый, то ли формула вечного двигателя, причем подробная и понятная.

— Мы беспокоимся… — а это эйта Ирма.

— Зря, — я почесала шею.

Вот помыться вчера стоило бы, но сил, чтобы доползти до ванной, у меня не осталось.

— Эгле, с тобой все в порядке?

— В полном.

В животе заурчало.

— Есть хочу.

— Завтрак давно прошел! — вновь влезла Ирма.

— Хотеть есть я от этого факта не перестала.

— Эгле…

— Скажи, что скоро буду, мне переодеться надо.

И ванну принять, смыть с волос гадостный запах гари, который, помнится, обладает редкостной прилипчивостью.

— Значит, не впустишь?

О, Мар, кажется, обиделся. Какие все они нежные.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

Я, между прочим, почти голая — коротенькая рубашонка не в счет. И к приему гостей не расположена. Придут, натопчут, а мне живи.

— Верно, дорогая?

Этна свистнула.

А ведь она вчера запись вела, должна была вести. И тем интересней будет посмотреть, кто это так ненавидит рыжего, что не побоялся руки убийством замарать.

А ведь если бы не я… что случилось бы?