Товарищ Резак (СИ) - Горшенев Герман. Страница 28

В один из дней ко мне в лабораторию зашёл Кот. Он долго ходил между холодильников, рассматривал подвешенных за хвост дохлых птиц, мышей и пучки неведомых трав. Повернулся и вкрадчивым голосом начал.

— Блохастый, у меня к тебе почти личный разговор.

Что-то мудрит котяра. Он обычно сразу начинает с дела, а тут про какие-то разговоры мурлыкает.

— Сразу говорите что надо, товарищ главный конструктор. Вы же знаете, если я смогу, то сделаю.

— Понимаешь, какое дело. В некоторых мирах технология пересадки сознания обкатана до мелочей. Практически все жители получают дополнительные 10–15 лет жизни, но иногда случаются неприятности. Аварии, катастрофы, всё бывает. В этих авариях участвуют и дети. Тогда разум ребёнка пересаживают животным. Не буду о моральных аспектах, но к нам попал такой ребёнок. Они целой семьёй трансплантантов попали. Двое родителей, сестра и но. Все обернулись в заражённых, а он один остался. Чтобы сознание ребенка удержалась, должен быть рост, движение. Здесь мы все молодые и он взрослеть будет слишком медленно и не успеет за развитием сознания. Вариантов других нет, либо он с катушек съедет, либо надо увеличивать массу тела на порядки.

— Это вы про чёрные жемчужины говорите?

— Сейчас не об этом. До того, как родители превратились в заражённых, он их пытался защищать, потом ему пришлось самому спасаться. В этот момент очень большой был стресс и проснулись умения бойца ближнего боя и ещё много чего. Классический вариант стрессового набора. Мы комплектами чёрных жемчужин только массу подтянем, что-бы с головой у него всё было в порядке и всё будет хорошо. Будем из него бойца сильного и могучего выращивать. Он настоящим боевым квазом станет. Если не увеличить массу на порядок, то разум мы не удержим.

— Ну ладно, а я-то здесь при чём?

— При том, что ребёнку нужен воспитатель. Я бы сам взялся, но времени у меня нет и не будет. Ты сам посмотри.

Виляя хвостом, в комнату зашёл щенок-подросток алабая. Это то возраст, когда на морде ещё щенячье выражение, но размер вполне взрослого пса. Знаю я эту породу отлично. Алабай, это всего один окрас у среднеазиатской овчарки, но именно ему приписывают мощь, недоверчивость, решительность и подозрительность. Огромные, у себя на уме псы, всегда будут отличными охранниками для своих.

Котяра лыбился во всю морду.

— Ну как тебе ребёнок?

— Товарищ Кот, я не отказываюсь, но воспитывать бойца я не умею.

— Блохастый, ты не переживай. Кому злить и гонять у нас есть, а вот по-настоящему хитрована воспитать, с этим у нас проблема оказалась, мне самому с ним заниматься некогда.

— А это кто решил, что я хитрована могу воспитать?

— Вообще то все решили. Сразу к тебе и твоей подруге Кошатине отправляют, кого не спрошу. Что-бы удержать сознание, в нём несколько тонн будет и мне нужно, чтобы он смог в любых обстоятельствах выжить, договориться и свои вопросы решить.

Я направился к щенку, который при моём приближении завилял хвостом. Надо потом будет распросить, хвост у него сам виляет или он им управлять научился.

— Ну здравствуй. Сколько тебе лет, как тебя зовут?

— Десять. Альтау, — ответил мне щенок, с сильнейшим акцентом, расплёвывая слюни.

— Вот послушай меня Альтау. С этого момента самое главное, что ты должен понимать, что для всех кроме этого города ты собака. Что бы не случилось, пока ты не узнал всё вокруг, для всех ты собака. В этом мире так надо. Ты позже поймёшь. Ты можешь быть домашней и дрессированный собакой, но только собакой. Это важно. Залог нашего с тобой выживания, потому что такие как мы, для людей прежде всего страх. Они нас могут убить потому-что бояться. Ты же не хочешь что-бы тебе сделали больно?

Щенок в ответ помотал мордой. А я пошёл, и немного порылся на своём складе мусора, вернувшись через пару минут, держа книгу в лапах.

— А давай мы с тобой почитаем? У меня есть книжка «Волшебник Изумрудного города», там как раз про такую как ты говорящую собаку, и про такое как я, говорящее, не пойми чего, есть, наверное.

Глава 12. Танк. Зайка

Около танка стояла молодая, красивая девушка в ночной рубашке, коротенькой, почти ничего не скрывающей и смотрела снизу-вверх на меня, высунувшегося из башни и говорила:

— Товарищ командир, я вам корову привела. Она хорошая, только молока от неё не бывает и бодливая очень, — выпустила изо рта комок слюны, стёкший по её лицу и шее, а за тем обгадилась. Как-то отреагировать на текущие по ногам испражнения и перемазанное слюной лицо она и не подумала. Сделав стеклянное лицо, она продолжила:

— А правда у нас в селе все девушки красивые?

Моё сознание орало: «Эй, боец Красной Армии! Хватит валяться! Это сон! Это очередной дурной сон. Вскакивай, что-то происходит.», а другая половина сознания, как мудрый профессор говорила — «Вот, странная штука эти сны. Раньше, даже когда ты обожженный, обколотый обезболивающим, стонал на койке, и если засыпал, то кошмары тебе никогда не снились. В этом месте, что не прилег, так тебе что-то такое приснится, что пару седых волос в голову сразу добавляй».

Я вскочил рывком. Выглянул в командирскую башенку. Огромная тварь, почтит размером с мою Зайку, принюхиваясь и ходила вокруг танка. Я таких огромных раньше не видел. Она рванулась и стукнула лапами с огромными когтями по корпусу. Покрытая панцирями черепах и с громадной пастью, как сказочный дракон, ещё раз грохнула в борт, пробуя корпус на прочность и начала пятиться что-бы набрать разгон для удара. Руки уже крутили поворотный механизм башни, а в стволе ещё со вчерашнего дня был бронебойный.

Что сейчас происходило, было совсем непонятно. Меня учили, что бога нет и это пережитки, что это попы придумали, но за время службы я не раз убедился в обратном, а то, что сейчас я видел, через щели командирской башенки, это меня окончательно убедило, что что-то есть, что не скажу, но вот это огромное, размером с мою Зайку, пришло по мою душу. Уродливая туша отошла подольше, сделала полный круг вокруг танка. Руки крутили рычаги поворотного механизма башни. Он должен был быть дублирующий, но штатного, на электромоторах и не ставили. Многие танки шли на фронт даже не крашенными. А зачем? Неделя, максимум две боёв и танк, за частую с экипажем, уходил в безвозвратные потери.

Чудовище, сделав полный круг, бросилось на танк, рванувшись с места, а я нажал на спуск. Болванка, вырвавшись из ствола, ударила в упор, а тело твари ударило по корпусу машины. Из всего экипажа я остался один, и приходилось выполнять сразу все работы, не имея возможности выкинуть трупы, тех, кого только что убил, те, кто были моими друзьями, товарищами, семьёй. Обычный бронебойный, какой-то новый, говорят в него что-то добавляли, или как-то закаливали, но он не раскалывался об броню новых немецких четвёрок, а пробивал их насквозь. С пятисот метров разрывал огромные дыры, зажигая бензиновые двигатели и разрывая на куски членов экипажа.

Огромная туша ударила в борт и как в салочках перелетела на ту сторону Зайки. Удар по корпусу был такой, что танк задрал в воздух одну сторону, высоко подняв гусеницу над землёй. По борту глухо стучали когтями и лапами с другой сторны. Летели через машину комья земли размером с лошадиную голову и вывороченные с корнем молодые деревца. Чудовище билось в агонии. От удара моя Зайка, моя родимая тридцать четвёрка, наклонилось градусов на сорок, подняв в воздух один из траков. Немного повисев на одной гусенице и поразмышляв, опрокидываться ей или нет, решила снова стать на траки. Удар! Зайка снова стала на землю. Я свалился с командирского сидения вниз на трупы моих товарищей, которых собственноручно пристрелил меньше суток назад.

Заячка, моя родимая Зайка опять оберегала меня. Нас учили, что бога нет. Теперь я думаю, что их много и меня своими промасленными, мозолистыми ладонями опять прикрывал мой танковый бог, великий покровитель танкистов, которые отдали душу служению бронированным машинам и до последнего вздоха были верны своему призванию.